Лишенцы в системе социальных отношений - Валуев Валерьевич

Особое значение фактор лояльности приобретал при восстановлении в избирательных правах бывших полицейских и белогвардейцев. В этих случаях принимались во внимание также длительность службы гражданина в полицейских подразделениях и белых армиях, должность, которую он занимал, сведения об активности во время службы.

23 ноября 1927 г. президиум Смоленского губернского исполнительного комитета, рассмотрев заявление о восстановлении в правах голоса жителя деревни Городок Вельского уезда М. И. Цыганова, постановил: «Соглашаясь с постановлением Вельского УИКа от 8 июня… и принимая во внимание кратковременность и давность бывшей полицейской службы гражданина Цыганова (в течение двух месяцев в 1906 г.), и занятие после революции исключительно трудовым земледелием — в избирательных правах… восстановить»[430].

27 января 1928 г. президиум Ельнинского уездного исполкома восстановил в правах голоса жителя деревни Михалково М. П. Дорофеева — бывшего жандарма. В постановлении по этому вопросу было сказано: «гражданина Дорофеева, как занимающегося общественно-полезным трудом и проявившего лояльность к советской власти, в избирательных правах восстановить»[431].

Заявления бывших служащих полиции встречаются в делах, связанных с восстановлением в избирательных правах практически до самого конца существования института «лишенчества». При этом положительный ответ на свои ходатайства получали немногие, но, тем не менее, некоторым бывшим полицейским, стражникам, городовым удавалось получить права голоса. Нередко процесс восстановления в правах у представителей этой категории лишенцев занимал длительное время — от нескольких месяцев до десятка лет. Это подтверждает следующий пример.

В 1924 г. был лишён избирательных прав «как бывший городовой» деревни Лобановка Климовского уезда (впоследствии — района) Брянской губернии (впоследствии Западной области) Г. С. Зыкунов. Он предпринял несколько неудачных попыток восстановится в избирательных правах в 1920-х — начале 1930-х гг. Весной 1935 г. Зыкунов возбудил очередное ходатайство о возвращении ему прав голоса. 22 апреля 1935 г. Лобановский сельсовет, рассмотрев его заявление, постановил: «Учитывая то, что данный гражданин пробыл городовым в 1913 г. всего лишь 9 месяцев и хозяйство твёрдым и индивидуальным налогом не облагалось, выступлений против мероприятий советской власти со стороны Зыкунова не было, а по сему ходатайствовать перед президиумом РИКа о восстановлении гражданина Зыкунова в избирательных правах»[432]. Направляя материалы по данному делу в райисполком, сельсовет приложил к ним справку, в которой указывалось, что его хозяйство «до революции было середняцкое… после революции хозяйство было и есть середняцкое». Кроме того, в ней говорилось, что у Зыкунова «после его работы городовым за время советской власти замечаний никаких не было»[433]. Однако, президиум Климовского райисполкома, рассмотрев ходатайство Зыкунова на своём заседании 16 августа 1935 г., отказал ему в восстановлении в избирательных правах. После этого он подал заявление о восстановлении в Западную областную избирательную комиссию. 29 сентября 1935 г. дело Зыкунова разбиралось на заседании Президиума Западного областного исполнительного комитета, где получило, наконец, положительное разрешение[434].

Однако обычно бывшие полицейские на свои прошения о восстановлении в правах голоса получали отказы. Их главными мотивировками были политическая неблагонадёжность и общественная пассивность просителя. Так, президиум Вяземского уездного исполкома, рассмотрев на своём заседании 15 марта 1928 г. заявление о восстановлении в правах голоса жителя деревни Конашево В. Н. Варфоломеева — бывшего стражника, принял следующее решение: «Ввиду того, что Варфоломеев В. Н. участия в вооруженной защите советской власти не принимал, лояльности к советской власти не проявил, высказаться против восстановления в избирательных правах»[435].

Президиум Вельского уездного исполкома рассматривал на заседании 8 мая 1929 г. ходатайство о восстановлении в правах голоса жителя Земцовской волости П. Ермолинского. Постановление по этому делу гласило: «Как видно из материала, что гражданин Ермолинский с 1908 по 1917 гг., т. е. до революции служил беспрерывно в полиции. Длительностью службы в полиции доказал свою преданность дореволюционному строю. После революции ни чем себя выдающимся перед советской властью не зарекомендовал. Постановление Земцовской волостной избирательной комиссии от 22 февраля 1929 г… оставить в силе и ходатайство Ермолинского отклонить»[436].

Другим примером типичного ответа на заявление о восстановление в избирательных правах бывшего полицейского, может служить постановление Рославльской уездной избирательной комиссии от 29 января 1927 г. по ходатайству жителя хутора Александровское Н. Н. Броневского. Оно гласило: «На основании справки сельсовета о том, что гражданин Броневский является бывшим „эксплуататором“, а кроме этого служил в рядах полиции — „урядник“, ходатайство… — отклонить»[437].

В лучшем случае местные избирательные комиссии или советские органы, отклоняя заявления о восстановлении в избирательных правах, способствовали передаче их в высшие государственные инстанции — ВЦИК и ЦИК СССР. Например, Смоленская избирательная комиссия вынесла на своём заседании 17 декабря 1925 г. вынесла такую резолюцию по ходатайству жителя Бохотской волости И. Гаевского: «Постановление волостной избирательной комиссии от 10 ноября — утвердить, так как И. Гаевский — сам не отрицает своей службы в полиции. Разъяснить, что он должен обратится с ходатайством во ВЦИК»[438]. Рославльская уездная избирательная комиссия на своём заседании 2 февраля 1927 г., рассмотрев ходатайства о восстановлении в избирательных правах жителя деревни Слобода Коновалова и жителя деревни Гуты Балобея, постановила: «Так как они бывшие полицейские… материалы передать президиуму УИКа для дальнейшего направления»[439].

Во второй половине 1920-х гг. часто подавали ходатайства о восстановлении в избирательных правах священнослужители различных конфессий. При рассмотрении их заявлений большое внимание уделялось выяснению реального статуса данного человека в религиозной общине. Связано это было с требованиями Конституции 1925 г. и избирательных инструкций лишать избирательных прав только тех «служителей религиозных культов, для которых это занятие является профессией». Особые трудности возникали при применении этого положения к приверженцам различных сект и нетрадиционных религиозных течений, в которых отсутствовало строгое разделение на собственно духовенство и мирян.

В 1929 г. при проверке инструктором Рославльского уездного исполкома правильности лишения избирательных прав в Хиславичской волости, выяснилось, что одним из лишенных прав голоса оказался член общины секты субботников М. Михнин. В акте, составленном по результатам проверки, в связи с этим особо отмечалось: «Кроме имеющихся справок от сельсовета, послуживших к лишению избирательных прав служителя религиозного культа секты субботников гражданина деревни Пыковки Михнина Михаила и его жены Михниной Эрны, необходимо произвести дознание и по установлении, что он… действительно, является руководителем главной религиозной секты субботников — оставить в списках лишённых избирательного прав»[440].

Если выяснялось, что гражданин, требовавший восстановления в избирательных правах, хоть и состоял в религиозном объединении, но не занимал в нём руководящих постов и не был профессиональным священнослужителем, ему беспрепятственно возвращали права голоса. Так, в постановлении заседания Смоленской избирательной комиссии от 26 ноября 1926 г., посвященного утверждению списков лиц лишённых избирательных прав, говорилось в частности: «Из списка… исключить граждан Голгана, Левита, Хамма, Песина Нисона… так как резник не является служителем религиозного культа»[441].

Священникам и духовным лицам для восстановления в избирательных правах необходимо было доказать лояльность к политическому режиму и то что они в течение длительного времени занимаются «общественно-полезным трудом». Однако решающим фактором для получения прав голоса подобными лицами чаще всего становилось снятие с себя сана, которое расценивалось как фактическое отречение от веры и от «нетрудового прошлого».

2 февраля 1929 г. Смоленская губернская избирательная комиссия рассмотрела ходатайство о восстановлении в избирательных правах бывшего священника, «школьного работника Холмовской школы 1-ой ступени… Вяземского уезда» Е. А. Абрютина. В резолюции по данному делу говорилось: «Принимая во внимание, что гражданин Абрютин с 1917 г. — времени снятия им сана священника, занимается общественно-полезным трудом, состоя с ноября 1918 г. и до настоящего времени школьным работником (с 1917 г. по ноябрь месяц 1918 г. Абрютин был преподавателем гимназии), и, являясь с 1919 г. членом профсоюза — в избирательных правах восстановить»[442]. Во второй половине 1920-х гг., особенно после начала нового наступления на религию в 1929 г., власть постоянно призывала представителей духовенства, желавших получить права голоса, к отречению от своей прежней жизни и мировоззренческих устоев.