Семнадцатилетние - Герман Матвеев

— Без четверти двенадцать.

— Нет. Твои отстают, папа, — возразила Катя. — Сейчас больше.

Отец очень гордился своими часами, полученными в подарок от дирекции завода.

— Если и отстают, то минуты на две…

— Я с тобой спорить, конечно, не буду, но… — сказала Катя и подняла указательный палец. — Вот тебе первый случай. Был бы у нас телефон, мы бы сейчас и проверили твои знаменитые часы.

Отец взглянул на дочь. Глаза ее искрились лукавым озорством, и она с трудом сдерживала улыбку.

— Вот как!

— Да. Я знаю, что ты думаешь… Но ты ошибаешься, папа. Телефон придуман не только для связи между цехами…

— Иди-ка лучше спать, Катерина. Поздно уж…

На этом разговор о телефоне закончился.

Дочь и мать

Аня Алексеева оправдывала самые смелые надежды и шла вместе со Светланой одной из первых. Женя, Катя и, в особенности, Тамара были уверены, что она перегонит Белову. Но вдруг случилось непредвиденное.

В это дождливое октябрьское утро Аня пришла в школу мрачная, осунувшаяся, бледная, и на первом же уроке по геометрии получила тройку. Да и то, прежде чем поставить отметку, Василиса Антоновна подумала. Всем было ясно, что тройка — снисхождение, которое Аня заслужила сплошными пятерками, полученными раньше.

По истории она вообще отказалась отвечать, сославшись на болезнь. Это всполошило весь класс. В большую перемену девушки окружили Аню, но она демонстративно зажала уши и на все расспросы отмалчивалась. Женя выпроводила любопытных, подсела к Алексеевой и терпеливо ждала, пока та не опустила руки.

— Анечка, ты на самом деле больна? — участливо спросила Женя.

— Нет.

— Скажи мне, в чем дело? — продолжала ласково допытываться Смирнова.

— Да ничего не случилось! — с раздражением сказала Аня, отворачиваясь. — Не могла выучить — и все.

Но отделаться от Жени было не так-то легко. И не только по долгу старосты класса и «воспитательницы» решила она узнать, что случилось с подругой. Ее натура была такова, что, если кто-нибудь попадал в затруднительное положение, Женя не могла оставаться равнодушной. А сейчас Женя чувствовала, что у девушки большое горе.

— Неужели ты мне не доверяешь? — дружелюбно упрекнула она. — Я же тебе хочу помочь, Анечка. Скажи, что случилось? Зачем скрывать…

— Да ничего у меня не случилось! С мамой вчера поссорилась… вот и все…

— Тю-тю… Это дело, конечно, такое… узкосемейное. По это ничего! Ты не расстраивайся. Ну поругались, ну помиритесь! Это ненадолго. Поверь мне. Меня мама тоже поругивает иногда, а потом живем еще лучше…

Тройка по геометрии особенно встревожила Катю. Такого события она предусмотреть никак не могла, но Аня наотрез отказалась разговаривать с ней на эту тему.

— Ну, тройка и тройка… Пускай хоть единицу ставит. Оставь меня в покое!

— Ты с ума сошла! А как же «Обещание»? Ты комсомолка, ты подписалась!.. Мы же на тебя, знаешь, как рассчитывали! Посмотри, как Белова сияет…

— Ну и пускай, — равнодушно ответила Аня.

Катя поняла, что разговаривать дальше бесполезно и решила действовать иначе.

— Надя, что случилось с Аней? — тихо спросила Катя.

— Откуда я знаю? — с огорчением ответила Надя. — Она мне ничего не говорит…

— Ты не юли! — рассердилась Катя. — Я тебя по-комсомольски спрашиваю — в чем дело?

— Вот честное-пречестное слово, понятия не имею. Дома у нее какие-то неприятности…

— Дома, дома… Ясно, что не в трамвае. А что дома?

— Ну хоть режь меня на кусочки — не знаю!

— Смотри! — пригрозила Катя. — Ты за нее больше всех отвечаешь. Мы будем с тебя спрашивать.

— Это еще почему?

— А потому, что вы подруги. Друг должен отвечать за своего друга, если он, конечно, настоящий друг. Имей это в виду!

В конце большой перемены Катя спохватилась и отправилась в учительскую. Она не случайно была правой рукой Василия Васильевича. Катя любила химию и решила посвятить этой профессии всю свою жизнь. Увидев свою ассистентку, учитель приветливо улыбнулся.

— Василий Васильевич, я хотела… — Она оглянулась по сторонам и тихо попросила: — Не спрашивайте, пожалуйста, сегодня Алексееву. Она была вчера больна и, кажется, не знает урока…

— А что с ней такое? — встревожился учитель. — Пускай идет домой.

— Нет. Она ничего… температура нормальная…

— Хорошо, хорошо!

Катя чувствовала, что надо принимать еще какие-то меры, и хотела посоветоваться с Константином Семеновичем, но сначала следовало узнать, что же все-таки случилось с Алексеевой. В таком состоянии она никогда не видела Аню.

На уроке химии Надя сидела за одним столом с Аней. Разговор с Катей взволновал впечатлительную Надю, и она надеялась, что Аня не выдержит и расскажет ей о своем горе на уроке. Но напрасно. Аня сидела словно каменная, не обращала внимания на подругу, и взгляд ее застыл на одной точке. Надя попыталась вызвать ее на разговор и робко шепнула:

— Анечка. У тебя ничего не болит?

— Замолчи! — процедила та сквозь зубы.

Сложное и мучительное чувство переживала Аня Алексеева.

Она давно заметила, что с некоторого времени мать стала уделять своей внешности значительно больше внимания, чем обычно. Последние дни она не жаловалась на усталость, была веселой и доброй, как никогда. Был момент, когда Аню встревожила эта перемена, но она быстро успокоилась. Перемена была к лучшему, а не к худшему.

Михаил Сергеевич работал на одном заводе с матерью и, кажется, даже в одном цехе. Первый раз, когда он пришел к ним в гости, Аня отнеслась к нему с большой симпатией. Инженер сразу понравился ей веселым, беспечным характером, сочным голосом, прямотой и резкостью своих суждений. Она с удовольствием проводила вечера в компании его и матери. Михаил Сергеевич начал учить ее играть в шахматы.

— Нет, вы посмотрите, что делает этот коварный ребенок! — говорил он после какого-нибудь удачного хода девушки. — Это значит, она подбирается к моему ферзю! Это значит, она готовит вилку. Любопытная картина… Анализ, анализ! Что нам показывает анализ? Если я пойду пешкой, она делает прыжок конягой, объявляет шах… и что же? Э-э-э… нет! Этот фокус у вас не пройдет, Анечка…

С ним было приятно, весело, и никакие подозрения относительно него Ане не приходили в голову. Она была наивна и не могла допустить даже на минутку такую кощунственную мысль, как «измена отцу». Кроме того, она жила интересами школы и была далека от, вечно занятой матери.

Вчера, вернувшись домой, Аня застала мать. Она ужинала после работы вместе с Михаилом Сергеевичем.

— Вот и противник мой на горизонте появился! — приветливо сказал инженер. — Поджидаю с нетерпением… Развернем генеральное сражение?

— Развернем!

— Неужели тебе нравятся шахматы, Аня? — спросила мать.

— Конечно, нравятся.

Наскоро перекусив, девушка принесла шахматы, и они начали партию. Сражение разворачивалось очень интересно. Михаил Сергеевич прозевал пешку и стал серьезно задумываться над ходами.

— Анализ, анализ… — постоянно повторял он. — Вон что задумала эта хитроумница. — И вдруг, обращаясь к матери, он сказал: — Ты только посмотри, Оля, что она замыслила…

«Оля» вместо обычного «Ольга Николаевна» и переход на «ты» подействовали на девушку так, словно с потолка на нее свалилась люстра. Потрясенная догадкой, она с ужасом посмотрела на своего партнера и, ни слова не говоря, встала и ушла в свою комнату. Долго, бесконечно долго сидела она не шевелясь, ничего не видя и не слыша.

Вот он, отец, в офицерской шинели, смотрит на нее с последнего портрета, который послал незадолго до своей гибели. «Горячо любимой доченьке от папы». Вскоре после этого пришло извещение. «Погиб славной смертью героя»…

Аня любила отца до самозабвения. Все самое светлое, самое дорогое и самое нежное было связано с ним. Она не могла примириться с его смертью. До сих пор в ее воображении отец жил, улыбался, брал ее на руки и щекотал усами за ухом. Он тоже звал мать «Олей» и на «ты».

Когда улеглось первое потрясение, Аня прошлась несколько раз по комнате, но, услышав в прихожей голоса, быстро разделась и легла в кровать. Уроки остались несделанными. Разве могла она думать об уроках и вообще думать о чем-то другом, кроме отца! Он стоял перед ней таким, каким она его запомнила в последнюю минуту на перроне вокзала. В помятой шинели, с виноватой улыбкой на лице и добрым, грустным выражением глаз.

После ухода Михаила Сергеевича мать зашла в комнату Ани, зажгла свет и, остановившись возле кровати, мягко спросила:

— Аня, что с тобой? Почему ты не доиграла?

— Мама, ты хочешь выйти замуж? — резко и прямо спросила Аня, приподнимаясь на кровати. Глаза ее горели ненавистью, голос звучал твердо.