Опасная граница: Повести - Франтишек Фрида

— Все это пропаганда, — ворчал. Кречмер. — Этому нельзя верить.

— А почему так не может быть на самом деле? — защищал Ганс Вернера, когда они шли в Зальцберг за товаром и обсуждали вопросы, поднятые в разговоре с коммунистом.

— Я читал в газетах, что люди там ужасно бедствуют, умирают от голода...

— А ты прочитай коммунистические газеты, те, что мы купили. Я как раз вчера их просматривал. Некоторые материалы прочел целиком. Нет, Йозеф, мы с тобой многого не знаем. До последнего времени нас интересовали только деньги.

— А теперь чем ты хочешь заинтересоваться? Неужели начнешь бороться с фашистами? Мало тебе, что на шее у нас оказался этот Вернер? Если об этом узнает Зееман, он наверняка подожжет твою хибару.

— Это верно, но ведь должны же мы разбираться в том, Что происходит вокруг нас, что такое нацизм и почему старые социал-демократы вступают в фашистскую партию... Видишь ли, все не так просто, как нам кажется.

— Послушай, жили мы с тобой до сих пор без политики и дальше проживем.

— И все равно это не выходит у меня из головы.

— Плюнь ты и не думай о всякой чепухе.

— Я всегда считал, что лучше не вмешиваться в политику. Одним словом, моя хата с краю, ничего не знаю, а партии пусть дерутся между собой. Но теперь я понял, что нельзя стоять в стороне, когда идет большая битва, от исхода которой зависят судьбы человечества. Каждый должен знать, на чьей он стороне. Что касается меня, то я уже это знаю, — заявил Ганс.

— А мне все равно. Слава богу, хватает забот с девчонкой. Какое мне дело до политики? Она что, кормить меня будет? — съязвил Кречмер.

Ганс решил промолчать.

В свою очередь контрабандисты рассказывали Вернеру о положении в чешском пограничье, о майских событиях, имевших печальные для социал-демократов последствия, о драке, возникшей на площади после того, как коммунисты начали выступать с импровизированной трибуны. На них напали орднеры, и они вынуждены были защищаться. Вернер был крайне удивлен. Он полагал, что рабочие немецкой национальности в Чехословакии настроены против Гитлера, который грозит уничтожить сами основы демократии, что левые здесь достаточно сильны, чтобы противостоять коричневой чуме. Ганс высказал предположение, что, скорее всего, немцев заставляет вступать в СНП бедность, именно из-за нее они сейчас ратуют за нацизм. А Гитлер обещает работу и изобилие, которое рабочим и не снилось. Это действует даже на тех, кто раньше колебался. Сам Ганс, конечно, не верил обещаниям Гитлера. Он так прямо и заявил об этом.

Вернер со знанием дела объяснил, что неправильная национальная политика чехословацкого правительства отрицательно повлияла на мышление трех миллионов чехословацких граждан немецкого происхождения и создала благоприятную почву для националистической пропаганды. Но он никак не мог понять, почему левые сдали свои позиции.

Ганс не умел мыслить так, как Вернер. Для него политика была слишком сложным делом. Он плохо разбирался в проблемах современного мира, понимал многое слишком прямолинейно. Он ненавидел нацистов, но подвести научную базу под свои политические взгляды не мог. Просто он не любил болтунов, которые раздают много обещаний, и испытывал недоверие к людям, которые пытались доказать свое расовое превосходство. На фабрике работали и чехи, и немцы. Он хорошо знал многих из них, но для него все они были просто рабочими, его коллегами, обремененными одной и той же заботой — как прокормить семью. Чем же тогда отличались одни от других?

Кречмеру раньше все было безразлично. Однако теперь он тоже был настроен против местных нацистов. Марихен готовилась выйти замуж за государственного служащего, которому после службы будет выплачиваться пенсия. Поэтому угрозы членов судето-немецкой партии ликвидировать республику он воспринимал как угрозы его будущему зятю. Да, он решительно был против подстрекателей.

Вернер рассказывал о государстве, где обучение в школах бесплатное, где каждый рабочий может послать своего ребенка в любое учебное заведение.

— Вы были в России? — спросил Кречмер.

— Нет, не был, по я разговаривал с товарищами, которые туда ездили и видели все своими глазами.

— Все, о чем вы говорите, настолько хорошо, что в это трудно поверить, — осторожно заговорил Кречмер. — Я отношусь к разряду тех, кто не верит на слово. Рабочие в Германии, например, живут не, так уж плохо, ездит в отпуск в горы, дети в школах бесплатно получают молоко. На первый взгляд кажется, что там лучше, чем у нас. Но мы-то знаем, что это не так, ведь немцы ходят к нам из Германии за хлебом, за маслом, покупают одежду и обувь. А все потому, что у нас до сих пор изготавливаются добротные товары, а там...

— Маргарин там воняет рыбьим жиром, от искусственного меда у детей выступает сыпь на коже. Продукты дешевые, но ведь это все дерьмо, — добавил Гане.,

— Действительно, товары у вас лучше. Но каждый ли рабочий в состоянии их купить? — опросил Вернер.

— Ну, до кризиса...

— А вот в Советском Союзе нет кризисов. Все средства производства там принадлежат народу. Правительство наметило большие цели: электрификацию страны, более полное использование огромных природных богатств, развитие сельского хозяйства. В скором времени СССР станет одной из самых богатых и развитых стран в мире.

Контрабандисты молчали. Энтузиазм Вернера на них подействовал. Однако Кречмер и тут не смог сдержаться от шпильки:

— А правда, что там женщины общие?

— Папа, прошу тебя, перестань! — прикрикнула на него Марихен, которая пришла к Гансу вместе с отцом.

— Семья является основной ячейкой каждого общества, — сказал Вернер. — Не верьте тому, что здесь пишут о Советском Союзе. Сколько пророков предсказывало, что первое в мире государство рабочих и крестьян непременно погибнет, однако вопреки их прогнозам отсталая некогда Россия превратилась в мощное народное государство.

Марихен верила Вернеру, и ее огорчало, что отец и Ганс некоторые слова Вернера не воспринимают всерьез. А в его утверждениях всегда была логика. О Советском Союзе она знала мало. Слышала только о трудностях, которые приходится преодолевать этому молодому государству, а когда-то читала книги о русской революции, в которых говорилось, что чернь, захватывая барские поместья и дворцы, уничтожала все красивое. Вернер же рассказывал об этой революции как о событии чрезвычайной важности, событии, которое открыло новую эру в развитии человечества. Чувствовалось, он не врет, потому что в противном случае она бы это заметила. И потом, если бы он занимался дешевой демагогией, то наверняка вступил бы в нацистскую партию и жил бы себе припеваючи. Но он этого не сделал. Так какая же сила заставляет его твердо верить в эту великую идею?

Иногда Кречмер и Ганс не понимали Вернера, иногда даже посмеивались над его высказываниями. В такие минуты Марихен было стыдно за них, но она знала, что люди они простые, необразованные, прожили суровую жизнь и одними нравоучительными беседами их не убедишь. Недоверие к новшествам крепко укоренилось в них. Повлиять на них можно было лишь наглядным примером, но страна, о которой рассказывал Вернер, была слишком далеко.

Как только Вернер почувствовал себя лучше, он начал писать письма. Некоторые из них были адресованы в Германию, и Ганс опускал их в почтовый ящик в Зальцберге. А пока друзья в Праге доставали для Вернера необходимые документы.

— Ну и куда же вы собираетесь? — спросил Ганс, когда тот стал потихоньку готовиться к отъезду.

Вернер уже не был похож на того тощего человека, которого Ганс принес на спине из леса. Выглядел он вполне прилично. Сначала они считали его пожилым, но когда он окреп и поправился, то оказалось, что он гораздо моложе. Ганс купил ему костюм и все необходимое на первое время. Вернер обещал, что, как только приедет в Прагу, сразу вышлет деньги. Ганс на это только рукой махнул. Зарабатывал он теперь достаточно, и нескольких сотен, истраченных на Вернера, ему не было жаль. Он был даже рад, что познакомился с ним, ведь от него они узнали так много интересного.

— Я бы хотел попасть в Советский Союз, — ответил Вернер на вопрос Ганса.

— Вы думаете, туда можно добраться?

— Товарищи в Праге уже все подготовили.

Уезжал Вернер вечером. Он поблагодарил друзей за оказанную помощь и долго жал им руки. Марихен он поцеловал в щеку. Он обещал написать, как только доберется до Праги, а следующее письмо прислать из той страны, о которой он так давно мечтал и так много рассказывал. Контрабандисты и Марихен проводили Вернера к ночному поезду и расстались с ним навсегда.

6

Занавески в ярко освещенной комнате были плотно задернуты, чтобы снаружи никто не мог увидеть, что здесь происходит. А люди говорили так тихо, что никто бы не мог их подслушать даже при желании.