Расколотый рыцарь - Девни Перри

не на мое лицо. Исайя посмотрел на меня. Я подняла руки. Он дернул подбородком в сторону Дрейвена, призывая меня говорить.

Уф. — Хорошо, — пробормотала я. — Тебе что-то нужно?

Дрейвен посмотрел на свои ботинки. — Я хотел спросить, не хочешь ли ты пойти позавтракать.

— Охх-хорошо, — пробурчал я. — Зачем именно?

— Поговорить. Подумал, может быть, пока я свободный человек, я смогу узнать тебя получше. Если ты не против.

Было интересно, как он сформулировал просьбу. Он хотел узнать меня поближе. А не узнать друг друга.

Мои чувства к Дрейвену были в лучшем случае запутанными. У меня сложилось впечатление, что он боролся со всеми своими детьми. По словам Брайс, Дрейвен и Дэш когда-то были близки. Потом Дэш узнала о романе Дрейвена с мамой, и их отношения разрушились. Брайс вскользь упомянула, что Дрейвен и Ник тоже пережили не лучшие времена. Но на свадьбе, казалось, они прекрасно ладили. В основном Дрейвен заботился о детях Ника и Эммелин.

Завтрак длился всего час или два. Отчаянное выражение его лица, безмолвная мольба, от которой трудно было отмахнуться.

— Хорошо. Можно мне пятнадцать минут, чтобы собраться?

Он кивнул. — Не торопитесь. Я подожду в кабинете внизу.

Как только он вышел за дверь, я плюхнулась на кровать. — Ты хочешь принять первый душ, прежде чем мы уйдем?

— Мы? Я думаю, это приглашение было только для тебя.

Я приподнялась на локтях. — Что? Ты должен пойти со мной. Ты нужен мне там.

— Я тебе нужен?

— Да. Мы же команда.

Исайя уставился на меня, ошарашенный. Почему он был удивлен? До сих пор мы ни с кем не справлялись в одиночку. Я не собиралась начинать сейчас.

— И что? — Я махнула рукой в сторону ванной. — Сначала ты или я?

Его глаза смягчились. — Я первый.

Пятнадцать минут превратились в тридцать, когда мы оделись и спустились вниз. Наш неловкий семейный караван в закусочную в центре города возглавил Дрейвен на своем грузовике, я на своей машине и Исайя на своем мотоцикле.

Место было переполнено для воскресного утра. Большинство людей были одеты в более красивую одежду, чем мои черные штаны для йоги и бледно-фиолетовая толстовка. Вероятно, они уже были в церкви, пока я лежала в постели, слюнявя татуировки Исайи.

Пока мы шли за официанткой по черно-белому кафельному полу, люди, мимо которых мы проходили, бросали на Дрейвена косые взгляды. Несколько человек наклонились, чтобы пошептаться за его спиной. Они сузили глаза. Они крепче обнимали своих детей.

Я стиснула зубы, чтобы держать рот закрытым.

Он был невиновен. Желание защитить его чуть не взяло верх, когда я услышала, как мужчина произнес слова смертного приговора своей жене. Но я придержала язык, радуясь, когда мы подошли к красной кабинке вдоль дальней стены.

Дрейвен занял одну сторону, а мы с Исайей — противоположную. Мы заказали кофе и воду, а затем сосредоточились на своих меню.

От жуткого шепота у меня волосы на затылке встали дыбом. Разговоры в ресторане практически прекратились.

Я отложила меню и бросала взгляды на всех, кто осмеливался встретиться с моим взглядом.

Неужели эти люди не верят в невиновность до тех пор, пока их вина не будет доказана? Неужели они не читали газету? Брайс сделала все возможное, чтобы доказать наличие разумных сомнений в деле Дрейвена, но, возможно, это было слишком поздно. Без доказательств того, что он не убивал маму, мнение не изменится.

Очевидно, если я сидела здесь с ним, то стоило задуматься. Ведь это мою маму убили. В городке, несомненно, ходили сплетни о том, что дочь Дрейвена работает на Джима Торна. И вот я здесь, собираюсь разделить омлет и блины с обвиняемым человеком. Разве это не заставило людей задуматься?

Двое мужчин за столом через проход от нас откровенно пялились. На их лицах было написано осуждение.

— Что? — рявкнула я.

Их глаза вернулись к своим тарелкам.

Когда я повернулась лицом к нашей кабинке, Дрейвен сдерживал смех.

— Люди должны заниматься своими чертовыми делами, — сказала я достаточно громко, чтобы окружающие столики услышали. — А пялиться — это невежливо.

Я снова взяла свое меню и перевернула его на сторону завтрака. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы выбрать завтрак.

— Я беру блинчики. А ты что будешь? — спросила я Исайю — все, что угодно, лишь бы не признавать, что я только что набросилась на двух незнакомцев, пытаясь защитить отца, которого едва знала.

Когда я подняла глаза, его живой, зелено-золотой взгляд ждал меня. Сегодня на нем была черная бейсболка. Она скрывала его глаза, делая ресницы выразительными, а шоколадное кольцо вокруг радужки — ярким. И он ухмылялся.

У меня перехватило дыхание.

— Блинчики. И омлет Денвер.

Я наклонилась ближе, прикоснувшись к его руке. Я была рада, что Дрейвен был здесь и что мы были на людях. Возможно, это было из-за вчерашнего стресса, но сегодня я чувствовала себя странно прижатой к Исайе. Он, кажется, не возражал. Поскольку мы были на людях, я могла притвориться, что он настоящий муж. Я могла поверить, что ухмылка была для меня.

День за днем я влюблялась в эту ложь.

Подошла официантка и принесла дымящиеся чашки горького кофе. В свою я добавила сливки и сахар, а Исайя и Дрейвен пили черный.

— Как работа? — спросил Дрейвен.

Тебе нравится Джим?

— Он лучший босс, который у меня когда-либо был, — призналась я. Это была правда. — Я.…спасибо тебе. За то, что помог мне получить эту работу.

Он пожал плечами. — Я просто позвонил. Ты нашла себе работу.

Скромность не была тем, что Дрейвен часто носил. Но это ему шло.

— Он много рассказал тебе о моем деле?

— Нет. — Я покачала головой. — Он пытается уважать личную ситуацию, что я могу оценить. Он ожидает, что, если ты хочешь, чтобы я что-то знала, ты сам мне об этом скажешь.

— Это справедливо. Джим всегда был справедливым. Он один из немногих людей в мире, которым я доверяю. И знаешь, я никогда не лгал ему. Он защищал меня как мог, оставаясь верным закону, даже в тех случаях, когда он знал, что я виновен. Он уберег меня от неприятностей с законом.

Это было не совсем то, что я хотела услышать о своем новом наставнике. Но за последние несколько месяцев я поняла, что мое чувство справедливости, добра и зла было наивным. В отличие от кафельного пола в закусочной, здесь не было четкой границы между черным и белым. Если бы она существовала, то Исайя сидел бы в тюрьме.

И я бы тоже.

— А как насчет этого раза?