Верная неверная - Владимир Колычев

Из дерьма пулю не слепишь, а из резины запросто. Одному здоровяку Клим выстрелил в грудь, другому в голову, и все хорошо, оба живы. Правда, от удара в грудь у мужика остановилось сердце, хорошо, что Клим вовремя это понял, а запускать живой мотор он умел. Причем с одного удара. А второму бойцу даже мозги не отшибло. И не совсем понятно, то ли голова у него слишком крепкая, то ли мозги величиной с грецкий орех, да еще в защитной кожуре…

И с Тихоном все в порядке. Морально обделался мужик, а так ничего, жив-здоров и кровью не харкает.

Данила уже в пути, Юля с ним, скоро она будет на месте. Возникает вопрос: что делать с пленниками?

— Сейчас Юля подъедет, — сказал Клим, направив на Тихона взгляд, утяжеленный непробиваемой уверенностью в своих силах. — Она мне все скажет. Если ты ее обидел, я тебя убью.

— Да нет, не обижал я ее, — мотнул головой мужик.

Плохо ему, страшно. С одной стороны от него лес шумит, с другой камыши над рекой потрескивают. Из людей только враги — Клим и Юра Битюк. У одного в руке обрез, у другого топор. А из камышей камень выглядывает, положить на него голову, махнуть топором, и все… Страшно Тихону.

— Не надо мне ничего говорить. Юля все скажет.

На поясе запиликала «Моторолла».

— Мы подъехали. Все путем? — спросил Данила.

— Ждем.

Машина не могла подъехать к месту, поэтому через подлесок у дороги Юле пришлось пройти пешком. Клим увидел ее и вдруг почувствовал себя на месте парня, которому в грудь угодила резиновая пуля. Сердце замерло и сжалось, кровь остановилась.

Юля заметила его, улыбнулась, помахала рукой, ускорила шаг. Сердце ухнуло в груди, бешено забилось, кровь забурлила в жилах, перед глазами замелькали желтые мушки.

Юля вдруг сбавила ход, сошла с лица, улыбка погасла. Спохватилась она, поняла, как сильно виновата перед Климом.

Она остановилась, не решаясь идти дальше, но Клим сам подошел к ней.

— Ну, здравствуй, жена.

Она вдруг подалась вперед, как будто падала, с опущенными вниз руками ткнулась лбом в его грудь и в этом положении замерла.

— Блудная жена, — пробормотала она.

— Блудная, — не стал отрицать он.

— Ты меня простишь?

— Уже простил.

Юля положила руки ему на плечи, оттолкнулась, отступила на шаг и с недоумением посмотрела в глаза.

— Простил?

— Не мог не простить.

— Простил и вернул?

— А это от тебя зависит, — пожал плечами Клим.

— Посадишь меня под замок, а там будет видно, да? Если сбегу, то ловить не станешь, да?

— Не стану.

— Может, зря ты так? Может, надо ловить?

— Как скажешь.

— Ты такой!.. — Она снова уперлась лбом в его грудь.

И на этот раз обвила руками его шею. Тихон сидел в траве со связанными руками, Клим заметил, с каким недоумением он смотрел на Юлю. Он не мог поверить, что красавица может обнимать чудовище.

— Тихон тебя обижал? — спросил Клим.

— Нет, — мотнула она головой.

— Совсем?

— Он, конечно, сволочь… Но он меня спас. От своих отморозков… Где он?

Юля встрепенулась, отстранилась от Клима, глянула на Тихона.

— Ты его убьешь?

— Не знаю.

— Не бери грех на душу.

Клим кивнул, повернулся к Юле спиной, подошел к Тихону:

— Я тебя отпущу. А завтра ты поедешь меня искать.

— Куда? На тот свет? — скривил губы Тихон.

Он давно уже понял, что Клим взял его на черную шутку юмора. Понимал он все и осуждал себя за то, что повелся. И, возможно, уже строил планы, как отомстить…

— Меня туда обратно не берут. Землю, говорят, пахать некому. Обленился народ, за легкими деньгами бегает. И ты бегай. За легкими деньгами. Но не по моей тяжелой земле. В следующий раз разговора не будет, сразу пойдешь на удобрение. Хлеб на тебе расти будет. Хоть какую-то пользу людям принесешь.

— Видать, хороший ты работяга, Клим, — усмехнулся Тихон. — И пахать умеешь, и грузить… Проваливай, не трону я тебя… И Юлю свою забирай.

— Я тебя предупредил.

Клим достал нож, выщелкнул лезвие и перерезал веревки. И спину ему подставил, уходя. Пусть бьет, если ума нет. Здесь и останется.

Но Тихон в спину не ударил. Значит, ум есть. Возможно, бояться его не стоит. И все равно нужно держать ушки на макушке.

Клим казался бездушной глыбой, хотя бы разок улыбнулся, хотя бы взглядом приласкал. Сидит с непроницаемым лицом, смотрит в пустоту. Но все равно рядом с ним тепло и уютно. Но, главное, его присутствие создает чувство защищенности. С ним — как в четырех каменных стенах под железной крышей. И никакой Кожаров не страшен. Но ведь он сам мог оказаться в четырех стенах — с чугунной дверью и решеткой.

— Ты правда кого-то убил? — прижимаясь к мужу, спросила Юля.

Машину трясло на ухабах, от этого она терлась о Клима, но это ее ничуть не смущало. И не было чувства, что она изменяет Диме. Да и как оно могло возникнуть, если рядом не любовник, а муж?

— Нет, все живы.

— Но Кожарова ты напугал.

— Если человек по своей природе трус, его напугать нетрудно.

— Он богатый, у него охрана…

— Если очень захотеть, никакая охрана не поможет, — не глядя на Юлю, монотонно проговорил Клим.

— Ты мог его убить?

— Да.

— Из-за меня?

— Из-за тебя.

— А если я на него пожалуюсь, ты его убьешь?

Клим промолчал.

— А если он меня обидел?

— Ты сбежала от меня осенью, а уже весна.

— Меня никто за это время не обидел. Даже Кожаров… Ты это хочешь знать?

Клим не ответил, но его волнение передавалось и через молчание. Она работала моделью, ее топлесс украшал глянцевые журналы. А логика проста — там, где обнаженка, там разврат. Клима в обратном не убедить. И еще Юля была с Димой. Он-то, конечно, ее не обижал, но она спала с ним. Как можно было в том сомневаться?

А где сейчас этот Дима? Почему его нет? Почему не он ее спас, а Клим?..

— Как ты узнал, что меня нужно спасать? — спросила она.

— Узнал.

— Как?

— Дима сказал.

— Дима?

— Он сказал, как Тихона найти.

— А где он сейчас?

— Уехал.

— Почему?

— Я сказал. И без него справились.

— Значит, он тоже меня спасал?

Какое-то время Клим молчал, но в конце концов все-таки выжал из себя:

— Ты можешь вернуться к нему.

— К Диме?.. Ты разрешаешь? — встрепенулась она.

Клим ничего не сказал, лишь заморгал, как это бывает, когда в глаз попадает песок.

— Он же со своей этой… — вспомнила Юля.

— Ты свободна, — выдавил он.

— И вообще, ты мой муж… — спохватилась она.

Клим рисковал своей жизнью, спасая ее. Он и сейчас рискует. Нет, не может она от него уйти. К тому же она соскучилась по нему. Любви, может, и нет, но соскучилась она по нему очень-очень.

Юля забралась к нему на колени, обвила руками за шею и прижалась крепко-крепко, до дрожи в теле.

— Если ты меня простил, никуда я от тебя не уйду, — прошептала она.

— Простил, — кивнул он.

— Тогда не гони меня, понял?

— Понял.

— Как там Мишка?

И по сыну она ужасно соскучилась. Так хотелось поскорее обнять его, прижать к своему сердцу… Нет, не хочет она к Диме. Все, хватит с нее приключений. Домой — к сыну, к мужу, к семье.

Бочар осушил ноль-семь водки, только тогда у него успокоилась голова. Только тогда он повеселел. Но Тихон не строил иллюзий о его состоянии. Шишка у него над левым виском, это не страшно. А если там еще и внутренняя гематома? Крылю попроще, у него всего лишь синяк на грудине, и боль отступила без всякой водки.

— Завтра в больницу поедешь, — сказал Тихон. — Может, у тебя в башке шишак. Лопнет, и конец.

Бочар кивнул и потянулся к бутылке.

— Хватит! — осадил его Тихон.

Ему пьяные телохранители не нужны. Тем более такие, которые и трезвыми-то не смогли справиться с дикими уродами.

В комнату зашел Крыль:

— Там Кожаров подъехал.

— Бляха-муха-цокотуха.

Только Кожарова здесь не хватало.

Тихон лично встретил гостя, проводил его в дом, усадил, поставил на стол бутылку скотча.

— По пять капель?

— Да я уже пил сегодня, — криво усмехнулся Кожаров. — С Юлей. По усам текло, а в рот не попало. А я надеялся!

— Деньги я тебе верну.

— Да при чем здесь деньги?.. Как так вышло, что Юля ушла?

Тихон пожал плечами. Он уже битый час ломал голову над этим вопросом.

— По ходу, этот Клим гипнозом владеет. Взгляд у него… И пацанов моих пострелял…

— И в Афгане снайпером был. И друзья у него киллеры, — передразнил его Саша.

— Не говорил он мне про киллеров…

— Юля сказала. — Кожаров схватил бутылку, отвинтил пробку, наполовину наполнил стакан. И махом выпил.

— Сказать все, что угодно, можно, — в раздумье покачал головой Тихон.