Вельяминовы. За горизонт. Книга 4 (СИ) - Шульман Нелли

– Виктор позаботился, – сказал Лопатин, – у парня способности к рисованию. Но на операцию я его не возьму, пусть сидит дома…  – Джон кивнул:

– Разумеется. Незачем в шестнадцать лет болтаться по ночам в лодках. Я в его годы тоже ничем опасным не занимался…  – он надеялся, что Маленький Джон спокойно учится в школе Вестминстер:

– Он разумный парень, – успокоил себя герцог, – он понимает, что ответственен за Полину, да и Марта его никуда не пустит в такие годы. Хотя Теодора-Генриха она пустила…  – Джон напомнил себе, что старший сын Марты совершеннолетний:

– Ясно, что он сам придумал весь план, – вздохнул герцог, – он чувствовал себя обязанным попасть в Советский Союз, отыскать нас…  – Джон решил, что племянник перешел зональную границу в Берлине:

– Он, скорее всего, сделал вид, что выбрал социалистический образ жизни. Штази не могла пройти мимо, его взяли на заметку, отправили в Москву на учебу…  – он не сомневался в Теодоре-Генрихе:

– Парень сын своих родителей, он аккуратен и осторожен. Вообще хорошо, что у нас появился такой источник. Может быть, Штази рассчитывает отправить его обратно на запад агентом…  – он был уверен, что Маша не ошиблась:

– У нее отменная память, она и меня узнала, хотя Волк меня только описывал…  – вспоминая встречу в Новосибирске, Маша пожимала плечами:

– Дядя, вы этого не видите, а я вижу. Вы все равно, – она указала на его повязку, – отличаетесь от советских людей. У вас другая осанка, другие повадки. Я сразу поняла, что это вы…

Джон незаметно взглянул на племянницу. Мария сидела с иголкой и нитками над их немногими вещами. Золото Волка требовалось вывезти из СССР. Девушка зашивала кольца и часы в подкладку старого ватника Джона. Для нее Лопатин тоже привез ватник и теплые штаны. Маша покраснела:

– Сие грех носить, дядя…  – девушка повертела брюки, – я их давно не надевала…  – Джон сварливо отозвался:

– Плавать в таком удобнее. Когда окажемся в Лондоне, можешь хоть всю оставшуюся жизнь разгуливать в платьях до пола, но сейчас лучше не рисковать…  – он не беспокоился за Марию. Племянница не растеряла спортивных навыков:

– Она год сидела в тайге, – усмехнулся Джон, – где ее умения очень пригодились. Она рубила лес, строила келью, ночевала на снегу…  – герцог заметил, что девушка стала чаще спрашивать у него о семье:

– То есть о Теодоре-Генрихе, – он скрыл улыбку, – хотя она всегда делает вид, что им не интересуется…  – Мария всегда краснела, когда речь заходила о кузене. Девушка почти каждый день играла на фортепьяно:

– Шопена и Бетховена, – хмыкнул герцог, – понятно, что она думает о Теодоре-Генрихе. Ей девятнадцать лет, у нее, как выразился бы Волк, бурлит кровь…  – Джон к инструменту не подходил. Ему не хотелось повторения прошлого инцидента, как он про себя называл случившееся. Ощупывая скрытый ежиком волос шрам на голове, он убеждал себя:

– Мне все почудилось. Никто никогда не делал таких операций, хотя мерзавец гениальный врач…  – он решил, пользуясь словами Марты, подумать об этом позже. Сейчас ему надо было заниматься операцией, намеченной на выходные дни. Дело осложнял проклятый съезд партии. Посольство находилось наискосок от Кремля, набережные кишели милиционерами:

– Навигация закончилась, хотя ночью речные трамваи и не ходили, нам бы никто не помешал. Но милицейские патрули все равно надо отвлечь…  – Лопатин предложил, как называл это герцог, создать дымовую завесу. Решетку на канализационной трубе, выходившей с территории посольства в реку, подпилили прошлой ночью. Ребята Алексея Ивановича работали тихо:

– Никто ничего не заметил, – задумчиво сказал Лопатин, – но для акции нам, напротив, потребуется создать как можно больше шума…  – для их целей как нельзя лучше подходил плавучий ресторан, пришвартованный на Канаве, как Лопатин называл Водоотводный канал:

– Устроим драку, – пообещал Алексей Иванович, – дело будет в выходные, когда патрулей всегда меньше, даже несмотря на съезд. Псы и не заметят, что происходит на реке…  – Лопатин решил ничего не говорить гостю о неудавшейся встрече в Ленинке. Вспоминая очень красивую, темноволосую девушку, он усмехался:

– За словом в карман она не полезет…  – Алексей Иванович любил женщин тихих и домашних, – с такой жить, словно на вулкане, но зато не соскучишься…  – драка обещала собрать все патрули в округе. Ребята Алексея Ивановича выяснили, что ночью у особняка Харитоненко дежурит одна комитетская «Волга». Джон подозвал Машу:

– Смотри. «Волга» нам не помешает, на набережную она не выезжает, да и мы там не появимся…  – по соображениям безопасности они отказались от моторки. Обыкновенная лодка забирала герцога и Машу в укромном месте рядом с устьем речушки Сетунь:

– Туда мы доберемся на машине…  – Джон провел карандашом по карте, – а дальше пару километров вниз по течению и мы у цели…  – племянница покрутила растрепанный кончик косы:

– Может быть, позвонить в посольство с телефона-автомата, сообщить им, что…  – герцог затянулся сигаретой:

– Ага, – ядовито сказал он по-русски, – сообщить, что его светлость герцог Экзетер, – Джон вернулся к английскому, – собирается навестить дипломатическое представительство ее величества. Они положат трубку и будут правы. К ним на коммутатор звонят десятки сумасшедших…  – Маша прикусила губу:

– Все равно, они должны знать об операции…  – Джон и сам все понимал, но не видел путей связи с посольством:

– Площадь патрулируется. Прошли времена, когда Волк швырял через ограду американской миссии рукописи Тони…  – он почесал затылок:

– Должны. Значит, остается только один выход. Католическую церковь в Москве пока не закрыли, дипломаты могут посещать мессу. Надо передать записку через священника, сообщить о нашем плане… Правда…  – герцог прошелся по веранде, – храм стоит под боком у Лубянки…  – Маша выпрямилась: «Вам на мессе появляться нельзя, дядя. Значит, в церковь пойду я».

Порванная шелковая комбинация свесилась с края дивана. На линолеуме скромной комнатки валялись смятые трусики. Русые волосы разметались по голой спине. Скорпион слушал спокойное дыхание Невесты. Девушка спала, свернувшись клубочком у него под боком. Портрет Хемингуэя над тахтой опасно покосился. Женские туфли разлетелись по разным углам. Пальто с канадской норкой валялось у двери прихожей.

Часы показывали четверть шестого. Он собирался отправить Невесту восвояси на такси, то есть на комитетской машине, расписанной шашечками. Автомобиль ждал в тихом месте за давно заколоченной Троицкой церковью:

– Мы с Невестой появимся под вывеской «Прием макулатуры и стеклотары», – Скорпион усмехнулся, – и такси сразу поедет к автобусной остановке. Через четверть часа она окажется в Замоскворечье…  – Саша не сомневался, что Невеста остановит машину, не доезжая посольства:

– Она хорошо знает, как работает их отдел внутренней безопасности…  – девушка что-то пробормотала, – она не вызовет подозрений у коллег…

За окном густели лиловые сумерки ясного дня. Саша курил, забросив руку за голову, рассматривая тусклый луч уличного фонаря. Они с товарищем Котовым решили, как выразился наставник, не усложнять дело:

– Она потеряла отца далеко не младенцем, – задумчиво сказал старший товарищ, – она не купит легенду о его работе на Советский Союз. Она помнит его почерк…  – образцов почерка покойного генерала Кроу в архивах Комитета не существовало, – а мы не можем просить Лондон искать его личные письма, это слишком опасно…  – генерал не отстучал бы прощальное письмо дочери на машинке. Товарищ Котов двинул вперед черного коня:

– Хотя получилось бы красиво…  – он потер упрямый подбородок, – мы могли сделать вид, что ее отца и твою мать расстрелял майор Мозес, поняв, что они хотят перелететь на нашу сторону…  – конь отправился дальше, товарищ Котов добавил:

– Значит, придерживаемся первоначального плана. Вставай на колени, целуй ее ноги, проси прощения. Ты хотел узнать, что произошло с твоей матерью, но, встретив леди Августу, не устоял перед нахлынувшими чувствами…  – Саша зачарованно сказал: