Несущая свет. Том 2 - Донна Гиллеспи

— Так значит все это хорошо окончилось, — произнесла Ауриана, стараясь не выдать своей радости. А она действительно была очень рада тому, что Децию теперь не надо было ни от кого прятаться.

— Ты рада намного больше, чем стараешься это показать, Ауриана.

Она взглянула на него и поняла, какую цель он преследовал, сообщая ей об этом деле. Он хотел проверить ее реакцию, увидеть по выражению ее лица те чувства, которые она испытывала.

— Да, — сказала она, грустно взглянув на него, а потом потупив взор. — Ты очень проницателен, Витгерн, или я сама не владею больше собой, и у меня все написано на лице, — она помолчала немного, не решаясь пускаться в дальнейшие объяснения. — Не знаю, поймешь ли ты меня.

— О, я прекрасно понимаю безответную любовь и любовь, которая не имеет будущего! — Витгерн взял ее руку и долго держал в своей. — Я понимаю это лучше, чем кто-нибудь из присутствующих.

Ауриана неожиданно ощутила свое одиночество в этом мире, где не было ни уюта, ни покоя. Она знала также, что то же самое чувство преследует и Витгерна, и обеими руками сжала его голову, чувствуя биение его пульса.

— Любовь очень своевольна, ее нельзя держать в узде, взаперти, ею нельзя помыкать — она ведет нас за собою, куда хочет, не зная препятствий и заводя нас подчас в опасные ловушки. Ты согласен со мной? Во всяком случае я надеюсь, что моя тайна останется между нами.

— Конечно. Но это очень опасно, Ауриана. Только это и беспокоит меня. Особенно сейчас. Когда Гейзар узнает, что ты вернулась и что мы все вновь собрались в сильную дружину, как при Бальдемаре, он объявит тебе войну. Представляешь, как его обрадует весть о твоей любви к иноземцу, о твоей готовности разделить с ним ложе. Мало того, он заранее обвинит тебя в том, что ты уже вступила в любовную связь с чужеземцем.

Ауриана поняла, что Витгерн недалек от истины, но все же всей истины он не знал.

На следующий день Ауриана поскакала в свой лагерь за Децием, которого намеревалась привести в усадьбу.

— Это означает, что все пойдет так, как прежде? — спросил Деций, когда они скакали галопом по лугу, цветущему душистыми розоватыми цветами майорана. — И ты полагаешь, что я смогу вновь продолжить свое жалкое существование в хижине со ставшими мне дорогими дырами в потолке, не опасаясь, что твои соплеменники сдерут с меня шкуру на барабан?

— Нет, тебя ожидает более счастливое будущее, — прокричала Ауриана, захлебываясь бьющим в лицо ветром. — Зигвульф настаивает, чтобы тебя освободили! У нас рабов освобождают очень редко!

— «Освободили»! Какой сладкой музыкой прозвучало бы для меня это слово два года назад! «Деций, ты свободен, но только не пытайся вернуться в знакомый тебе мир».

— Знакомый мир?

— В ту часть мира, где существуют книги и бани, форумы и настоящие дороги, настоящая сытная еда и душная жара южного климата. Скажи Зигвульфу, что я ему благодарен, но что моя свобода, пожалуй, не внесет никаких изменений в мою жизнь.

— Это потому, что мы варвары.

— Я этого не говорил.

— Глупец, я отлично слышу твои мысли.

Деций, как всегда, оставался глух к ее гневу, насмешливо ухмыляясь, будто над капризами ребенка, которые не стоит брать в расчет. Ауриана подстегнула Беринхарда, и тот вырвался вперед, оставив позади лошадь Деция. Ауриану изумляла скорость ее низкорослого жеребца. Казалось, в округе нет ни одного скакуна, которого Беринхард не мог бы догнать и перегнать. Но вскоре гнев Аурианы потух, и она решила, что Деций достаточно долго дышал пылью, вздымаемой копытами ее жеребца. Она попридержала коня и снова поехал рядом со своим другом.

Неожиданно Деций поменял тему разговора, переведя его на их близкие отношения.

— Скоро нам будет очень трудно… делить общее ложе. Эта потеря значит для меня больше, чем какие-то мифические выгоды от моей сомнительной свободы.

— Мы найдем выход из этого положения. Давай не будем сейчас говорить на эту тему, — произнесла Ауриана и, немного помолчав, продолжала. — Казалось бы, последние события должны были принести мне радость, но это далеко не так. Вроде бы все хорошо устроилось: я дома, Гундобад посрамлен, мать любит меня… Однако я не могу не чувствовать, что дым моего очага отравлен, а мед безвкусен или горчит. Проклятие еще не снято с нашего дома. И то испытание, которое мне предстоит, будет очень сложно преодолеть. Я даже не знаю местонахождение Одберта. Он трус, и не явится на мой вызов сам. Что же мне делать? С чего начать?

— Думаю, тебе следует забыть об этом до поры до времени и постараться не думать ни о чем подобном.

— Какой вздор! Я не могу этого. Я думаю о мести каждый день. Неужели ты мог бы забыть о мщении, если бы перед твоими глазами постоянно стояла картина смерти отца?

— Я ничего не могу ответить на этот вопрос, меня с отцом не связывали близкие отношения. Что же касается тебя, то я отчетливо вижу многие опасности, подстерегающие твой народ. Каждый раз, когда ваши воины переплывают реку, чтобы грабить и убивать на том берегу, они тем самым приближают день, когда разразится ужасная по своим последствиям война с Римом, настоящая война, а не те стычки, которые ты знала до сих пор. Я говорил тебе об этом много раз — ты представления не имеешь, что такое настоящая война!

Ауриана немедленно послала гонца на север к королю херусков, так как, по ее сведениям, Одберт находился на службе у этого короля. Теперь она была по крайней мере уверена, что ее враг получил вызов; гонец по возвращении сообщил, что Одберт выслушал ее послание в покоях короля Хариомера. Но как и опасалась Ауриана, ответом Одберта было молчание.

Ауриана увидела своего врага только поздней осенью следующего года.

В конце года проходили ежегодные священные конские скачки на землях, расположенных между территориями, где жили хатты и херуски. Эти торжества отмечались всеми германскими племенами, поскольку сам ритуал имел своей целью дать энергию земле, чтобы она накопила достаточно сил для своего последующего возрождения после зимней спячки, подобной смерти. В этом году награда была особенно большой — победитель в скачках получал столько железного оружия, сколько необходимо было для того, чтобы вооружить целую королевскую свиту. Так случилось, что один галльский торговец выудил из реки пятнадцать повозок, нагруженных местными копьями и мечами, которые были брошены в реку как жертвоприношение богу Водану. Затем этот ушлый купец продал найденное им оружие королю Хариомеру. Когда же Хариомер узнал, что это оружие самым святотатственным образом было украдено у могущественного грозного бога, он отказался от права владения им и отдал это оружие в качестве награды победителю скачек, надеясь, что Водан смилостивится и пощадит его жизнь.