Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства, 1914–1920 гг. Книга 1. - Георгий Михайловский

Понятно, что при таком составе нашей миссии в Софии ждать толкового освещения того, что там делается, не приходилось. Тем не менее по обрывкам разговоров, которые передавал Саблер, да и под впечатлением действительно русофильски настроенной болгарской миссии в Петрограде Сазонов счёл «бесчеловечным» и «братоубийственным» с точки зрения славянской план сербского правительства, самым решительным образом протестуя против мысли о нападении Сербии на Болгарию. Сазонов считал тогда, так же как отчасти и перед русско-турецкой войной 1914 г., что вина за войну должна всегда падать на противника и ни один из союзников не может без риска ослабления освободительного характера войны против австро-венгерско-германского милитаризма расширять из-за соображений военно-стратегической временной выгоды круг воюющих государств. Если же Сербия, государство-жертва, за которую в 1914 г. так великодушно заступилась Россия, теперь сама без очевидной всем необходимости нападёт на Болгарию, то в глазах русского народа, проливающего кровь за Сербию, вся война примет действительно хищнический характер.

Напрасно сербская миссия в Петрограде и князь Григорий Николаевич Трубецкой из Белграда говорили и писали, что то, что возможно сейчас, через несколько месяцев или даже недель станет уже невозможным. Напрасно также давали Сазонову всякого рода фактические доказательства агрессивных намерений болгарского правительства и бесчисленных нарушений нейтралитета в пользу австро-германо-турецкого союза. Сазонов смотрел на этот сербо-болгарский конфликт с точки зрения роли России как общего протектора и арбитра славянских государств и в этот момент считал Сербию совершенно неправой. Конечно, помимо всех этих чисто идеологических соображений Сазонов просто не верил в возможность вступления Болгарии в войну против России, такая мысль казалась ему настолько чудовищной, что он никак не мог её допустить и не верил сербским доказательствам вероломства Фердинанда, и когда он через Саблера решительно заявлял болгарскому правительству, что выступление Болгарии против Сербии вызовет объявление войны Болгарии со стороны России, то он совершенно искренне считал, что такая перспектива остановит Болгарию.

Сделав такого рода сообщение болгарам, Сазонов обратил всю силу своей энергии против Сербии. Он не только рекомендовал сербской миссии в Петрограде воздержаться от каких-либо мер, которые могли бы быть сочтены с болгарской стороны нападением, но и прямо заявил сербскому правительству, что Россия такой атаки не разрешает под угрозой сохранения нейтралитета в сербо-болгарской войне, и в этом духе послал телеграмму Трубецкому в Белград.

Конечно, такая позиция России разрушала все планы сербского правительства и обрекала на гибель рано или поздно всю сербскую армию. Со стороны сербов, естественно, раздались вопли отчаяния, которые Сазонов, однако, подавил с беспощадностью. Я помню, как после одного из визитов сербского посланника Сазонов вышел в так наз. «чайную комнату», где между 5 и 6 часами собирались высшие чины ведомства пить чай (я как замещавший Нольде пользовался той же привилегией) и обсуждали политические новости дня, и, раздражённый до последней степени, отдал распоряжение А.А. Радкевичу сейчас же послать телеграмму Трубецкому в Белград, чтобы тот «нажал изо всех сил на сербское правительство», дабы прекратились всякие военные приготовления против Болгарии.

Отданный в такой абсолютной форме запрет Сербии выступить в августе 1915 г. против Болгарии и приказание ожидать нападения со стороны Болгарии имели следующие последствия: в начале октября н.ст., через два дня после того как австро-венгерские войска заняли Белград, Фердинанд объявил войну Сербии и перешёл сербскую границу. Сербское правительство, находившееся всецело в руках России и союзников, не могло, конечно, ослушаться приказа Сазонова, но болгарское правительство хладнокровно перешагнуло через угрозу войны с Россией; действительно, все предсказания сербов и князя Г.Н. Трубецкого о предрешенности вступления Болгарии в войну против союзников в первый же подходящий момент оправдались, и при этом неожиданно быстро, через каких-нибудь два месяца. Вся последующая героическая и драматическая эпопея сербской армии, прошедшей со страшными потерями через Албанию, все ужасы голода и истощения, занятие Сербии неприятельскими войсками — всё это, несомненно, последствия несчастного решения Сазонова воспрепятствовать нападению Сербии на Болгарию.

Потом, когда, к искреннему удивлению Сазонова, Болгария не испугалась угрозы войны с Россией и сама напала на Сербию, Сазонов во всём обвинил нашу миссию в Софии. Саблер, неудачный вручитель русского ультиматума, был засажен в самый скучный отдел II (консульского) Департамента и не смел появляться на глаза начальству. Но на самом деле сам Сазонов был во всём виноват. Как это ни странно, но выходило, что государь был как будто прав: Сазонов слишком увлекался внутренней политикой, а во внешней совершил такую оплошность, допустив выступление Болгарии. Как бы ни оправдывать участие Сазонова во внутренней политике, этой болгарской ошибки ему при дворе не простили и, связав его настойчивость в еврейском и польском вопросах с невниманием в болгарском вопросе, вывели заключение, что Сазонов любит мешаться в чужие дела, а свои собственные ведёт неважно. По моему мнению, Сазонов действительно в это время был крайне нервирован своими неудачами в борьбе с «ихтиозаврами» и недостаточно вник в сербо-болгарские отношения.

Если же принять во внимание и весьма неудачный Лондонский договор в апреле 1915 г., где судьба славянских народов Австрии была решена им в высшей степени странно, то всё вместе свидетельствует, конечно, об отсутствии у него ясных и точных планов и представлений о славянских отношениях в целом и значении славянского вопроса.

Сазонову, по его предшествующей общеевропейской дипломатической карьере, гораздо легче было найти верный тон отношений с Францией, Англией, Соединёнными Штатами Северной Америки, и по миросозерцанию он, конечно, был «европеец», а не «ихтиозавр», но зато в славянском вопросе, как показал опыт, он не понимал ни балканских славян, ни западных, то есть народы Австро-Венгрии, за исключением разве поляков. Удивительно было и то, что, имея под рукой такого знатока Балкан и, в частности, сербо-болгарских отношений, как А.М. Петряев, который в течение ряда лет был русским консулом в Македонии и проводником европейских реформ и знал отлично всю этнографическую подноготную македонского вопроса, Сазонов ни разу за всё время, предшествовавшее объявлению Болгарией войны, к нему не обратился. Таков был характер этого человека.