Первая жертва - Рио Симамото
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Времени у нас почти не осталось. Я попробую прямо спросить Канну об этом бывшем.
– Да, прошу вас, – тихо сказал Цудзи и кивнул в знак благодарности. – Но если все, что написал Намба, правда… Я не могу понять одного.
– Чего?
– Думаю, он сам на занятиях видел в Канне исключительно модель. Но что насчет других учеников? Какими глазами они смотрели на Канну и насколько сами осознавали, что испытывают? Какая там царила атмосфера? Мне все сложнее и сложнее становится это представить. Как и то, что чувствовала Канна, находясь на этих занятиях…
– Нельзя отправиться в прошлое и посмотреть, как проходили эти уроки. Но все же их последствия мы можем увидеть собственными глазами и сейчас.
– Вы о чем? – уточнил Цудзи, оторопев, как от неожиданного удара.
– О шрамах от порезов, которые нанесла себе Канна. Я все еще не знаю, что стало последней каплей, которая заставила ее впервые причинить себе боль. Но судя по тому, что Канна впервые решила порезать себе руки в двенадцать лет, скорее всего, стресс от участия в занятиях отца – одна из причин ее долгого пристрастия к самоповреждению.
Мне предстояло создать книгу из тех разрозненных сведений, которые нам удалось собрать. Я должна все обдумать. Систематизировать. Обобщить. Что до сих пор остается неясным в этой истории?
С начальной школы Канна участвовала в занятиях отца в качестве модели. После окончания шестого класса, когда ее мать уехала на Гавайи, она в первый раз порезала себе руки. В средней школе к ней приставал Игараси – ему Канна сказала, что у нее уже был парень и она не девственница. Я не знаю, насколько близкими были отношения между ней и Игараси, но, если верить Кёко, он был ей противен. Вряд ли Канна ему сильно доверяла.
Примерно в это же время она начала прогуливать отцовские занятия, где должна была позировать; в итоге тот сказал ей больше не появляться на своих уроках. Уже выйдя из пубертатного возраста, Канна встречалась еще с несколькими парнями, но ни одни из тех отношений не стали серьезными. Затем она поступила в университет и решила стать телеведущей. Наверняка тот факт, что среди самых талантливых и красивых студенток со всей страны во второй этап собеседования прошла именно она, воодушевил Канну.
Поэтому я никак не могла понять, какой у нее был мотив для убийства собственного отца. Сделай она это в подростковом возрасте, все объяснялось бы чрезмерным эмоциональным напряжением. Почему именно сейчас? Как бы отец ни был против работы на телевидении, он не заставил Канну полностью отказаться от этой затеи. Ведь в день преступления он отпустил ее на собеседование. Тем не менее она ушла оттуда и, вооружившись купленным в торговом центре кухонным ножом, явилась на работу к отцу, с которым была в натянутых отношениях. При этом Канна не могла назвать мотив убийства, как будто в момент преступления не отдавала себе отчета в своих действиях. Это пугало меня больше всего.
– Извините, Цудзи, мне нужно сделать один звонок, – извинилась я и принялась искать в телефоне нужный номер.
На часах было двадцать один пятнадцать. «Ничего, еще не так поздно, возьмет», – рассудила я и нажала кнопку вызова. Касё сразу ответил. По шуму на фоне я догадалась, что он в каком-то заведении.
– Привет, что-то срочное? Я сейчас в идзакае[36] с Китано, мы с ним давно никуда не выбирались.
– Касё, я хотела бы у тебя кое-что уточнить, – проговорила я.
Цудзи смотрел на меня с недоумением.
– Канна точно признала, что она с самого начала имела намерение убить отца?
– Да, точно. Она сказала, что попросила его прийти в туалет, чтобы остаться с ним наедине, и там нанесла удар ножом.
– Думаешь, все именно так и случилось? Разве у них были настолько хорошие отношения, чтобы отец пошел куда-то по просьбе дочери?
– Согласен, звучит малоубедительно, но именно такие показания зафиксированы в протоколе допроса прокурора. Да я и сам слышал от Канны то же самое, когда приходил к ней в следственный изолятор.
Касё внезапно спросил, как будто догадался, к чему я клоню:
– Юки, ты же сейчас не дома?
– Да, я с Цудзи. А что?
Некоторое время Касё молчал, будто размышляя о чем-то.
– Можешь приехать к нам? Мне кажется, нам нужно вместе все обсудить.
– Где вы?
– В идзакае у станции Синдзюку-Сантёмэ.
Я прикинула, сколько времени уйдет на дорогу. Если выйду прямо сейчас, оставлю велосипед у станции и поеду на метро, то у меня будет по меньшей мере час, чтобы поговорить с Касё и Китано до того, как придется бежать на последний поезд. Я бросила взгляд на сидевшего напротив меня Цудзи.
– Поняла, выхожу. Отправь мне название бара.
– Хорошо, – коротко ответил Касё и отключился.
Я осушила чашку чая и объяснила Цудзи, в чем дело. Он выглядел разочарованным.
– Если б не завтрашняя командировка, я бы поехал с вами.
– Вы и так очень помогли. Спасибо, что показали письмо от Намбы. Оно может стать важной зацепкой.
– Надеюсь, вы правы. В остальном полагаюсь на вас, – кивнул головой на прощание Цудзи.
Поезд с грохотом мчался в центр города. Был поздний вечер, неестественно яркое освещение внутри вагона слепило глаза. Я огляделась и села там, где было посвободнее, после чего написала Гамону. Получив от него ответ: «Понял, сегодня ложимся спать без тебя. Передавай привет Касё», я вздохнула и подняла голову. Напротив меня сидела молодая женщина и, держа перед собой карманное зеркальце, увлеченно красилась. Сбоку от нее мирно дремал офисный работник. Когда я наконец-то приехала на станцию Синдзюку-Сантёмэ, меня саму уже клонило в сон.
Я поднялась по лестнице к выходу из метро. В Токио вовсю кипела ночная жизнь, от стоящего вокруг шума у меня закружилась голова. К тому же в своих балетках я выглядела так, словно направлялась не в бар, а вышла на пять минут прогуляться вокруг дома.
Я толкнула раздвижную входную дверь, и она со скрипом отъехала в сторону. Пройдя за занавеску норэн, я оказалась в старомодной идзакае. Касё выглянул из-за перегородки и помахал мне рукой. Они с Китано заняли отдельную комнату в дальней части зала. Я разулась у порога и поднялась на выстеленный татами[37] пол.
Касё с любопытством посмотрел на меня, а я удивленно уставилась на него.
– Давно я не видел тебя с такими длинными волосами. Наверное, со студенческих времен.
– Да, вполне возможно. Господин Китано, здравствуйте.
Тот сидел за низким столом: галстук ослаблен, в руках – маленькая фарфоровая бутылочка с саке. В ответ на мое приветствие мужчина с улыбкой произнес:
– Рад, что вы смогли подъехать.
Я снова посмотрела на Касё.
– Что у тебя с лицом?
Он
