Двор. Баян и яблоко - Анна Александровна Караваева

себе счастливо, по-человечески… вот тебе и выход, вот чего я тебе и желаю.

— Ты… ты… мне… А я-то тебя как! Да как же это… да с чего же это ты?.. — растерянно залепетала Марина, и слезы, обильные, жаркие, вдруг хлынули из ее глаз.

— Ох, чудная ты, — улыбнулась домовница и, протянув руку через плетень, положила ее на плечо Марины. — С чего, ты спрашиваешь? Да просто по справедливости так нужно сделать.

— По справедливости… — повторила Марина и теперь наконец поверила.

Кто бы посмотрел сейчас на них, диковинную картину увидел: стояли две женщины, бывшая хозяйка двора и входящая туда хозяйкой, стояли тесно, плечо к плечу, и разговаривали как сестры.

— Надо корову тебе обязательно дать, Марина, потом свинушек пару на разводку.

— Господи… вот бы счастье-то!

— Кур штук пяток отберу тебе, одну кохинхинской породы, недавно в городе я их пару купила, яйца у ней, знаешь, с яблоко хорошее. Петушонок есть, правда еще молоденький, но задористый…

Все легче и легче становилось домовнице.

— Семян огородных потом тебе дам — хочешь? Верные семена, всхожесть замечательная…

— Родненькая ты моя-а! — заливалась счастливыми слезами Марина. — Ты для меня вон как стараешься. Прости ты меня…

— Ну, ну, ладно, — остановила ее Липа, потом строго нахмурилась и добавила: — Ты меня тоже прости — мне бы надо давно о твоем житье подумать, а я…

Марина прервала, изумляясь до стыда:

— Да брось ты… что ты-ы? Да ведь ты меня к жизни ворочаешь… Скажи кому — не поверят!

— А ты пока и не говори никому, не разбалтывай, — серьезно посоветовала домовница. — Я тебе свои намерения раскрыла и буду за них стоять. Думаю, что все-таки Баюков согласится. Я ему докажу, буду стоять на своем.

— Он согласится, — с беззлобной уверенностью сказала Марина, — он ведь тебя любит… И-и, не отпирайся, девушка.

— Я не отпираюсь — может быть, это и так, но только… без совести и с любовью радости настоящей в жизни у меня не будет.

Так и условились, что Липа начнет настаивать на своем, а Марина должна пока помолчать.

— Тем лучше выйдет! — уверяла Липа. — Сразу корзунинскую жадность да злобу перед всем народом посрамим. А сначала я должна обо всем договориться с Баюковым. И договорюсь!

Будто не замечая, какое сейчас у Степана лицо, Липа начала рассказывать о встрече с Мариной в огороде и о своем решении вмешаться в ее судьбу и помочь ей.

— Да, да… помочь ей надо, — сразу же поддакнул Степан.

— Вот ка-ак! — радостно встрепенулась Липа и, забывшись, даже обратилась к нему на «ты»: — Значит, ты понял, сочувствуешь?

— Понял, Липушка, — ласково ответил он и, смело взяв ее за руку, нежно пожал девичьи пальцы. — Важный разговор у меня с народом был.

Баюков рассказал и о том, какие после этого разговора появились у него мысли и в каком настроении возвращался он домой.

— Так что теперь, Липушка, все пойдет по-другому.

— Вот и хорошо! — просияла Липа и впервые крепко пожала ему руку. — Ну, слушай дальше.

Оба посмотрели друг на друга счастливыми глазами. Липа продолжала свой рассказ о том, что она на свой страх и риск пообещала дать Марине. В ответ на упоминание о курах, поросенке, огородных семенах и прочем Степан согласно кивал и даже кое-что еще добавил от себя. Но когда Липа упомянула о корове, он беспокойно вздрогнул и прервал:

— Погоди… то есть как это… дать Марине корову?.. Топтуху, питомку мою?

— Зачем Топтуху? — выдерживая его встревоженный взгляд, спокойно ответила Липа. — Топтуху можно оставить дома, а Марине другую корову купить.

— Другую корову… — повторил он и задохнулся от внезапного прилива тревоги. — Да ведь что это значит — корову купить? Что я, капиталист, кулак какой… что, у меня деньги пачками лежат под половицей? Вы же знаете, я человек небогатый…

— Верно, а хозяйство все-таки исправное, — возразила домовница, смотря на него прямым и строгим взглядом. — Чтобы корову купить, деньги все же наскрести можно.

— Это откуда же? — спросил Баюков задрожавшим голосом. — Какие же это запасы вдруг у меня во дворе обнаружились?

— Есть запасы, — произнесла Липа твердо, и голубые глаза ее глянули на него опять так строго, что ему оставалось только помолчать.

А она, неторопливо загибая пальцы, перечисляла, что можно сейчас продать, чтобы «наскрести денег Марине на корову».

— Если на дворе три свиньи, так две вполне можно продать… свиньи породистые, хорошо упитанные…

— Да ведь, вспомни, только к зиме я их хотел в оборот пустить… ведь тогда продать можно будет куда выгоднее…

— Причем тут вы-го-да, — презрительно отчеканивая слова, прервала домовница, — если дело идет о судьбе человека.

— Какого человека-то! — вскинулся было Баюков, но девушка опять так глянула на него, что он осекся, как виноватый.

— Я еще не все сказала, Степан Андреич. Ведь ты отлично знаешь, что без скотины Платон и Марина хозяйствовать не начнут. Да не худо бы… еще и жеребенка Марине дать…

— Еще и жеребенка?!

Баюков с размаху сел на стул. Он отчаянно взмахнул руками, точно готовился к защите, — наступление на его двор шло теперь с иной стороны. На него наступала Липа, которая внесла в его двор такое невиданное тепло, которая вошла в его сердце, вросла там крепко, как свежие корни в плодородной земле. И она же разрушала его планы, шла на него походом. Хотелось обхватить ее руками, как березку, прижать к себе, согнуть, покорить: думай же по-моему! Но она сейчас была опять так недоступна, что у Баюкова недоставало бы смелости даже подойти к ней ближе.

— Круто… ох, как круто решаешь ты все, Липа! — только нашелся он сказать и тяжело вздохнул.

— А вот так по справедливости и приходится поступать!

— Но ведь о себе забывать тебе совсем не следовало бы!.. Ведь ты сейчас и от себя отрываешь! Подумай, Липа, голубушка: точно вот нарочно ты все это разворачиваешь?.. И уж до того готова другому помочь, что свое же будущее добро разоряешь? Ведь ты… согласна ведь ты за меня идти? Да?.. Ты ведь уже как бы хозяйка над всем этим, что есть в этом дворе… Ты же знаешь, что я только и жду, чтобы передряга эта наконец кончилась… и чтобы мне любить тебя, Липушка, милая ты моя!

Он было опять осмелел и протянул к ней руки. На миг лицо ее порозовело, взгляд смягчился; но, словно все еще борясь с ним и с собой, Липа отошла в сторону и прислонилась к двери, снова непримиримая и строгая.

— Ты все еще не хочешь понять, — заговорила она неровным от