Отель «Белый носорог» - Бартл Булл

В одном случае адресатом был он сам, а отправителем — Р. да Суза из Найроби. А вот и сочная слива в пудинге — тяжелый коричневый конверт на имя «сеньора Васко де Кастаньеда-и-Фонсека». А перед пометкой «конфиденциально» и подавно было невозможно устоять. Автором письма оказался некий Антонио Гама из Лиссабона, нотариус. Что еще могло случиться? Карлик вспомнил фотографию Фонсеки и еще одного мужчины.

Он спустился по лесенке и вышел в коридор, чтобы разложить письма по специальным ячейкам. А проходя мимо зеркала, остановился и стал почтительно изучать свое отражение.

Безупречные кожаные сандалии, нарядный плетеный кушак, девственно белая униформа и, главное, голова. Вот именно! Голова идеально круглой формы! Карлика охватило приятное возбуждение — он даже вспотел. Перед его мысленным взором встало изображение приземистого священника на фотографии. Это же он сам! Много ли еще в мире таких голов? И многие ли их обладатели носят имя Фонсека? Наверняка архиепископ — его дедушка!

Карлик взял себя в руки и вновь направился к стойке. В холле он с раздражением отметил на покрытом лаком полу пыльные отпечатки босых ног одного из мальчишек. Взобравшись на стремянку, он распечатал письмо от своего банкира, написанное аккуратным почерком на почтовой бумаге с гербом Гоанского института в Найроби.

«Дорогой Оливио Фонсека Алаведо!

Шлю вам хорошие новости. Хотя дела подвигаются медленно и понадобится много лет, прежде чем земля станет нашей, наши деньги работают. К счастью, всю черную работу за нас сделают другие. Простые англичане, миссис и мистер Алан Луэллин, поднимут целину и подготовят землю для настоящих хозяев.

Вышеупомянутый мистер Луэллин пострадал на войне, но, похоже, очень терпелив и готов приложить все усилия. Не знаю, насколько серьезна его болезнь. Зато жена кажется крепкой. Вам следует подружиться с ними и позаботиться, чтобы дела на ферме шли как можно лучше. Если они ее угробят, мы не увидим ни денег в кармане, ни земли под ногами.

Остаюсь вашим преданным другом,

Раджи да Суза».

На седьмой день Гвенн почувствовала себя в Африке как дома. Она шла впереди, рядом с Мальвой, завороженная необозримым простором вокруг. Ей было важно самой, путем непосредственного контакта, открывать для себя каждый новый пейзаж, а не любоваться им, сидя в фургоне, выглядывая из-за подрагивающих ушей непокорных мулов.

Гвенн не думала, что может быть такой климат. Она представляла себе обжигающий зной колонии — в противоположность пронизывающей сырости Уэльса. А вместо этого нашла теплые солнечные дни и прохладные вечера. Воздух вокруг светился. Легкое дуновение ветерка доносило свежие ароматы дикорастущих цветов и трав. После тесных, замкнутых лощин Уэльса с каждого нового склона открывался неохватный, как океан, ландшафт. Пологие холмы тянулись на многие мили. Горизонт казался почти недосягаемым для взора.

Однако дорога была трудной, и продвигались они крайне медленно.

Вся в глубоких рытвинах, покрытая на шесть дюймов сухой красной пылью, она понижалась к центру, а с боков была обрамлена высокими насыпями. Вынужденные постоянно напрягаться, мулы натерли холки.

Гвенн остановилась и улыбнулась Мальве, когда он указал на пасущегося на соседнем холме самца антилопы. Они постояли, поджидая отставший фургон. Наметанным глазом Гвенн тотчас определила, что Алану хуже, чем он пытался показать. Пальцы судорожно вцепились в край деревянной скамьи. Он закрыл глаза. Для него эта поездка была тяжелейшим испытанием. Фургон съехал на обочину и остановился. Гвенн с Артуром помогли Алану сойти. Она старалась не замечать, что у мужа спереди мокрые брюки. Он сел отдохнуть, прислонившись к твердому красному муравейнику.

— Прости, старушка, я правда в порядке, — пробормотал Алан, гадая, что о нем думает жена. Он стал совсем беспомощным! — Что, уже пора ужинать?

Артур собрал хворост. Гвенн достала винтовку мужа. Алан показал ей, как заряжать «энфилд», и обратился к Мальве:

— Ты старый солдат, почему бы тебе не научить миссис Луэллин стрелять?

Спустя час они вернулись. Гвенн несла винтовку, а Мальва — переброшенную через плечо маленькую газель.

— Здорово, Гвенни! — немного окрепшим голосом произнес Алан. Артур заухмылялся и захлопал в ладоши.

— Нет, это Мальва. У меня пока не получается. Вблизи они слишком красивые. Я ждала, чтобы они пустились бежать. А когда начало темнеть, отдала винтовку Мальве.

— Мэм-саиб недостаточно голодна. Когда как следует проголодается, сразу попадет.

Мальва занялся газелью, а Артур — палаткой. Вскоре в котелке на трехножнике уже тушились ломтики мяса, лук и картошка в мундире. Артур куда-то пропал, а когда вернулся, в руках у него были маленькие хрупкие веточки с серо-зелеными листочками. Он смял и растер листья пальцами и бросил в котелок. Гвенн узнала запах дикого розмарина.

Наблюдая за тем, как тушится мясо, Алан ожил. Даже начал рассказывать о том, как они с Раджи да Сузой делали покупки. «Если покупать котелок, — советовал грузный гоанец, — так на трех ножках: он не перевернется и вы не лишитесь ужина».

— Когда доберемся до Наньюки, нужно будет повидаться с его другом, мистером Алаведо, — сказала Гвенн и пошла в палатку за шалью.

— Неужели и впрямь оленина? — донесся до них бодрый голос, явно принадлежащий англичанину. Из темноты вышел рослый прихрамывающий мужчина в коричневых бриджах для верховой езды. Он вел под уздцы лошадь и, приподняв коричневую фетровую шляпу, поприветствовал Алана и африканцев.

— Здравствуйте. Я — Адам Пенфолд. Если у вас найдется закуска — у меня есть виски.

— Присоединяйтесь к нам, — предложил Алан.

— Адам! Добро пожаловать! — воскликнула Гвенн, выбегая из палатки и от радости хлопая в ладоши. — Как я рада! Мы задолжали вам ужин. Алан, это тот добрый человек, что уступил мне свою комнату в Момбасе.

Гость расседлал лошадь. Ласково погладил лошадиную морду. Снял уздечку и повесил на ветку. Достал из седельного вьюка горсть овса и скормил Рафики. Потом нашел зеленую полянку и, почистив лошадь, пустил пастись на длинном поводке.

Мужчины-европейцы сделали по нескольку глотков из серебряной фляжки Пенфолда. Некоторое время все молчали.

— Самая вкусная еда, какую мне приходилось есть! — воскликнула Гвенн.

— Да, мадам, прекрасное жаркое. К нему бы еще чуточку мармита[7]. Будете в Наньюки — непременно поужинайте с нами в «Белом носороге». Говорят, у нас лучшая кухня от Найроби до Хартума.