Два окна на Арбат - Александр Алексеевич Суконцев

хотела было попросить соседку Леокадию Аркадьевну, театральную суфлершу, у которой был свой ундервуд, отстукать объявление на машинке в нескольких экземплярах. Но, поразмыслив, решила в это дело никого из соседей не впутывать и переписала от руки все копии. К некоторым приклеила Лирины фотокарточки, старые школьные, где Лирочка была снята с косой.

Захватив с собой пузырек клея и несколько канцелярских кнопок, она поехала по Москве.

Одно объявление повесила на Смоленской площади, недалеко от МИДа. Другое — на Фрунзенской набережной, рядом с военной академией. Третье — у Бауманского училища. У Библиотеки имени Ленина. На Комсомольской площади. И где-то еще.

Так появилось на свет это удивившее даже москвичей, необычное объявление. Оно висело рядом с другими: «Меняю две комнаты на четыре в разных районах», «Пропал пудель. Шерсть розовая, бархатная», «Лечу от заикания», «Нужна няня приходящая».

Не судите строго мою героиню за этот шаг: она мать, и мать не очень передовая.

Расклеив по Москве объявления, Агриппина Львовна стала ждать, что будет.

КАВАЛЕР ИЗ ЖЕНСОВЕТА

Рагнед Кузьмич Калинкин почувствовал себя полноценным человеком только с выходом на пенсию. Долгое время в могучем организме Калинкина дремали недюжинные дарования. Однако случилось так, что должности Рагнед Кузьмич занимал какие-то невидные: официант, гардеробщик в бане, продавец лотерейных билетов — и таланты сами по себе выйти наружу не могли.

Правда, стихийные извержения талантов случались. Так, например, работая на посту распространителя лотереи, Рагнед Кузьмич написал на большом листе картона такое объявление собственного изготовления:

«Люби жену здоровую!» —

Пословица велит.

«Люби сестру богатую!» —

Пословица твердит.

         — Жена больна.

         — Сестра бедна.

         И сам хожу не свой!

И я сказал: «Постой!

Ты ходишь мимо счастия.

Возьми его, дружок.

Я заплатил алтын,

Имею — 200 000 полтин

(100 тысяч рублей).

Жену я на курорт послал:

— Лечись, жена! —

Сестре я перевод послал:

— Живи, сестра!

Не тужи, сестра! —

         Соловьем я запел!

         Мелкой пташечкой!

Граждане! Приобретайте билеты денежно-вещевой лотереи! Не проходите мимо вашего счастья! Оно состоится 27 сентября с. г. в городе Малаховке. До него осталось всего 73 дня!»

Став пенсионером, Калинкин вдруг остро ощутил, как он нужен народу, а конкретно — родному ЖЭКу № 257/14. Правда, признание пришло не сразу, не вдруг.

Умудренный огромным жизненным опытом и имея давнее призвание, Рагнед Кузьмич Калинкин, разумеется, не раздумывая взялся за басни.

В туманной молодости, служа банщиком, он состоял при местной ассоциации поэтов-коммунальников и приватно выполнял некоторые заказы мелких нэпманов и разорившихся купцов — на стихотворные надгробные надписи. Нынче басни писались легко. За одну ночь баснописец заполнил две общие тетради по 17 коп. за штуку.

Утром он долго раздумывал, какой печатный орган осчастливить свежими литературными произведениями. Он перебрал в уме все известные ему издания и ни на одном не остановился. Поэтому он решил отнести всю продукцию прямо в Первую Образцовую типографию имени Жданова.

Однако в типографии басни печатать отказались, а автора направили в редакцию.

— Начинается бюрократизм, — с удовольствием сказал баснописец. — Пусть теперь мне скажут, что я пишу о том, чего в жизни не бывает.

На дверях редакции журнала, куда пришел Рагнед Калинкин, висело объявление:

«В ГАЛОШАХ И ГРАФОМАНАМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН»

Рагнед Кузьмич за неимением галош аккуратно вытер боты типа «прощай, молодость» и постучал.

За дверями слышалось дружное молодое ржание. После стука баснописца ржание не прекратилось, и Рагнед Кузьмич открыл дверь. В комнате плавали густые табачные облака, а в них, подобно грому, рокотал здоровый смех большого коллектива редакционных работников.

«Ржут, — успел подумать баснописец, — чего им не ржать, гонорары гребут лопатой», — и робко кашлянул.

Ржание несколько поутихло, и краснощекий, похожий на растолстевшего Олега Попова парень подмигнул Калинкину:

— Чего, папаша, кран, что ли, не действует?

— Нет, — сказал Калинкин, — водопровод у меня в порядке.

— Тогда, значит, басню припер?

— Басни, — сознался Рагнед Кузьмич, — много.

В комнате заржали, но при госте не так раскатисто.

— Это вам вот к Веронике Ивановне.

Вероника Ивановна вытерла слезы от недавнего смеха и пригласила автора к своему столу. Калинкин покорно сел и выложил из авоськи общие тетради.

— Батюшки! — ахнула Вероника Ивановна. — Тут у вас их сотни, все я читать не могу.

Она бегло просмотрела два-три первых сочинения и, вздохнув, сказала:

— Это нам не подходит.

— Как не подходит? — ужаснулся Калинкин. — Я все брал из жизни. Вы другие почитайте. А если мало, я еще напишу.

— Понимаете, товарищ, — задушевно-холодно сказала Вероника Ивановна, — в нашем журнале очень высокие требования, и ваши сочинения нас удовлетворить не могут.

По лицу Калинкина прошли судороги осмысления.

— Как бы вам сказать попроще… — поспешила ему на помощь Вероника Ивановна. — Художественно-философское ассоциативное преломление главной идеи в аллегорически-образной системе не нашло своего индивидуального выражения и яркого авторского воплощения. Понимаете?

Калинкин как-то странно замотал головой.

— Ну вот и хорошо, — задушевно-холодно улыбнулась Вероника Ивановна.

— Вот к чему приводит свободная торговля бумагой, — сказал растолстевший Олег Попов. — Давай, папаша, чини водопровод соседям, а басни читай внукам на сон грядущий. Привет. — И он, легонько подталкивая, выпроводил Калинкина из кабинета.

Рагнед Кузьмич покидал редакцию, словно неопытный клиент парную. А вслед ему из редакционного кабинета несся молодой здоровый смех сплоченного коллектива.

Хотелось отдышаться и излить душу. А кому изливают душу на бюрократов редакторов, которые печатают только по знакомству, этого Рагнед Кузьмич не знал. Всю жизнь он разрешал возникавшие конфликты и душевные терзания с помощью сержантов, но берется ли милиция помогать начинающим баснописцам, в этом он сомневался.

Жажда высказаться и привела Калинкина в ЖЭК. Здесь его встретили как родного. Сам председатель домового комитета Смуров, энергичный мужчина в кителе, крепко, демократично пожал ему руку.

— С баснями решим, Калинкин, — сказал он, — организуем литературный вечер в красном уголке. На данный момент у нас крепко хромает женское дело. Беритесь, создавайте женский совет. Привлеките туда самых сознательных тружениц нашего ЖЭКа. Наметьте план. Работайте.

Так Рагнед Кузьмич стал председателем женсовета ЖЭКа № 257/14 на Арбате. Вскоре он сколотил крепкий актив из суфлерши на пенсии Леокадии Аркадьевны и бездетной домохозяйки Любови Колокольцевой. На организационном заседании совета Рагнед Кузьмич, не очень ясно представляя себе задачи возглавляемого им органа, туманно говорил о пользе регулярных помывок трудящихся и о сервировке стола на восемь кувертов.

Леокадия Аркадьевна предложила устроить коллективный поход жиличек на «104 страницы