Механическое пианино - Курт Воннегут

и решимость. Мы призваны распахнуть дверь передовым шеренгам цивилизации. Именно этим и заняты инженеры и управляющие. И нет на земле призвания выше этого.

Разочарованный, Пол опять опустился в кресло.

Кронер навернул свежую тряпочку на шомпол и снова принялся надраивать ружье.

– Пол, место в Питсбурге все еще не занято. Среди кандидатов на него осталось, по существу, всего два человека.

Самое поразительное было то, что он произнес это именно так, как предсказывала Анита. Пол попытался припомнить, что же именно, по ее мысли, должен был он ответить. Он ведь так и не дал ей договорить, к тому же он даже не прочитал этого пункта в ее тезисах.

– Это прекраснейшая возможность принести настоящую пользу, – сказал он, надеясь, что это очень близко к тому, что Анита имела в виду.

Пол почувствовал облегчение, воспользовавшись мыслями Аниты из-за недостатка собственного энтузиазма. Ему предлагали работу в Питсбурге, намного больше денег, и, поскольку он продвинется столь высоко в то время, когда большая часть его жизни все еще впереди, можно было почти с уверенностью сказать, что он успеет добраться до самого верха. Когда Пол получал повышение вроде сегодняшнего, обычно происходил отмирающий ритуал удивления и поздравлений, будто бы Пол, подобно его предкам, дошел до столь высокого положения лишь благодаря своим способностям, упорству и Божьей воле или недосмотру дьявола.

– Очень трудно, Пол, сделать выбор между тобой и Фредом Гартом. – Гарт был значительно старше Пола, почти в возрасте Кронера, и стоял сейчас во главе Заводов Буффало. – Честно говоря, у Гарта нет твоего технического воображения, Пол. В качестве управляющего он великолепен, но, если бы не наша инициатива, Заводы Буффало были бы точно такими, какими они были пять лет назад, когда он их принял. Но он человек твердый и заслуживающий доверия, Пол, и никогда не возникало вопроса о том, является ли он одним из нас и ставит ли он интересы прогресса и системы выше своих собственных.

– Гарт прекрасный человек, – сказал Пол.

И Гарт действительно был таким: честный и неподкупный, он, по-видимому, создал для себя некое антропоморфическое представление о корпорации как о личности. К этому представлению Гарт относился как страстный влюбленный. Пол считал, что проблемой этой следовало бы заняться сексологам. После некоторых размышлений он решил все же, что подобное чувство, заключающееся в любви к неведомому, уже имело место: символическое обручение монахинь с Христом. Во всяком случае, Пол наблюдал Гарта на различных стадиях развития этой любви – как он терял аппетит от нетерпения во время маниакальных взлетов, готовый чуть ли не проливать слезы от нежности при одном только воспоминании о том, как все начиналось. Короче говоря, Гарт проходил все стадии извечного гадания, вроде «любит не любит». Приводить в исполнение приказания свыше, что для Пола было неприятной обязанностью, для Гарта было то же, что оказать услугу даме сердца.

– Я был бы совсем не прочь увидеть Гарта на этом месте.

– Я был бы не прочь увидеть тебя на этом месте, Пол. – Выражение лица Кронера явно указывало на то, что упоминание о Гарте было лишь маскировкой. – У тебя есть воображение, и дух, и способности.

– Благодарю вас, сэр.

– Дай мне закончить. Воображение, дух, способности, и, насколько мне известно, хотя я могу очень ошибиться, назвав здесь и лояльность.

– Лояльность?

Кронер отложил в сторону дробовик и пододвинул кресло так, чтобы оказаться лицом к лицу с Полом. Он положил свои большие руки Полу на колени и нахмурил свои широкие брови. Все это напоминало гипнотический сеанс, в котором Кронер играл роль медиума. Опять, как это было в Кантри-Клубе, когда Кронер взял его руку в свою, Пол почувствовал силу и волю, излучаемые стариком.

– Пол, я хочу, чтобы ты высказал то, что накопилось у тебя на душе.

Руки Кронера сильнее сжали его колени. Пол с неприятным чувством пытался побороть желание раскрыть свое сердце перед этим милосердным, мудрым и мягким отцом. Однако замкнутость его прошла. Пол начал говорить.

Он понял, что расплывчатое недовольство и беспокойство, которые он испытывал неделю назад, теперь приняли ясные очертания. Сырье, послужившее основанием для его недовольства, теперь оказалось в тиглях другого человека. Он говорил теперь о том, что сказал Лэшер прошлым вечером, упомянув о духовной пустоте по ту сторону реки, об угрозе революции, об иерархии, которая была кошмаром для большинства. То, как он говорил обо всем этом, звучало не осуждением, а мольбою об опровержении.

Кронер, руки которого все еще лежали на коленях у Пола, опускал голову все ниже и ниже.

Пол кончил говорить, Кронер встал и, повернувшись к нему спиной, поглядел в окно. Чары еще не улетучились, и Пол выжидающе глядел на широкую спину, ожидая мудрости.

Кронер неожиданно обернулся.

– Значит, ты против нас?

– Я вовсе не хотел сказать этого. Просто существуют вопросы, на которые следует немедленно дать ответ.

– Держись своей стороны реки, Пол! Твоя работа – это управление и инженерное дело. Я не знаю ответов на вопросы Лэшера. Но зато я знаю, что намного легче задавать вопросы, чем отвечать на них. Я знаю, что вопросы существовали всегда и всегда находились люди, подобные Лэшеру, готовые создавать трудности, указывая на них.

– Вы знаете о Лэшере? – Этого имени Пол не называл в разговоре.

– Да, я знаю о нем уже довольно давно. И знаю еще и то, о чем вы с Лэшером и Финнерти толковали прошлым вечером. – Лицо его приняло грустное выражение. – В качестве чиновника ведомства промышленной безопасности, отвечающего за целый район, я вынужден знать об очень многом, Пол. И бывают моменты вроде этого, когда мне страшно хотелось бы знать поменьше.

– Разве это не снимает вопроса о Питсбурге?

– Я все еще думаю, что ты подходишь для этого места. Я собираюсь сделать вид, будто не знаю о том, что ты делал прошлым вечером, и что ты не говорил того, что сказал только что. Я не верю, что все это идет от чистого сердца.

Пол был поражен. По какой-то причуде случая он утвердился на этой должности – после того, как прибыл сюда со смутным намерением доказать свою непригодность.

– Так в общих чертах обстоит дело, Пол. Теперь все