Избранные циклы фантастических романов. Компляция.Книги 1-22 (СИ) - Измайлова Кира Алиевна

Но что проку от моих воспоминаний?

Ирранкэ тем временем зажег свечу, встал и легко поднял Ири на руки. Она даже не подумала проснуться, вздохнула и попыталась устроиться поудобнее.

— Пускай спит, — шепнул он, уложив ее на перину в маленькой комнатке и укутав своим плащом. — А мы можем еще поговорить.

— Услышит…

— Ничего она не услышит, — ответил Ирранкэ, притворив хлипкую дверь и сев на кровать рядом со мной.

— Ты…

— Забыла? — Он осторожно провел кончиками пальцев по моему лбу, по полуприкрытым векам, притронулся к губам. — Хорошо спалось тогда?

— Как никогда прежде, — честно ответила я, прикоснувшись к его изувеченной щеке, к волосам, прохладным и гладким, как прежде, их цвета было не разобрать в темноте… — У тебя руки холодные.

— Странно, что у меня сердце до сих пор не обледенело, — усмехнулся он.

— Скорей-скорей, — пробормотала я, вспомнив слова Ири. — Скорей-скорей! Оно не могло обледенеть, ты гнал его вскачь… Но почему? Что такое ты узнал? Кто эта женщина с веретеном?

— Владычица вод, — негромко произнес Ирранкэ, а потом вдруг откинул одеяло и велел: — Забирайся, я пока ставни закрою. Ветер в эту сторону, до утра комната совсем выстынет.

— А Ири… — начала было я, но тут же сообразила, что в маленькой комнатке окон нет, там теплее, а на перине да под меховым плащом дочь уж точно не замерзнет! А если вдруг и озябнет, ко мне придет.

Я быстро скинула платье и нырнула под одеяло. Постель была холодной, как-то не озаботились мы грелками, а уж когда ко мне присоединился Ирранкэ…

— Ох… У тебя не только руки ледяные, ты сам, похоже, окоченел, — невольно прошептала я. — Дай согрею…

Кровать была широкой, не то что моя, но мы все равно прижимались друг к другу теснее некуда. Это было совсем как в прошлый раз: Ирранкэ цеплялся за меня, живую, земную… Но тогда он полагал, что ему угрожает всего лишь смерть, а это не так уж и страшно!

У меня были мужчины после него, после рождения Ири, и вовсе не дурные. Они хорошо знали женщин и умели доставлять удовольствие, но все равно поутру я вставала с отчаянным желанием поскорее отмыться, как бы ни было хорошо мне той ночью. А теперь…

Несколько лет назад Ири затащила меня летом к лесному озеру, почти совсем заросшему — только посредине зияло оконце чистой воды. Да и вообще, как по мне, это было не озеро, а самое настоящее болото.

— Не бойся, — сказала мне дочь, когда мы, оскальзываясь на упавшем, давно лишенном коры дереве, добрались до прогалины во мху и разделись. — Там чисто, не смотри, что вода черная, она прозрачная, вон — дно видать!

— Если я утону, это будет на твоей совести, — сказала я, задержала дыхание и окнулась в черную как смоль и прозрачную, теплую у самой поверхности и прохладную у дна чистую воду…

Лесное озеро приняло меня на руки, покачало и позволило опуститься вниз. Кругом колыхались водоросли, выше виднелся ковер из мха, и когда я оттолкнулась ногами от мягкого торфяного дна, то врезалась в него головой, немного промахнувшись мимо оконца, и Ири долго смеялась, помогая мне выбрать зелень из волос, и дразнила русалкой.

Никогда мне еще не было так легко, как после купания в лесном озере, чьи черные воды будто смыли все тревоги и горести…

Я будто окунулась в него снова.

Свеча давно догорела, но когда я провела рукой по плечу Ирранкэ, знакомые линии едва заметно засветились снова. Я видела их прежде (и у Ири заметила подобные), но тогда они были намного ярче, а теперь свет был едва-едва заметен и будто бы мерцал, как догорающая свеча. Еще и шрам мешал, грубый рубец, рассекший рисунок…

— Что? — шепнул Ирранкэ, почувствовав, как замерли мои пальцы.

— Сердце… — Я приложила к его груди уже не кончики пальцев, ладонь, — у тебя же сердце не там, где у всех!

— Это мне жизнь спасло. — Он вернул мою руку на шрам с левой стороны. — Хотели прикончить, чтобы уж наверняка, а тут вдруг незадача! Бывает и такое, можешь себе представить?

— Еще как могу, — ответила я, — у Ири точно так же…

Я бы вовсе этого не заметила, наверно, но однажды она простыла и сильно кашляла, а придворный лекарь, выслушав ее, шепотом сказал мне: девочка-то необычная. Встречаются люди, у которых органы расположены будто бы в зеркальном отражении, вот Ири как раз из таких. Но лучше помалкивать об этом, мало ли, чего наболтать могут… Я и помалкивала. Какая разница, слева у нее сердце или справа, была бы жива-здорова!

— Это у нас в роду передается, — помолчав, произнес Ирранкэ. — Дед мой был таким же, и прадед, и еще много предков… Именно поэтому мы всегда стояли немного наособицу. Жаль, волшебный дар растеряли за столько поколений… Вернее, разучились им пользоваться — ни к чему было.

— Погоди… — Я нахмурилась. — Так вы еще и колдовать умеете?

— Умели когда-то, — едва заметно качнул он головой. — Говорю ведь, все забылось. Даже алии не бессмертны, да и память у них не вечная. После стольких войн мы многое утратили: там потеряли старинную летопись, тут кто-то погиб, не успев передать потомкам тайное знание. А вот ключ все-таки сберегли, хотя и запамятовали, что это такое и для чего предназначено изначально.

— Ты говорил, что вы использовали его, — припомнила я, — но сами не понимали, как именно он действует и почему именно так.

— Верно. — Ирранкэ устроился поудобнее. — Мы пытались изменять видимое нам будущее, и это даже иногда удавалось. Как бы объяснить… Будущее — оно за стеной с множеством дверей, пока запертых, и оно зависит от того, какая именно дверь будет открыта первой. Определить это можно только с очень малой долей вероятности, но иногда удавалось выбрать нужную… Нужную нам, — поправился он.

— И вы отпирали ее с помощью этого ключа… — Я невольно накрыла ладонью подвеску на шее.

— Именно так. Не отпирали даже, лишь подглядывали в щелочку… А делали это всегда мужчины из моей семьи, — сказал Ирранкэ, — но не только потому, что происходили из правящего рода.

— Ты сказал — алии забыли волшебство, — вспомнила я, — значит, твои предки им владели, и… сохранили какие-то крупицы знаний?

— Да. Этого ничтожно мало, но… помнишь, я сказал, что истратил уйму времени на старые книги? Я искал упоминания о ключе, и я нашел одну легенду, древнюю даже по нашим меркам. Люди, должно быть, вовсе ее не вспомнят.

— Какую же? — шепотом спросила я.

— Жил когда-то на свете молодой алий, — помолчав, начал он. — Тогда и сам мир был юн и полон сил, и волшебство не казалось чем-то удивительным. Оно жило в каждой капле росы, в каждом дуновении ветерка, и алии умели пользоваться им точно так же, как теперь дети плетут венки из ромашек и васильков — протяни руку, сорви цветы и делай с ними что заблагорассудится. А получится у тебя корона или жалкая вязочка в три стебелька, которая назавтра завянет, зависит только от твоего умения. И желания, — добавил Ирранкэ. — Те, кто хотел и мог учиться, стали теми, кого люди называли волшебниками.

— Их больше нет… значит, и волшебства тоже?

— Не путай причину со следствием, — серьезно сказал он. — Волшебство не может никуда деться. Оно все еще здесь, хотя осталось его не так много… Но в этом нет ни нашей вины, ни человеческой. Но кое в чем ты права: когда волшебство начало иссякать, мало-помалу и волшебники позабыли свое ремесло.

— Ну да… если нет глины или лозы, даже самый умелый мастер не смастерит горшок и не сплетет корзину, — пробормотала я.

— Верно подмечено. Самые сильные и умелые продержались дольше всех, подбирая последние крупицы силы, но и о них теперь рассказывают лишь в сказках.

Ирранкэ помолчал, потом спросил:

— Ты ведь хорошо знаешь легенды о Создателе?

— Конечно. Ты хочешь сказать, он тоже был… волшебником?

— А кем же еще? Не чета нашим, конечно. Повторить его деяния никому не под силу, но память о них жива.

— И ключ обронил именно он, — прошептала я. — Как мы тогда подумали…

— Да. А может быть, не обронил, а доверил кому-то. Или вовсе подарил. Этого мы никогда уже не узнаем. — Ирранкэ перевел дыхание. — Я сумел выяснить только одно: ключ испокон веков хранился у кого-то, кто умел противиться его власти. Сперва это были мои предки, но я уже упоминал: эта способность у нас не передается по наследству. Сменилось множество хранителей, прежде чем ключ попал в руки Берты, а потом и в твои…