Чехов и Лика Мизинова - Элла Матонина

свою жизнь? Это была какая-то надрывная, мистическая ночь, после которой Санин решил окончательно связать свою судьбу с Назимовой.

Он знал, что эта связь не нравится ни его сестре, ни матери, которые называли Аллу распущенной, грубо чувственной и вульгарной. Но сам Санин видел в Назимовой другое: сильного человека, который, несмотря ни на что, хочет, как и он сам, посвятить свою жизнь искусству. И на следующий же день он твердо заявил сестре, что полон решимости жениться на Назимовой. В каком-то истерическом потрясении он работал не покладая рук, пока Немирович-Данченко случайно не обмолвился, что его ученица Алла Назимова уехала в Бобруйский театр по его рекомендации. Как? Не сказав Саше ни слова? «Как она могла так поступить со мною после той ночи, которая так сроднила нас обоих?» – думал Санин, бегая из угла в угол. Он написал ей письмо в Бобруйск, но оно так и осталось без ответа. Катя торжествовала: сама судьба уберегла брата от этой ужасной особы. А Санина долго не оставлял вопрос: почему? Потом, как ему казалось, он нашел ответ: Назимовой в ее тогдашнем положении нужен был надежный человек, при деньгах, а не помощник режиссера, который даже на сносную роль в спектакле не может ей протежировать.

Спустя тридцать пять с лишним лет он другого, более лицеприятного для себя ответа на тот вопрос придумать не мог. Сейчас у него появилась возможность утвердиться в своей правоте. А зачем, собственно?

* * *

Лидии Стахиевне Назимова понравилась подкупающей простотой и непринужденностью в поведении, в манере вести разговор. В свои пятьдесят лет она выглядела моложавой и очень милой. И все это от уверенности в себе, в своем таланте. «Я растеряла себя, – думала Лидия Стахиевна. – А Назимова выстояла в своем желании стать актрисой», Подумать только, статистка, которую, как и ее саму, практически выгнали из Художественного театра, стала знаменитой американской актрисой! А Санин-то, Санин! Как воодушевился неожиданным свиданием! Действительно, он еще молод, если может так волноваться, встретив бывшую любовь. Ей этого не дано. Давно ушли из жизни почти все ее поклонники. Первым – Исаак Левитан, потом Антон Павлович, потом, совсем недавно, в 1929-м – Игнатий Потапенко отправился на «свидание» с их маленькой умершей дочерью Христиной. Вот еще жив, слава богу, Шаляпин, но он сейчас необычайно далек от нее. Сама же она засиделась на белом свете лишь благодаря Санину, его любви, признательности и заботе.

Нет, Санина она никогда не ревновала. Ни к его прошлому, ни к настоящему. Хотя он как-то и бахвалился – стоило, дескать, жениться, как его тут же стали замечать женщины. До нее доходили слухи, что еще там, в Москве, в него неоднократно влюблялись молоденькие актрисы, случалось такое и здесь, за границей. Но она знала мужа: теперь для него существовала лишь одна женщина, женщина-друг, женщина-бог. «И как же нелегко порой нести эту ношу, соответствовать его любви!» – подумала она и покрепче прижалась к мужу.

Корабль набирал ход, рассекая волны и темноту…

Алла Назимова

Атлантический океан, эта привольно разметнувшаяся между двумя континентами «орясина», здорово дал о себе знать: могучий корабль качало немилосердно. Выходить на палубу уже никому не хотелось. Сотни пассажиров, и среди них Лидия Стахиевна, обреченно лежали в постелях, с отвращением думая о любой еде. Санину же было совестно: он чувствовал себя вполне сносно, даже пытался шутить:

– Все дело в том, Лидюша, что ты – высокая и красивая, а я – широк и приземист. Центр тяжести у меня ближе к ногам, вот и раскачивает меня меньше.

На самом деле еще во время плавания в Аргентину один морской волк открыл Санину средство против качки – она не трогает тех, кто ее не боится и живет своим обычным распорядком. А значит, нужно работать, заниматься физическими упражнениями, увлечься хотя бы детективом и позабыть обо всем, в том числе и о расшалившейся стихии. И организм в большинстве случаев перестает реагировать на изнурительное раскачивание. Проснувшись рано утром, Санин, преодолев отвращение к каким-либо действиям, переоделся и спустился в гимнастический зал. Пробежка по периметру никакого удовольствия ему не доставила, но затем он нашел партнера по настольному теннису. Мячик делал невероятные сальто-мортале, прежде чем коснуться стола, но к этому в конце концов игроки привыкли и позабыли о качке.

Два дня, пока не утих ветер, он ходил в ресторан один. Нельзя сказать, чтобы зал пустовал, сидели американцы – а их можно было легко отличить от французов и других европейцев по развязной манере держаться и по тому количеству спиртного, которое они вливали в себя.

– В Америке сухой закон, месье, – объяснил официант Санину. – Вот люди и расслабляются на корабле. Иные богачи только ради доброй выпивки и отправляются в путешествие.

Санин приносил из ресторана разные вкусности для Лидюши, но даже к сладостям, к которым она по-прежнему питала слабость, жена не притрагивалась. Его советы преодолеть себя и подняться с постели, чтобы выйти, глотнуть свежего океанского воздуха и прогуляться, она не воспринимала. Преодолевать себя она не умела и не желала, Санину это было известно лучше, чем кому-либо другому на свете.

Нет худа без добра: Лидюша ночью стала меньше кашлять. Когда наутро третьего дня Санин проснулся после безмятежного сна и увидел, что Лидюша в ванне, у него возникло легкое подозрение, что океан наконец-то успокоился.

Она собиралась в парикмахерский салон, одевалась тщательно, как будто в гости: расчесала и подобрала по-прежнему густые волосы, уложив их на затылке, забраковала, отложив в сторону, платье, вместо него надела серую юбку, заранее отглаженную, блузку с маленьким стоячим воротничком и трикотажный жакет. Из двух пар одинаковой модели, но разноцветных туфель на низком каблуке выбрала светлые. Санин в халате лежал на кровати поверх покрывала, прикрыв им голые ноги.

– Саша, – обратилась она к мужу, – чтобы не скучать одному, созвонись «со своей Назимовой».

Никакой подковырки в ее словах Санин не почувствовал. Однако Лидюша на сей раз не угадала. Интерес к разговору с американкой у Санина почему-то не то чтобы совсем пропал, но значительно угас. Теперь им двигало скорее любопытство, нежели внутренняя потребность.

– Дорога длинная, еще успеется, – сказал Санин, размышляя о том, почему, собственно, так вышло.

Уже в дверях Лидия Стахиевна остановилась, повернулась к мужу:

– Сашуня, милый, не забудь, пожалуйста, две вещи. Во-первых, ты идешь на свидание с дамой. Во-вторых, мы едем первым классом, что требует определенного лоска. Надень костюм, который мы купили для Нью-Йорка, не забыв правильно застегнуть пуговицы…