Царствование императора Николая II - Сергей Ольденбург

Сами крестьяне обычно усматривали причину этого кризиса в малоземелье или в переобременении налогами. Но и соляной налог, и подушная подать были отменены еще в 1880-х гг.; земельный налог составлял ничтожную величину, и, собственно, единственным серьезным прямым налогом, лежавшим на крестьянстве, были выкупные платежи за землю, полученную при освобождении.41

Основная причина сельскохозяйственного кризиса была в условиях крестьянского хозяйства и прежде всего в условиях землепользования. Огромное большинство крестьянских земель принадлежало общинам. Крестьяне владели землею не единолично, а коллективно - земля считалась принадлежащей «миру», который не только мог перераспределять ее между своими членами, но и устанавливать правила и порядок обработки земель.

Община господствовала во всей центральной, северной, восточной и южной России и на северном Кавказе, тогда как лишь в западном крае (гл. обр. в губерниях, принадлежавших Польше до конца XVIII в.) преобладала крестьянская частная собственность на землю в виде подворного владения. (К востоку от Днепра подворное владение господствовало только в Полтавской губ. и в частях Черниговской и Курской губ.).

Знаменательным был тот факт, что ни одна из западных губерний с подворным владением не знала того голода вследствие неурожаев, который становился периодическим бедствием центральной и восточной России, - хотя крестьянские наделы в западных губерниях были много меньше, а процент крестьянского владения много ниже, чем в остальных частях России.

Власть «мира» в общине заменила собою при освобождении крестьян власть помещика. Община имела много сторонников; ее отстаивали при этом не столько по экономическим, сколько по социальным соображениям; ее считали особым русским способом разрешения социальных вопросов. Указывали, что благодаря общине, связь с которой даже при уходе в город не то что легко было сохранить, но и при желании было трудно порвать, в русской деревне почти не было безземельного пролетариата. Каждый крестьянин был совладельцем надельной земли. Когда семья увеличивалась, она могла рассчитывать на прирезку за счет других, менее многочисленных семей. Крестьянин, ушедший на фабрику, мог оттуда вернуться домой и снова приняться обрабатывать землю. Община имела несомненные преимущества и для казны: она коллективно отвечала за уплату налогов благодаря круговой поруке; поэтому-то она неохотно отпускала своих членов «на волю»: каждый уход увеличивал налоговое бремя для оставшихся.

Поклонники социалистических форм хозяйства долго считали общину «своей», рассматривая ее как выработанное жизнью практическое приложение социалистических принципов к русской деревне. Правда, их не могло не смущать, что при этом хозяйство велось все же на единоличных началах; артельная обработка земли была исключением. Все же социалисты-народники, и вслед за ними либеральная интеллигенция, горой стояли за общину; за нее же высказывались и славянофилы, и представители того «демофильского» направления русских правящих сфер, наиболее ярким представителем которого был К. П. Победоносцев. Из левых течений против общины высказывались только марксисты, считавшие, что она тормозит развитие капитализма - необходимой предпосылки социалистического строя.

Но недостатки общины становились все очевиднее с течением времени: община, спасавшая слабых, тормозила деятельность крепких, хозяйственных крестьян; она способствовала уравнению, но препятствовала повышению общего благосостояния деревни. Численность населения росла несравненно быстрее, чем доходность надельных земель, и этот процесс уже сам по себе, помимо каких-либо других причин, приводил к понижению экономического уровня. 90-е гг. в этом отношении были переломными: сельское хозяйство стало явно «отставать» от общего хозяйственного роста страны; застой местами превращался в упадок.

Еще в середине 90-х гг. это многими оспаривалось; и народники даже могли утверждать, что крестьянство, пребывающее на уровне натурального хозяйства, тем самым избавляется от бедствий сельскохозяйственного кризиса. Этот кризис - выразившийся гл. обр. в резком падении хлебных цен - действительно сперва наиболее резко отразился на частновладельческих имениях.

Конкуренция заморского хлеба на европейских рынках нанесла тяжелый удар и без того пошатнувшемуся дворянскому землевладению. Только самые крупные владения могли выдержать это новое испытание. Задолженность землевладельцев Дворянскому банку перевалила далеко за миллиард рублей. Характерным проявлением упадка духа, который в то время обозначился среди поместного дворянства, было выступление Екатеринославского губернского предводителя дворянства А. П. Струкова (еще в 1896 г.) с предложением о временном секвестре задолженных дворянских имений.

Указывая, что в одной Екатеринославской губернии дворянские владения за 35 лет сократились с 2,9 миллиона десятин до 1,4 миллиона, А. П. Струков писал, что доходы от имений сплошь и рядом не покрывают процентов по долгам, и предлагал, чтобы Дворянский банк взял бы такие имения в управление, разрешив владельцам остаться жить в усадьбах и выдавая им пособие на воспитание детей. Такой проект, конечно, был порожден крайним отчаянием, и против него резонно возражали, что едва ли чиновник управляющий, назначенный Дворянским банком, извлечет из имения больший доход, нежели его исконный владелец…

Весною 1897 г. было учреждено, указом на имя председателя Комитета министров И. Н. Дурново, особое совещание о нуждах поместного дворянства. Оно существовало почти пять лет, но почти никаких реальных мер содействия дворянству не придумало. На основании его работ был издан в 1899 г. закон о временно-заповедных имениях: дворяне получали право на два поколения объявлять свое имение неделимым и неотчуждаемым и завещать его любому из своих сыновей. Летом 1901 г. был издан закон, разрешающий частным лицам покупать (а дворянам - и арендовать) на льготных условиях казенные земли в Сибири. Но этим и ограничились меры в пользу поместного дворянства. Государственная власть, руководясь исключительно соображениями о пользе целого, не сочла возможным оказать дворянству сколько-нибудь широкую поддержку из общих средств.

Интеллигенция смотрела на тяжелое положение дворянского землевладения с нескрываемым злорадством. Противополагая друг другу интересы крестьян и помещиков, интеллигенция искренно воображала, что ухудшение положения дворян в какой-то мере должно было принести улучшение крестьянам. И когда падение хлебных цен больно ударило по сельскому хозяйству, значительная часть общества легко успокаивалась на мысли о том, что страдают только помещики и «кулаки», а крестьянская масса чуть ли не в выигрыше от низкого уровня цен! Между тем упадок крупного землевладения еще более понижал общий хозяйственный уровень деревни; он лишал землевладельцев возможности подавать пример более совершенных форм хозяйства; лишал крестьянство побочных заработков; наконец, понемногу иссушал те «резервуары хлеба», из которых в неурожайные годы могли на месте, без подвоза издалека, получать пропитание крестьяне, пострадавшие от неурожая. Оскудение дворянского землевладения, наряду с влиянием общинного землепользования, только способствовало нарастанию сельскохозяйственного кризиса в деревне.

Когда вслед за грозным предостережением 1891 г. неурожай, со всеми его пагубными последствиями, постиг снова (хотя и в меньшей степени) те же пострадавшие местности в 1897 и 1898 годах, оптимистические голоса умолкли, и понемногу стало общепризнанным, что во всем русском сельском хозяйстве нечто серьезно неблагополучно.

Тот государственный деятель, который в первые годы царствования императора Николая II играл роль министра народного хозяйства - С. Ю. Витте - при всем его разностороннем уме имел весьма слабое ощущение потребностей сельского хозяйства и питал определенное нерасположение к поместному дворянству. С.Ю. Витте проводил с большой энергией план «индустриализации» русского народного хозяйства; его симпатии принадлежали скорее городу и фабрике, нежели деревне. И если ему случалось провозглашать: «По моему глубокому убеждению, нет на Руси более важного экономического вопроса, более охватывающего все стороны нашей хозяйственной жизни, как именно вопрос о коренном улучшении хозяйственного быта нашего сельского населения в строгом смысле этого слова"42 - это было для министра финансов только доводом в пользу протекционизма и развития промышленности как рынка для русского сельского хозяйства. Эту политику - сперва промышленность, потом сельское хозяйство - критиковал И. В. Гурко, писавший в «Новом Времени»,43 что везде промышленность вырастала на почве спроса: «неужели же мы в состоянии опрокинуть этот порядок: сначала создать промышленность, а лишь затем обеспечить сбыт ее произведений путем повышения благосостояния народных масс?»