Наполеон. Последняя любовь - Томас Костейн

— Я подумал, мисс, и должен признаться, что при такой ужасной погоде действительно, почти ничего не видно, — он повернулся, чтобы идти в другом направлении. — Я вас не видел, мисс. Я вообще никого не видел и ничего не слышал!

3

Наполеон сидел у себя в кабинете на скрипучем кресле со сломанной спинкой. В этот момент Киприани объявил ему о посетительнице.

— Мадемуазель Бэлкум, Ваше Величество. Она мне сказала, что ей необходимо поговорить с вами.

Император быстро снял с головы красный фланелевый ночной колпак, спрятал его под стопкой книг и надел теплые ночные туфли.

— Киприани, проводи мадемуазель Бэлкум ко мне.

Киприани никак не мог понять в чем тут дело.

— Проводить ее сюда, Ваше Величество?

— Именно это я тебе и сказал. Киприани, не пускай ко мне никого из моей свиты. Я никого не желаю видеть!

Бетси, стоя на пороге, начала колебаться, не зная, что она ему скажет. Наполеон выпрямился в кресле и улыбнулся девушке.

— О Бетси-ис, вы были вчера в Хаттс-Гейт, и они вам сказали, что я никого не желаю видеть?

— Да, сир.

— Как жаль! Если бы вы явились ко мне, мы бы хорошо провели с вами вечер. Он был таким скучным.

Мадам Монтолон пыталась спеть веселые песенки ее юности, но с ее голосом лучше петь погребальные песнопения. Наш умнейший Ла Касе не переставая болтал о поэтах пятнадцатого столетия, хотя он ничего о них не знает. Была такая тоска, что мне даже не хватало Гурго.

Он пристально взглянул на девушку и нахмурился.

— Вы явились ко мне, чтобы дать какой-то совет, не так ли?

Бетси ему улыбнулась.

— Сир, я вам всегда так сильно надоедаю.

— Вы собирались мне сказать, что мне нужно повидать лидера корсиканских бандитов, когда он придет ко мне с визитом. Я прав? И еще вы хотели меня просить, чтобы я был с ним вежливым.

— Да, сир. Вам всегда известно, о чем я с вами собираюсь говорить, правда?

Наполеон был доволен.

— Конечно, Бетси-и. Неужели вы сомневаетесь в том, что мне известно, что происходит в вашей маленькой головке? Вы читаете, что моя свита меня боится и ничего мне не говорит?

— Да, сир. У вас такое мрачное выражение лица, и они… они начинают бояться сказать вам правду, которая только пойдет вам на пользу. Так как это делаю сейчас я.

— Вы когда-то были правы. Это касалось моего веса, но сейчас, малышка, вы ошибаетесь. Я не должен сдаваться с самого начала. У этого человека преобладают инстинкты непородистого щенка. Он пытается вас укусить, ворчит и воет. Я должен к нему относиться, как к мелкому служащему, кем он на самом деле и является.

— Но, сир…

— Помолчите, Бетси-и. Я уже все решил и принимать его сегодня не собираюсь.

Он взял со стола конверт.

— Взгляните на письмо, которое он мне прислал. Оно адресовано «Генералу Бонапарту». Когда придет ваш абсурдный англичанин, ему вернут его собственное письмо и скажут, что здесь нет генерала Бонапарта. Он перестал существовать восемнадцать лет назад, когда я стал Первым Консулом. Но слава, которую он заработал для Франции, никогда не будет забыта.

Наполеон позвонил, и когда появился Киприани, он передал ему письмо.

— Киприани, это для графа Монтолона. Сообщите ему, что я не передумал. Он должен говорить то, что я ему приказал, когда станет возвращать это письмо.

Наполеон небрежно обратился к Бетси:

— Ну вот, моя малышка, все решено, и вам не следует больше ломать над этим головку.

— Сир, все беспокоятся о том, что может случиться, если вы откажетесь с ним повидаться. Все считают, что он может начать скандалить и попытается вам отомстить, и вам будет неприятно.

Лицо императора исказилось. На лбу появилась глубокая морщина, и он гордо выпятил вперед подбородок.

— Вам никогда не приходило в голову, каким скандальным и вредным могу я быть? Бетси-и, я могу стать таким, что этот неприятный человек съежится и поползет обратно в свою раковину. — Потом он изменился и даже улыбнулся своей любимой Бетси-и. — Вы — глупое дитя. Вы сидите передо мной, и я вижу у вас на глазах слезы. Моя Бетси-и, вы не настоящая англичанка, потому что вы очень сентиментальны, а в англичанах эта черта полностью отсутствует. Они жестоки и меркантильны. — Наполеон внимательно взглянул на девушку. — Сколько вам лет?

— Сир, мне исполнилось пятнадцать.

— Вы мне напоминаете мою матушку. Она всегда обо мне заботилась. Много раз приходила ко мне и начинала говорить, что я зашел слишком далеко и на меня может обрушиться весь карточный домик, который я построил на международной арене. Я начинал над ней посмеиваться и со временем доказывал ей, как она ошибалась. Она оказалась права только один раз, и это касалось России. Матушка меня умоляла не вводить огромную армию в эту страну с ее болотами, снежными бурями и суровым народом. — Наполеон усмехнулся. — Теперь девица пятнадцати лет учит меня тому, что правильно, а что — нет. Клянусь, вы мне ее очень напоминаете. Но она была старой и вся в морщинах, а вы — молоды и весьма привлекательны.

По дороге, ведущей к Лонгвуду, послышался звук копыт, и Наполеон быстро встал к кресла.

— Вот они, Бетси-и. Сейчас мы проверим, чья сила воли сильнее. Да, не волнуйтесь так, Бетси-и. Клянусь, я знаю, что делаю.

На двух окнах, выходящих в сад были задернуты занавески. Он подошел к окну и осторожно отогнул уголок. Некоторое время он молча наблюдал, а потом сказал.

— Ваш храбрый сэр Хадсон Лоув приехал в великолепном окружении. С ним шесть, нет, восемь офицеров, и все они в парадных мундирах. Но дождь уже немного сбил с них спесь. — Он помолчал. — У него удивительно неприятное лицо. Это весьма ограниченный человек, но ему это неизвестно. С такими людьми бывает всего труднее иметь дело. Я могу сказать, что он — вредный болван, заносчивый и высокого о себе мнения. Да, мне придется нелегко с этим глупым болтуном.

Всадники столпились у крыльца, Бетси и Наполеон слышали, как граф Монтолон что-то им объяснял, а ему возражал высокий и скрипучий голос. Затем послышались и другие голоса, но этот голос что-то вещал без остановки.

— Я — сэр Хадсон Лоув, пожаловал поговорить с генералом Бонапартом!

Император мрачно улыбнулся Бетси.

— Наверно, он считает, что я сейчас выбегу и начну разговор с этим абсурдным человеком? Господи, за всю мою жизнь мне с первого взгляда не казался таким отвратительным ни один человек! Я не сдвинусь ни на дюйм!

Спор на крыльце закончился, и император увидел, что всадники спешились и начали обходить вокруг покосившегося строения. Дождь лил как из ведра, и перья, пышно покачивавшиеся на гордых шляпах, грустно повисли. Поверх выглаженных мундиров накинули плащи, и на всех лицах можно было разглядеть ярость и пылкое желание ввязаться с кем-либо в драку.

Наполеон покинул свой пост у занавески и вернулся к креслу почти танцевальным шагом. Он взглянул на Бетси и сказал:

— Ну что, моя твердая позиция оправдала себя?

Затем он вскочил и достал из-под стола бутылку вина, нашел два бокала и наполовину наполнил их вином. В один из бокалов он налил воды из кувшина.

— Вам добавить тоже воды в вино?

— Да, сир.

— Вы — умная девушка. Вам нравится это вино? Бетси отпила глоток, потом ей пришлось честно ответить:

— Не очень, сир. Мне оно кажется слишком кислым.

— Вы правы, и мне оно тоже не нравится. Но моя малышка, это — специальное вино, которое мне присылает друг из Испании. Я его получил от него уже во второй раз. Мне кажется, что мы должны произнести тост — «За Будущее: которое не будет таким мрачным, как Настоящее!» Бетси-и, вы в это верите?

— Безусловно, сир.

— Мой дружочек, вы не должны недооценивать меня. Я — Наполеон. У меня есть здесь, — тут он коснулся лба. — И тут, — прикоснулся к сердцу, — кое-что, с помощью чего я могу переменить положение вещей, в котором я оказался по воле злой судьбы. Мир заполнили дурацкие ничтожества вроде вашего сэра Хадсона Лоува. Но и они не смогут меня удержать здесь.

Непрошеные визитеры, промокшие до нитки и злобные, возвратились к крыльцу, пытаясь спрятаться от дождя. Наполеон возвратился к месту наблюдения. Среди членов отряда губернатора продолжалась демонстрация возмущения, и немало кулаков потрясали в сторону негостеприимных и невидимых хозяев.

— Они направляются к коням, — сказал император. — Прежде чем они доберутся до какой-либо крыши, они промокнут до костей.

Он отошел от окна и на этот раз попытался изобразить нечто вроде неуклюжих балетных па.

— Произошло первое сражение, и я его выиграл! — радостно заявил император. — Перестаньте хмуриться, моя дорогая. Вы все еще боитесь?

— Сир, вы, конечно, выиграли эту битву, но впереди вас может ожидать множество сражений.

— Я все их выиграю.

Дождь вдруг внезапно прекратился. Даже в темных комнатах за ставнями Лонгвуда стало ясно, что вскоре на небе покажется солнце.

— Вам пора идти, — сказал император. — Вам будет сложно пройти мимо караульных?