Японский парфюмер - Инна Бачинская

Покрутившись около дома и дождавшись молодого человека, который резво защелкал кнопками домофона, я проскользнула за ним вслед.

Третий этаж, пятьдесят шестая квартира. Я протянула руку к звонку и вдруг заметила, что дверь в квартиру приоткрыта. Я замерла и прислушалась. Вдоль хребта словно сквознячком потянуло. Оглянувшись, я осторожно переступила порог и вошла.

Каждая квартира обладает собственной аурой, звуками, шорохами и запахами. Эта квартира, казалось, затаилась. В прихожей было темно, тихо и чуть пахло лавандой. Из-под одной из дверей пробивался свет. Я постучала. Тишина. Слышно было, как где-то капает вода. Равномерный механический звук. Кап-кап-кап…

— Здесь есть кто-нибудь? Извините, пожалуйста, мне нужна Зинаида Метлицкая! — громко проговорила я.

В ответ — по-прежнему тишина. Где-то далеко в подъезде хлопнула дверь, послышались шаги, голоса, смех. Я вздрогнула. Звуки извне, усиленные гулким лестничным эхом, создавали неприятный контраст с тишиной в квартире. Я стояла в пустой прихожей и, затаив дыхание, прислушивалась, пытаясь уловить малейший звук, говорящий о присутствии человека, испытывая желание немедленно убраться, сбежать по лестнице сломя голову, не дожидаясь лифта. Мне казалось, что тишина звенит — тонко, пронзительно, на одной ноте…

Словно черт толкал меня в спину, я сделала шаг, другой, нащупала неверными пальцами круглую стеклянную ручку двери и повернула ее. Дверь мягко подалась. Я по инерции сделала еще шаг и тут же зажмурилась и отшатнулась! Мне показалась, что я попала на сцену театра, под ослепительный свет софитов. Плоская белая комната, лишеная объема, залитая беспощадным светом, напоминала декорации к сюрреалистической пьесе. Под потолком сияла, чуть покачиваясь и ослепительно сверкая хрустальными подвесками, большая люстра. Горели светильники на стенах, торшер в углу, лампа на журнальном столике.

Белая мебель. Пол, белый из-за рассыпанных листов бумаги. Одуряющий аромат белых лилий в высокой вазе на полу. И в центре мизансцены — неподвижная большая кукла — женщина, лежащая на тахте. Белый полупрозрачный пеньюар закрывает ее всю до маленьких ступней. Руки сложены на груди. Легкомысленная соломенная шляпка, украшенная розовым бантом, закрывает лицо. Симметрию нарушает лежащая на полу красная атласная туфелька на высоком каблуке — то ли случайно упала, то ли замысел художника.

Я стояла на пороге комнаты, завороженная потусторонним зрелищем, и чувствовала, как накатывает мутная тошнотворная волна ужаса. В комнате было жарко от горящих ламп. Как автомат, на негнущихся ногах я подошла к лежащей женщине и осторожно приподняла край шляпки в безумной надежде, что это игра, притворство, репетиция новой пьесы… что угодно, только не кошмарная действительность, и лежащая сейчас рассмеется мне в лицо…

И тут же я вскрикнула и отдернула руку, увидев мертвые глаза, уставившиеся в потолок, и черную полосу на шее. Шляпка с розовым бантом упала обратно и закрыла страшное лицо…

Я попятилась. Вдруг… легким сквознячком потянуло… словно неприкаянная душа встрепенулась, жалуясь и прощаясь… Взметнулись белые листки на полу… Белый гипюр на окне, издав сухой скребущий звук, вспучился громадным пузырем и, вопреки законам тяготения, застыл на долгий миг в воздухе, а затем начал медленно оседать…

Слабый металлический щелчок закрывшейся двери донесся из прихожей… Улетела…

Я зажимаю рот руками, удерживая рвущийся вопль ужаса, и бросаюсь вон из комнаты. В коридоре я открываю дверь, одну, другую… Едва успеваю вбежать в ванную, как меня начинает выворачивать наизнанку. Тело сотрясается, словно в конвульсиях, из глаз катятся слезы, резкая боль в горле мешает дышать… Потом я долго умываюсь холодной водой, не замечая, что вода затекает в рукава и за ворот свитера. Стаскиваю с вешалки полотенце и, усевшись на край ванны, прижимаю его к горлу. Я не помню, как долго просидела так, уставившись в шахматный черно-белый пол, без единой мысли в голове.

Нужный номер мне удается набрать лишь с третьей попытки. Пальцы дрожат мелкой противной дрожью.

— Мне Леонида Максимовича! — почти кричу я. — Немедленно! Немедленно! Пожалуйста!

В комнату я не вернулась, а, открыв входную дверь, просидела на полу в прихожей до тех пор, пока не услышала трель дверного звонка. Сказала громко: «Вой-дите! Открыто!» Почувствовала, как меня трясут за плечо и знакомый голос спрашивает: «Екатерина Васильевна, вы можете встать? Вот так, умница. Давайте на кухню, там посвободнее. Садитесь, голубушка. Вы меня слышите?» — Это был Леонид Максимович.

— Слышу, — отвечаю я. — Там… в комнате… на диване… — Я сглатываю.

— Да, да… там сейчас наши люди. Как вы себя чувствуете? Может, валерьяночки? Или укольчик? С нами врач, а? Позовите Лисицу! — приказал он кому-то.

— Спасибо, не надо.

— Ну не надо так не надо! — бодро говорит Леонид Максимович. — А чайку не могли бы нам приготовить, с утра маковой росинки во рту не было, или кофе?

— Да… сейчас… — Я поднимаюсь и тут же хватаюсь за стол, чтобы не упасть.

— Ну и чудненько, — Леонид Максимович делает вид, что ничего не заметил. — Не скучайте тут без меня. — Он выходит из кухни.

Квартира наполняется звуками шагов, голосов, вспышками фотоаппарата.

Леонид Максимович появляется снова в сопровождении молодого человека, которого представляет:

— Капитан Астахов, мой помощник. Можно — Коля. — В руках у молодого человека маленькая черная коробочка — диктофон.

— Здравствуйте, Екатерина Васильевна. — Коля, улыбаясь, смотрит на меня. — Мы можем поговорить? Как вы себя чувствуете?

— Можем. Нормально.

— Екатерина Васильевна, как вы сюда попали? Кто вам открыл? Значит, дверь была не заперта? Вы звали, но никто не ответил? И в квартире никого не было? И вы ничего не слышали?

— Да… Нет… Не было. Кажется, не было… — Я мучительно стараюсь вспомнить. — Потом она улетела… когда щелкнул замок…

Мужчины переглядываются.

— Кто улетел? — осторожно спрашивает Леонид Максимович.

— Душа… — шепчу я. Некоторое время мы молчим.

— Вы слышали, как щелкнул замок в прихожей? — спрашивает наконец капитан.

— Да.

— А что-нибудь еще, какой-нибудь звук, движение, постарайтесь вспомнить… Звук, движение, голос?

— Да… Я помню… помню… сейчас вспомню… еще что-то… — Я тру ладонью лоб, в голове по-прежнему ни однй мысли. — Не знаю…

— Вспомните, Екатерина Васильевна, как вы вошли в комнату… Вы к чему-нибудь прикасались?

— Нет!

— Вы сразу ее увидели?

— Нет… не сразу! Там было так… странно… неестественно… сильно пахли цветы… запах… сильный тошнотворный запах и жарко… — Я замолкаю, мучительно пытаясь вспомнить… что-то. — И этот яркий свет… как в театре… и листки бумаги на полу…

— Вы к ней прикасались?

— Нет, только приподняла шляпку… Я думала, может, она…

— Что?

— Не знаю…

— Играет?

— Да, да! Все было как в театре.

— И вы приподняли шляпку?

— Да!

— И увидели Зинаиду Метлицкую?

— Да! Нет! Почему… нет! Это не Зинаида Метлицкая!

— А кто?

— Не знаю. Я никогда в жизни ее не видела…

Мужчины снова переглядываются. Потом Леонид Максимович говорит:

— Екатерина Васильевна, Коля отвезет вас домой, хорошо? Примите снотворное и ложитесь. Вам нужно хорошенько отдохнуть. А я позвоню вам завтра, мы встретимся и поговорим, лады? Позвоните подружке, пусть придет, побудет с вами.

Я киваю. Я хочу домой. Я хочу лечь на диван, укрыться с головой пледом и забыться…

По дороге Коля Астахов развлекает меня рассказами о своей собаке, буле по имени Клара. Я едва слышу его. Я отпираю дверь, приглашаю Колю зайти. Он заходит, усаживается на диван, просит, если можно, кофе, так как ему еще предстоит работать. Потом долго ходит по комнате, рассматривает книги в книжном шкафу, компакт-диски, DVD. Выглядывает в окно. Мимоходом заглядывает в спальню, заметив, что снаружи домик кажется совсем маленьким, а внутри — ничего, просторный. Просит разрешения воспользоваться туалетом. Выпивает две чашки кофе и, наконец, откланивается. Я слышу, как щелкает зажигалка — он еще несколько минут стоит на крыльце. Потом — шум мотора, и он уезжает. Все! Финита!

Я не помню, как долго я просидела на диване. Тяжело спрыгнул со шкафа Купер. Он забрался туда, увидев чужого человека. Я вздрогнула. Купер подошел, потерся о мои ноги и сказал «м-р-р-р!»— попросил еды. Я поднялась. В кухне, действуя как автомат, открыла холодильник, достала молоко, поставила на огонь чайник. Посмотрела в темное окно и опустилась на табуретку — колени мои подогнулись, комок встал в горле. Тут же вскочив, я бросилась к выключателю. Стало темно, и я увидела за окном заснеженные деревья и пустую улицу. Больше ничего. Никто не заглядывал в окно, снег в садике был нетронут…