Настоящая любовь и прочее вранье - Уитни Гаскелл

Свидание с Занятным Гэри было назначено на следующую пятницу. Я, разумеется, ничего не сказала Джеку, хотя мы разговаривали в четверг. Правда, упомянула, что завтра вечером меня не будет дома в то время, когда он обычно звонит, потому что я собираюсь на вечеринку к друзьям. Было немного стыдно, хотя, нужно признать, при наличии некоторой практики ложь дается легче. На душе стало еще противнее, когда он попросил позвонить, если я вернусь не слишком поздно.

– Или если заявишься утром, а я еще не успею уйти на работу, – добавил он.

– Не хочу тебя будить, – запротестовала я.

– Пустяки! Как это я проведу целый день, не поговорив с тобой? – возмутился Джек.

Услышь я от кого-нибудь другого эти сиропные излияния, у меня бы мигом заболели зубы. Но из уст Джека это звучало трогательно мило. И романтично. Я мечтательно улыбнулась и принялась накручивать на палец телефонный шнур. Значит, это и есть любовь? Бесстыдное воркование?

Я пыталась урезонить себя, напомнив, что мы еще не достигли той стадии, когда влюбленные начинают называть друг друга «моя прелесть». У меня неизменно чесались руки придушить идиотов наравне с кретинами и болванами, которые имеют наглость так разговаривать во время фильма.

Кроме того, вдруг показалось, что во время нашей последней встречи между нами завязались куда более тесные отношения, чем я ранее предполагала. Это означает, что я собиралась изменить Джеку с этим типом Гэри, а ведь раньше мне не приходилось обманывать своих мужчин. Я считала это нечестным, гнусным и аморальным. Разумеется, не то что супружеская измена, но весьма похоже. Но что нынче говорят мужчины и женщины, вступая в моногамные отношения? В юности, только начиная встречаться с молодыми людьми, я была уверена, что решающий фактор прочной связи – секс. Не мимолетный романчик, разумеется, а секс после четвертого или пятого свидания. Но потом я после бесчисленных горьких ошибок и унижений усвоила, что мужчины так не думают. В их представлении моногамия – нечто включающее обмен кольцами, да и после этого они предпочитают не торопиться с окончательным решением. Я всегда считала, что мужчины после тридцати – всего лишь более взрослые, более умудренные жизнью модификации своих двадцатилетних собратьев, но после встречи с Джеком усомнилась в этом. Может, бывают на свете и зрелые мужчины?

В пятницу вечером, ровно в семь, Гэри заехал за мной. Мы проговорили по телефону достаточно долго, чтобы назначить время встречи. Я была одета в обычную униформу выходного дня: черный свитер с треугольным вырезом, темные джинсы и черные сапоги (на низком каблуке, потому что Макс не сказал, какого роста Гэри, возможно, из зловредности желая навязать мне клона Бонапарта). Кукси прибыл вовремя, позвонил, и после обмена не слишком связными репликами по домофону я пообещала немедленно спуститься.

– Гэри? – спросила я единственного стоявшего на крыльце мужчину. И попыталась не попятиться, когда тот кивнул. Передо мной возвышалась гора жира. Круглый, как мяч, от пухлых щек до трясущегося брюха. Я бы не удивилась, узнав, что до сей поры самые тесные отношения у него были с диваном и местным разносчиком пиццы.

Не будь такой придирчивой, упрекнула я себя. А вдруг он окажется чудесным человеком? Кстати, я всегда выступала против общества, установившего немыслимые стандарты для женщин и требующего, чтобы все мы выглядели как топ-модели. Так что с моей стороны было бы лицемерием осуждать Гэри за неуклюжую фигуру и отсутствие стальных мускулов. Да и выглядел он довольно забавно: вроде молодого безбородого Санта-Клауса.

Изобразив улыбку, я протянула ему руку:

– Привет. Я Клер.

– Клер? Это имя для толстушек, – объявил Гэри, хватая мою руку, – ладонь оказалась неприятно потной, – и принимаясь энергично трясти. – Ха! Помните? Это цитата из «Брекфест-клаб». Там еще Джадд Нельсон говорит это Молли Рингоулд.

– Ха, – отозвалась я, ощущая, как увядает улыбка. «Брекфест-клаб» был одним из самых популярных молодежных фильмов еще в то время, когда я училась в восьмом классе, и эту злосчастную фразу я лично слышала от кавалеров не менее четырехсот тысяч раз. И, поскольку в момент выхода фильма на экраны с меня еще не сошел младенческий жирок, шуточки жалили так больно, что я при очередном обострении подростковых комплексов всерьез подумывала изменить имя. Теперь, девятнадцать лет спустя, было еще неприятнее слышать это от потного кретина с раздражающе ангельским личиком. Всякая симпатия, которую я могла питать к Гэри и его далеко не идеальной внешности, немедленно улетучилась. Конечно, я понимала, что бросить нового знакомого на пороге, просто отменив все планы, было бы вопиющим неприличием, но мне вдруг стало яснее ясного, что так неудачно начавшееся свидание вряд ли кончится добром.

Именно так и случилось. Уже через полчаса я была готова убить себя за то, что не послушалась собственной интуиции, призывавшей удирать со всех ног, не говоря уже о нарушении железного правила избегать как огня свиданий вслепую. Мое представление о первом свидании – ужин в хорошем ресторане, достаточно тихом, чтобы можно было спокойно поговорить, но не слишком роскошном, чтобы можно было расслабиться, поскольку необходимо время и приятная обстановка, чтобы обнаружить, есть ли у нас что-то общее, без ненужной необходимости что-то из себя разыгрывать. Оказалось, что у Гэри на этот счет другое мнение: он потащил меня (честное слово!) в «Хатерс», чтобы иметь возможность облизываться на роскошный бюст официантки и смотреть игру «Нике». И поскольку я не увлекаюсь ни тем ни другим, можете себе представить, каково мне пришлось.

– Кувшин пива и куриные крылышки, – приказал Гэри официантке, не позаботившись спросить, что предпочитаю я. Мы примостились на высоких сиденьях у круглого столика, и мне пришлось зацепиться носками сапожек за нижнее кольцо табурета, чтобы не упасть.

– Нет, погодите, – остановила я официантку и заказала стакан воды с лимоном и салат.

– Бросьте! Иногда следует хоть немного расслабиться, – укорил Гэри, не отрывая глаз от телевизора даже во время рекламы. – Bay, видели этот бросок? Давай! Давай! Давай! А, черт!

Я не позаботилась ответить, твердо решив, что как только доем салат, скажу, что у меня началась мигрень, и поспешу в свое уютное убежище. И даже успею позвонить Джеку!

Эта мысль безмерно меня обрадовала. О'кей, пусть положение у нас с Джеком не слишком завидное, но он, по крайней мере, хотя бы уделял мне внимание, чего не скажешь о Гэри, безразличном ко всему, кроме дурацкого баскетбольного матча.

Когда официантка вернулась с крылышками и салатом, Гэри, нужно отдать ему должное, на минуту отвел глаза от экрана, чтобы уставиться на ее, нужно признать, большую, едва прикрытую грудь. Я попыталась бросить на девушку сочувственный взгляд, но та, проигнорировав меня, ухмыльнулась и подмигнула Гэри, уши которого мгновенно налились яркой краской. Очевидно, официантку куда больше интересовали чаевые, чем сестринские узы феминизма.