Unknown - KRISHNA

Как-то император Павел, получивший донос о заговоре, внезапно спросил графа Палена, известно ли ему о заговоре против императора? На что Пален ответил, что не только известно, но он его и возглавляет... Ведь это наилучший способ держать в своих руках все нити. А лучший способ отвести от себе подозрения - это искать заговор самому.. Нет! Бортнику еще рано полностью доверять. Время покажет!

А вечером у них будет культурная программа - вот уже 3-я свадьба в их маленьком мирке. Жених - завидный даже по меркам до-бедовго времени: профессор, еще не старый, с работой и уважением. Хоть и безногий. А невесте - шестнадцать с хвостиком, Настя Кипа. Хорошая девочка. Хоть лицом и не красавица, но и не квазимодо, а все остальное очень и очень даже ничего. И сразу видать умненькая - не сверстника стала окучивать, а доктора... А может у них любовь? Может, может... Для ребенка это даже лучше, быть зачатым в любви или хотя бы влюбленности. А то, что ребенок от него, даже доктор не сомневается, - кобель старый (женщина снисходительно щурится). Доктор у них получил по-сути вторую молодость. Его крик о том, что он действительно хочет 'ЖИТЬ' не был комедией или желанием просто существовать. Он действительно пахал и жил так, как будто этот день и ночь для него последние: днем - обучая девочек или врачуя их пока еще не хитрые болячки, а ночью, - а ночью он тоже 'работал', да так, что скрип кровати был слышен даже в коридоре. Она даже всерьез начинала опасаться за то, насколько хватит ее Парацельса - судя по интенсивности той общественной и личной жизни, которую он вел, доктор точно решил не дожидаться внуков.

И все-таки - что ее так гнетет!? Словно ожидание дождя в душный знойный день. А дождя все нет и нет. Она чего-то ожидала, и сама не знала чего. Странные и необъяснимые несчастные случаи и происшествия за последние три недели, странное поведение Кравчего, который выходом находил их добровольную эвакуацию под его крыло, мягко намекая, что им у него будет куда как лучше и безопаснее, - все это складывалось в мозаику, которой не хватало лишь нескольких пазлов.

Бортник с ребятами вернулись даже раньше срока - в полпятого, и она позволила себе немного расслабиться, заснув в своем кресле. Но и сон был нехорошим - тяжким, муторным, липким как прокисший кисель.

Ее отпустило только через час, когда начальник патруля постучался в дверь кабинета, и вырвал ее из цепкого захвата этого не доброго сна словами - 'Катерина Тимофеевна, у нас гости. Не наши.'

Рядом стоял Игорь, и лицо его не отражало ничего хорошего.

Часть вторая 'Заговор обреченных' - 20 июня 2007г. - 3 месяца с момента Катастрофы.

"Пурпур власти есть лучший саван"! - Эти слова принадлежат Императрице Византии - Феодоре, когда, во время мятежа "Ника" она отказывалась от бегства.

Сидящая за столом уставшая женщина - отнюдь не императрица. Но уйти отсюда, 'сдаться' военным Кравчего, эвакуировать все свое хозяйство, детей, сотрудников?! Быть центром маленькой Вселенной, императрицей и 'великой кормчей', а стать... А кем она там вообще будет? - Старшим воспитателем или младшим психологом? Увольте! Сейчас в ее руке лежит маленькая Beretta - 'приданое' за одного неплохого мальчишку подобранного ею на дороге в самые первые дни.

Воспоминания - странная вещь. Когда-то мамин дедушка, попавший в 1941г. 17-летним пацаном в плен, рассказывал им с Тошей, как перед самой сдачей, находясь в страшном ' Вяземском' котле, видел, как некоторые командиры частей брели неспешно и устало прочь от солдат - в ближайший кустарник, лесок, или к стогу сена. А вскоре оттуда раздавался сухой пистолетный выстрел. Раньше она этого не понимала. - Зачем!?- Ведь потом будет мир, во всем могут разобраться, и что окружение было не по их вине, и что в плену вели себя достойно. Зачем убивать себя? А дедушка пытался им все что-то объяснить. Ведь он была там, он все видел, и поэтому понимал состояние тех офицеров лучше своей правнучки.

Но это было лет двадцать назад, в другое время и в другом месте. А сейчас, она, наверное, понимала тех офицеров лучше своего прадеда, потому что чувствовала примерно тоже, что чувствовали они, перед тем как лечь виском на дуло.

Они должны капитулировать. Выехать, вывезти имущество, пойти на поклон к Кравчему, который его с благодарностью примет, к человеку, который уже многое понял, и не будет рассматривать 15-16 летних мальчиков, да и девочек тоже, как обузу, а скорее наоборот - как подарок судьбы. И оставить ЭТИМ все то, что они создавали - законсервированную технику, ангары, каркас для теплиц, запасы продуктов, а главное - ожидания, мечты и надежды. Судьба и везение не дали ей ни шанса, ни полшанса.

Этот разговор 'по - душам', как обозначил его представитель 'Выживальщиков' Гурген Равильевич - поставил все на свои места. Стали понятны и странные несчастные случаи последнего времени, и странная, - а как оказалось - предупредительная, стрельба из снайперки на шоссе, и то, как быстро ее сдал Кравчий, а вернее, почему так быстро сдал. Все на поверхности:

- выживальщикам нужно ее место, а Кравчему нужны ее ребята и ее девочки;

- выживальщикам не нужно, что бы им стреляли в спину выжившие или обиженные, а Кравчий - лучшая гарантия, что согнанные с места 'педагоги', как их окрестили местные, будут правильно себя вести.

И главный итог - команданте Кравчий, этот жирный боров, с его истинно хохляцким пофигизмом и невмешательством, получает почти сотню будущих 'штыков' в лице ее воспитанников, кучу девочек, которые вот-вот войдут в 'брачный' возраст или уже вошли, а еще и благодарного союзника в лице компании 'сюрвайверов'. А всего-то надо - не вмешиваться!

Ну а сюрвайверы - получают их Дом, и дело остается за малым: сделать так, что б они свалили - сами и добровольно. А если нет, то действия выживальщиков будут куда более жесткими и решительными, и кровь будет уже на ее руках.

Их тут около 250 человек: детей, специалистов, оставшийся персонал, несколько 'пожарных'. Но если предложить им выбор - идти под защиту Кравчего, в его рай вечной (ой, вечной ли!?) тушенки, крупы и концентратов, или попробовать оказать сопротивление врагу, расположение которого они даже не знают?! Младшие будут однозначно - За! Но за 'пожарными', 'первозванными' и 'спецами' будет последнее слово. И они однозначно будут против неоправданных поступков. - Зачем рисковать жизнью своей, и детей, если лучше и безопаснее отступить?

Ну а кто не поедет к Кравчему в любом случае? - Наверное, она,- пальцы ложатся на маленькую 'берету'. Да еще Бортник, ее однорукий 'чекист' - консультант по вопросам безопасности. С его слов, у Кравчего, во время еще их первого визита, он встретил как минимум с десяток человек, которых он умолял в первый день Беды поберечь хотя бы семьи, а в ответ слышал обвинения в паранойе. Как он потом сам сформулировал: если ты переходишь через реку, а сосед по лестничной клетке, оказавшийся рядом, - говорит 'не ходи, лед тонок'. А ты идешь, проваливаешься, и топишь жену, мать, детей, родителей. Затем, выходишь и видишь человека, который тебя предупреждал, - разве простишь ты ему то, что он предупреждал тебя всего 2 минуты, а не 10-15 минут или все полчаса? Да, к Кравчему и он не поедет - там ему не жить, а с одной рукой - долго он сейчас не протянет... Хмурые у него перспективы. Рука ее чертит две фигурки - мальчик и девочка взялись за руки: это она и Бортник, люди которые останутся тут до конца.

Стук в дверь.

- Войдите! ( '...а пистолет мы пока в стол положим...' - шепчет она про себя)

Это - Женя, худой, смущенный и бледный. Хотя нет, ее Женя был не просто бледным, а очень бледным. Они теперь все для нее 'ее'. Свою роль, как часть их тихого договора у дороги, он уже давно сыграл, и сам знает это. Бортник же будет приятно удивлен, узнав о 'троянском коне'.

Мужчина начинает с места в карьер:

- Я попрощаться зашел.

- Так мы еще не уезжаем. Пока еще мало кто знает, но думаю, что дня через три-четыре, никак не раньше - начнем.

- Я знаю. Но, доктор сказал, что у меня есть еще максимум 3-4 недели. Никак не больше. Морфин уже почти не помогает...

- Увеличить дозу? Если что - запасы есть.

- А смысл? Уже увеличивали, и не раз.

- Женечка, милый мой, но что я могу сделать для тебя - ты говори, и я сделаю... - Ей вдруг до боли становится жалко этого человечка - такого худого и нескладного. Вспомнила, как увидела его в первый раз - со слингом, мешком, полным памперсов, детского питания и морфия. Будто бы бледная смерть несла на своих тощих костлявых руках спящую розовощекую жизнь.

- Вы знаете.

- Знаю. Нет, скорее догадываюсь. Но хочу, что бы это сказал ты сам - лично и вслух.

- Завтра я умру. Сам умру. Просто возьму и... вы же понимаете. Не держите меня, пожалуйста. И не обижайтесь. Мне очень больно, а еще я очень сильно устал. Неделей раньше - неделей позже. Какая Вам разница?

- Понимаю. Держать не буду. О твоей лапочке я позабочусь, или Маша. Как карта ляжет, кому из нас двоих о ней заботится.. Я..В общем, Женечка, ты за нее не волнуйся.