Простые истории - Олег Патров

старости лет, поди ты, бога и то вспомнила, а в детстве, когда отец с матерью умерли, когда старшая сестра замуж вышла и, родив двойню, сказала ей: «Иди, живи к бабке, не прокормить нам тебя» – не вспоминала.

Бабка Февронья старой закалки человек была, дореволюционный еще. Сын ее до полковника дослужил. Она внучку на завод работать пристроила после школы, все говорила: «Умирать будешь, а ничего у людей не проси. Сама лучше давай. У тебя всегда хлеба и крупы с запасом должно быть, а с остальным перебьешься». Этот урок Ирина на всю жизнь запомнила, и дочери с внучкой завещала. Татьяна-то безалаберной оказалась, вся в отца, никогда остатки не считала, а вот Галина в нее пошла. Гордая, не попросит, осторожная.

Вот и Татьяна всегда на нее обижалась: «Ты, мама, слишком гордая. Так не живут. Нельзя так». А она немало горя от людей приняла, и дочь уберечь хотела. По молодости и у нее было много кавалеров да подруг. Две даже ей ох какую подлость сделали, предательство самое настоящее. Взяли да на ее письмо за нее и ответили, нехорошо ответили…

С той поры Ирина никогда ничьих писем не хранила: ответит – и сожжет от греха подальше. Предают всегда близкие, чужим-то невдомек. Вот разве думала она когда, что дочь ее так шустро квартиру продаст, где все детство прошло. Надо ли было?.. Умом понимала, что надо, а на сердце все равно обида легла. Не прижилась она в новой квартире, да и чего ради?..

Дочь с внучкой все равно были не с ней, пусть и рядом. А ей, в ее-то положении, что соседний дом, что другой конец города – все едино. Им, конечно, туда тяжело мотаться. Вот она их и пожалела, не думала, что столько протянет. По правде, ожидала, что во время переезда помрет, а бог не дал. Вот он какой.

Анна, ее двоюродная сестра, на старости лет в бога шибко уверовавшая, в церковь чуть ли не каждый день ходила, грехи замаливала. Мать-то ее, когда болела, очень тяжела была. Ходить ходила, а соображала плохо. Пойдет, оступится или включит плиту и забудет. Вот Анна ее в комнате под замком и запирала. Уйдет на целый день на работу – и нет ее. Ирина пока могла в гости приезжала. Сидели, чай пили. Потом реже как-то получалось, а потом и вовсе умерла бабка. Все на сердце жаловалась: «Сердце болит». А умерла от инсульта. Сразу. Ей бы тоже надо было так. Не получилось. А теперь вот, как ноги маленько пошли, вроде даже и пожить хочется, а иной раз такая тоска…

Как бога не вспомнить. Все есть, с кем поговорить. Бог-то он все слышит… Не оставляет таких одиноких, как она.

~

Татьяна подошла к мужу. Тот спал, развалившись перед телевизором.

– Вставай, пойдем. Спишь уже.

– Почему сплю? Не сплю, – открыв глаза, сказал Иван, и снова опустил голову на бок.

Но Татьяну было не обмануть. Это умение – разговаривать во сне – она за мужем знала отлично.

– Перебирайся, давай. Я уже нам разобрала. Сейчас Галка придет, ляжет спать. Завтра рано вставать ей.

– Придет, встану, – лениво отмахнулся Иван.

– Пойдем.

~

Одиночество ело поедом. Баба Дуня подошла к окну, посмотрела, не идет ли внучка. Она с ней и говорила только. Сын все сразу убежать норовил, будто боялся, что она в его семейную жизнь полезет, учить его будет; будто она Татьяну задеть как-то хотела бы, обидно, что мать так плохо знал. А сама Татьяна вообще разве что «доброе утро» скажет, – и на том спасибо. А тут еще письмо пришло, ответ думать надо.

«Здравствуй, дорогая моя сестрица Дуня!

Поздравляю тебя и всю твою семью с праздником. Желаю всем здоровья, счастья в жизни, а молодым успехов в работе. А также поздравляю всех с Рождеством. Вот и пережили мы с тобой еще один годочек. Глядишь, скоро весна будет. Это тоже праздник, и настроение станет лучше. Что о себе мне писать? Самочувствие пока нормальное, можно сказать хорошее. А это самое главное. То, что жизнь, продукты дорожают – это у всех так. Надо сказать, что живем хорошо и все у нас есть и всего вдоволь. А помнишь, какие были у нас в жизни в войну трудные времена. Никогда мы этого не забудем, и не дай бог, чтобы такие времена повторились. Погода тоже как бог пошлет, так и будет. По телевизору, когда передают погоду, слышу и о погоде у вас. Зима в этом году «сиротская», теплая. Днем греет солнышко и теплее, а ночью, пусть и мороз, но больших-то морозов не было. Вот сегодня пишу всем письма.

Да, Дуня! Здоровье сдало, здоровье плохое стало. Но самое главное – не падать духом. Если впасть в уныние, и здоровье ухудшится и настроение тоже. Вот на днях сломался холодильник, а еще Сашке новые штаны надо. Этим летом в училище хочет поступать, собирать его придется, билет опять же. А где денег взять? Пенсия моя, сама знаешь какая. Спроси у Ивана своего, может он чем помочь?

Желаю тебе всего хорошего. Лет нам уже много. Никак не думала я, что до стольких лет доживу. С марта пойдет восьмидесятый год. А пока мне семьдесят девять лет.

Еще раз всех поздравляю с праздниками.

До свидания, Вера».

– Привет, бабуля, как день провела?

– Ничего, без тебя скучала.

– А ты телевизор бы посмотрела али книжку почитала, – посоветовала Галина.

– Читать-то глаза болят, это только днем могу. Ты бы нашла мне такую же хорошую, как тогда давала.

– Ладно, посмотрю.

Галя прошла в их общую комнату, прикрыла дверь, переоделась. За окном шел снег. Казалось, он стирал все границы, и знакомый мир переставал существовать. В такую погоду, да еще без ветра, дышать ей было легче, а в солнце она задыхалась, иной раз будто совсем забывала дышать.

Баба Дуня тоже подошла к окну.

– Навалило-то.

– Ага. Тебе с окна не дует? Может, закрыть? – предложила Галя.

– Нет. Свежий воздух – хорошо. Я лягу, ты мне на ноги покрывало набрось.

«Вот и все ее заботы, – подумала Татьяна, проснувшись от стука двери. – Поесть. Поспать и чтоб тепло было». Мама ее тоже всё мерзла. От старости. В квартире жара была, дышать нечем, а она в теплой безрукавке, платке, да еще плед на ноги. Форточку редко когда давала открывать. Ну, они с Галей приоткроют на кухне, чтобы по полу не сквозило, все легче.