Рожденный из камня - Семен Израилевич Липкин

Не только люди — травы поникли в горе, деревья в бессилии опустили ветви, плоды увяли, сморщились листья: нет огня в Стране Нартов!

Многомудрая Сатаней сказала сыну:

— Ты решил стать воином правды, но твоя стрела принесла нам горе: ты сбил самую яркую звезду, ту самую, которую зажег владыка огня себе и другим небожителям на радость. Бог разгневался, и не только на тебя, а на весь нартский род, и погасил огонь в наших очагах и светильниках, сделал бессильными наши огнива-кресала. Сосруко, единственный мой, понимаешь ли ты, какая беда обрушилась на нас по твоей вине: мы погибнем без огня!

— Понимаю, мать, велика моя вина перед Страной Нартов. Мне-то, булатному, огонь не нужен, я холода не боюсь, но роду нартскому беда без тепла и света.

— Огонь и тебе нужен, сын мой. Необходим огонь человеку, чтобы жить, а жить нужно человеку, чтобы мыслить, чувствовать, светить миру, а можно ли светить миру, если в душе человека не будет огня? Ты должен добыть огонь, чтобы живущее продолжало жить.

— Где же я добуду огонь? — спросил Сосруко у матери.

— У бога огня. Ты видел, как по утрам из-за двуглавой вершины Эльбруса загорается ослепительный свет? Это на рассвете бог огня зажигает свой светильник. Ты видел, как ярко озарена вершина Эльбруса на закате? Это перед наступлением ночи разводит бог огня свой, костер. Как хочешь — с помощью просьб или молений, с помощью меча или копья, — а раздобудь огонь у бога огня. Это вечный огонь, и он никогда не погаснет в наших очагах и светильниках, если ты принесешь хотя бы одну головню.

Сосруко надел высокий шлем, прикрыл булатную грудь кольчугой, составленной из железных колец, вооружился, оседлал коня, вскочил в седло и погнал верного Тхожея на вершину Эльбруса.

Нелегок был подъем. Пришлось всаднику преодолеть и глубокие пропасти, и скалистые кручи, и густые туманы, и лесные чащобы, и град, и вьюгу, и камнепад. Но Тхожей перелетал через пропасти как птица, сквозь дебри лесные двигался как бурелом. Так выбрался Тхожей на долину, согретую Солнцем. Захотелось коню отдохнуть. Но Сосруко спешил и в гневе огрел коня плетью. Разгневался и Тхожей, ударил землю копытами, хотя копыта, как вы позднее узнаете, были его уязвимым местом, и вода, одетая в голубизну, поднялась из глубины земли. Вы, внимающие нашей повести, видели ли Голубое Озеро на пути к вершине Эльбруса? Да будет вам ведомо, что озеро возникло, когда Тхожей ударил копытами землю. А бывали ли вы в Чегемском ущелье? Так знайте, что Тхожей пробил это ущелье в горах, когда Сосруко мчался к богу огня, и земля вздрогнула под копытами коня, и низверглись водопады, — и поныне шумят они в Чегемском ущелье. Прислушайтесь к ним — водопады рассказывают о могучем беге необыкновенного коня.

Так доскакал Сосруко до двуглавой вершины Эльбруса. Но оказалось, что на горе была иная гора, и была та гора алого цвета. Понял Сосруко: то возвышалась гора пламени, то пылал исполинский костер, разведенный повелителем огня. Сосруко сказал:

— Тхожей, предстоит нам тяжкое испытание. Помни, что мы друзья-сотоварищи, помни, что конь есть часть существа всадника: не боится всадник — не боится и конь.

— У нас один путь, одна битва, одна дума, — ответил Тхожей коротко, и короткий ответ коня удесятерил силы всадника. Поскакал Рожденный из камня к Горе Огня, а из сердцевины алой горы прогремел голос. Увидел Сосруко, что сквозь пылающую громаду огня проступает лик еще более огненный, чем сам огонь. То был лик бога огня. Голос бога был громом, а слова — молниями:

— Чего тебе здесь надо, уголек серый, пепел остывший, пыль земная?

Крикнул Сосруко снизу:

— Да вовеки ты не погаснешь, повелитель пламени! А я не уголек, не пепел, не пыль, я — человек. Зовут меня Рожденным из камня. Я тебе не чужой, бог огня. Меня закалил Девет, первый нартский кузнец, а не от тебя ли родила Девета богиня земли? С просьбой я к тебе, всемогущий бог. Говорят, что ты добр, ибо только доброта светится, а ведь ты — свет наших светильников. Говорят, что ты отзывчив, ибо только отзывчивость греет, а ведь ты — тепло наших очагов. Почему же ты отнял у людей огонь? Погасли наши очаги, не кипят наши котлы, темны светильники наши. Мы погибнем, если ты нам не поможешь. Дай огня людям, дай огня!

От слов Сосруко так разгневался бог огня, что не только горы — своды небесные задрожали, и пожар охватил облака, и слова-молнии упали с высоты:

— Ты, значит, Сосруко, тот самый, кто сбил самую яркую мою звезду? Уходи, погибни внизу от холода и голода, ибо не достоин ты даже того, чтобы сгореть в моем огне!

— Согласен, всемогущий бог, виноват я перед тобою, хотя не со злым умыслом сбил я твою звезду, — я только хотел обогреть окоченевших нартов. Я виноват, меня и накажи. Но другие люди ничего дурного не совершили, почему же ты их обрекаешь на смерть? Разве дети кузнеца Девета — не твои потомки? А ведь и они принадлежат к людскому роду. Почему же ты хочешь гибели своих потомков?

— Потому что вы, люди, серая зола, забыли обо мне. Когда ваши треногие столы уставлены яствами и напитками, когда вы поднимаете заздравную чашу, вспоминаете ли вы обо мне? Когда собираете обильное просо, отдаете ли мне часть урожая? Когда идете на рать, делитесь ли вы со мной ратной славой? Смотрю я — всех богов чтите вы: и нашего главу, давно уже почившего от трудов Тха, и дряхлого бога плодородия, и враждебную мне многоречивую богиню воды, и непутевого остророгого бога — покровителя животных, а мною, который нужнее вам всех богов, пренебрегаете вы, — мною, без которого не может жить живущее! Так ступай прочь, развейся, пепел серый, пыль земная!

— Дай огня, всесильный бог, дай огня людям! — не отступал Сосруко. — Не хочешь дать добром, так вступим в поединок. Если победа будет моя, то пусть и огонь будет моим.

— Хорошо, вступим в поединок, — захохотал бог огня. И смех его был громом, и громом загремели железные цепи, которые сами упали с вершины Эльбруса и сами обхватили тело Сосруко. Бог огня спустился вниз, вырвал Сосруко из седла и привязал нарта железными цепями к скале. Решил повелитель пламени: «Голод и жажда будут мучить