Мама для наследника альфы - Алекса Никос
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Если ты надеешься на спасение Брендоном Вудвордом, то зря. Даже если он догадается, где ты и сможет преодолеть границы моих владений, что весьма сомнительно, то тебя всё равно кодекс не позволит ему забрать тебя.
Не понимаю, что он задумал, снова сказываются мои пробелы в знаниях об этом мире, хочется возражать, хочется топать ногами, но невозможно. Я послушная кукла, управляемая оборотнем, и совершенно не представляю, как избавиться от силы, которая сковала моё тело и разум. Ведомая Марком, вслед за ним забираюсь на импровизированный помост, грубо сколоченный из тёмных досок.
— Я вижу, что все в сборе, — окидывает взглядом Марк, толпу на поляне. — Стая, сегодняшний день я объявляю праздничным. Ваш вожак вскоре женится!
Слышу радостное улюлюканье, шепотки, обсуждающие новость пробегают по толпе.
— И не на обычной волчице, — загадочно тянет альфа. — Я встретил свою истинную, прошу принять её — Арина.
Выдвигает меня перед собой, волки застывают и принюхиваются, на их лицах теперь сквозит недоумение. Ещё бы: их альфа решил жениться, по их мнению, на обычном человеке — мезальянс, только ни вожаку, ни пресловутой “истинности” возражать открыто они не могут, а потому, никто не высказывает своего мнения, но вижу, что лица многих выражают крайнюю степень неприязни ко мне и недовольства ситуацией, уверена, что волчицы считают, что среди них есть куда более достойные кандидатки на роль главной самки стаи.
— В брачный сезон мы скрепим наш союз, как положено, на алтаре, освещаемой матерью нашей — Луной, а пока, пусть вино льётся рекой, танцуйте и веселитесь, радуйтесь, празднуя помолвку вашего вожака. Ирвин, сыграй что-нибудь весёлое. Арина, наш первый совместный танец.
Он тянет меня за руку с помоста, заставляет обвить его шею руками и прижимает к себе, ведя, мне же, снова не остаётся ничего, кроме как, сцепив зубы, подчиниться. Надеюсь, что наша близость закончится только совместными танцами, потому что меня уже начинает тошнить, только от одного запаха мужчины, который всего за несколько часов изменился до неузнаваемости. Или он просто стал собой, раньше просто играя роль приятного парня? Не знаю, но всё сильнее молюсь богам этого мира, надеясь на чудо.
Праздник набирает обороты, оборотни, еще недавно недовольные, кажется, позабыли о поводе для веселья, их лица расслабленные и радостные, танцы, шум, громкий смех, всё чаще звучащий то тут, то там. Я же, сижу на бревне, неподалёку от костра, тупо уставившись в одну точку, размышляя, в чём я так провинилась, что в моей жизни всё идёт наперекосяк последнее время. Когда оборотень только усадил меня на жесткую неудобную поверхность и оставил одну, я всячески пыталась мысленно сбросить с себя путы гипноза, напрягая мышцы, стараясь по собственной воле пошевелить конечностями, но поытки оказались тщетными. Я по-прежнему остаюсь под властью Марка, который теперь сидит рядом, поедая сочное мясо, приготовленное на костре, периодически запивая его вином из большого деревянного кубка. Сглатываю голодную слюну, когда до меня в очередной раз доносятся аппетитные ароматы еды, я даже попросить не могу, не то что поесть самостоятельно, остаётся лишь надеяться, что альфа додумается накормить меня.
— Ну что, Арина, как считаешь, праздник удался? — спрашивает Марк, покончив обсасывать очередную реберную кость неизвестного мне животного.
Молчу, боюсь сказать что-нибудь не то, а так как прямого приказа отвечать пока не было, могу сделать вид, что не слышала вопроса.
— Неразговорчивая ты сегодня, неблагодарная, — укоризненно качает головой альфа. — Я, гляди, даже праздник тебе устроил, а ты снова недовольна.
Со страхом, по невнятной речи Марка, понимаю, что он сильно пьян. Неужели всего от одного кубка? Или он успел выпить больше, когда ходил за ужином для себя?
— Ладно, — подытоживает свой монолог оборотень. — Думаю, что пора бы скрепить нашу помолвку соитием, не могу больше томить тебя в ожидании этого желанного момента.
Мысли о голоде отходят на второй план, моё сердце и дыхание, кажется остановились от ужаса, который, судя по садистской улыбке Марка, мужчина прочитал в глубине моих глаз. Рывком подняв меня за запястье, оборотень томно шепчет мне на ухо, обдавая кислым винным ароматом:
— Ну что, невестушка, проверим, какова ты в постели, — облизывает ушную раковину и, отстранившись, нетвердой походкой направляется прочь от костра, таща меня за собой.
Мои ноги путаются, запинаюсь за корни деревьев и не могу сопротивляться, мысли скачут в хаотичном порядке, они панические, жуткие. Я не могу найти ни единой лазейки на спасение, не знаю, что будет дальше. Около двухэтажного, крепкого на вид дома, стоит долговязый мужчина, которого могу различить лишь в слабых отблесках костра, доходящих до сюда.
— Эван, всё спокойно?
— Да, альфа, — кивает мужчина.
— Продолжай охранять, меня не беспокоить, — отдаёт приказ Марк и открывает массивную дверь, проталкивая меня внутрь.
— Будет исполнено, альфа, — слышу ответ Эвана, прежде чем створка захлопывается и мы остаёмся наедине с моим похитителем.
Глава 29
Темнота… Она окутывает и пугает, не единой искры света, ни малейшего отблеска огня, лишь чернильная тьма перед моим взором, будто я ослепла. И тишина, тягучая, угрожающая, будто находишься в вакууме, где звук не распространяется, кажется, что даже собственного дыхания не слышу, лишь стук сердца в ушах, а звуки веселья и праздника остались где-то очень далеко, словно на другом конце земли.
Хотела бы я сказать, что потеряла сознание от накатившей на меня волны паники, и не чувствовала этих липких отвратительных прикосновений к моему телу, вони перегара, смешанного с запахом пота, боли от жёсткого захвата пальцев, оставляющего синяки на моей коже. Но не хочу врать, я всё ощущала и не могла сопротивляться. Тяжёлое хриплое дыхание, опаляющее ухо, а по моему телу проносится дрожь отвращения, меня передёргивает и начинает тошнить, лишь стоит подумать, что мужчина пойдёт до конца. Как же мерзко чувствовать всё, разрываться внутри от ужаса и унижения, но не иметь возможности что-то сделать, как-то повлиять на ход событий.
Мужские ладони стягивают с меня платье и грубо мнут мои ягодицы, я же лишь плачу, беззвучно
