Когда засмеется сфинкс - Игорь Подколзин

— Да, им дадут ваш адрес, к сожалению, помешать этому я не в силах. Они разыщут вас везде, куда бы вы ни спрятались. Раз они заплатили шайке Майка, то дело швах, хуже не придумаешь.

Смайлс долго лежал молча, прикрыв глаза худой, почти прозрачной ладонью. Потом пошарил под подушкой и достал небольшой стеклянный пузырек:

— Я приму лекарство, если не возражаете, у меня ужасная слабость. — Он ссыпал в дрожащую ладошку несколько красных таблеток и, бросив в рот, проглотил.

— Лекарство надо запивать. — Фрэнк окинул взглядом комнату. — Где у вас вода?

— Сойдет. — Смайлс сглотнул слюну и спросил: — Так сколько сейчас времени?

— Половина четвертого, — ответил Грег.

— Успею. Часа мне хватит. Вы, надеюсь, не торопитесь?

— Нет. В запасе столько же, сколько и у вас, — почти сутки. Если эти бродяги застанут меня здесь — тоже непоздоровится.

— Ну, я имею, положим, времени меньше. — Он хрипло засмеялся. — Вы, я вижу, хорошо информированы о моей жизни?

— Да. Знаю почти все с вашего рождения и до настоящего момента.

— Верю вам. Но вы знаете, как обычно говорят, со слов летописца, то есть человека, составляющего жизнеописание, или по-вашему — досье. А он пишет необъективно, чаще так, как оценивает события сам. Некоторые нюансы ускользают, а порой выглядят совершенно иначе, чем в действительности.

— Отчасти вы правы, — подтвердил Грег. — Но общая канва, главная линия остается верной.

— К сожалению, иногда роковыми бывают мелочи и детали, а не ваша пресловутая линия. Вы бегло изложите, что вам известно, а я буду поправлять при искажении истины. Так лучше, ибо самому рассказывать тяжело. Я болен. И положите, пожалуйста, ваши часы на табурет, чтобы я видел циферблат. Согласны? Только покороче, времени у нас гораздо меньше, чем вы предполагаете.

— Хорошо, — ответил Фрэнк, расстегнул браслет часов и положил их на табурет.

Незаметно он включил магнитофон и начал излагать содержание черной папки.

Смайлс, опустив веки, время от времени согласно кивал.

Он остановил Грега, как только тот упомянул о его отце — профессоре медицины.

— Это был большой специалист своего дела. Он совершил массу открытий, порой уникальных, исключительных, особенно в области генетики, генной инженерии, регенерации конечностей млекопитающих и человека, выращиванию органов в благодатной среде и так далее. Он разработал систему биостимуляции, начал исследования по удлинению человеческой жизни. Он создал крепкую и надежную научную теорию. Всему, что касается в моих работах медицины, я обязан ему. Мне оставалось найти немногое — импульс, толчок, чтобы вся эта стройная система обрела практическое применение. То есть если отец доказал, что для того, чтобы избавиться от наследственных болезней, следует в корне изменить генетический код, может быть, стереть его в зародыше и заменить новым, составленным человеком или заставить хромосомы «вспомнить» то, что они забыли в процессе эволюции, то мне предстояло решить проблему, как это сделать. Образно говоря, отец изготовил замок к двери, распахнув которую, открывались невиданные, в полном смысле неисчерпаемые и непревзойденные возможности власти человека над собой, своим здоровьем, долголетием, а в конечном счете и природой. И я нашел этот ключ. Он решал все теоретические вопросы, разработанные отцом, позволял воплотить их в жизнь и, кстати, не только их, он стал также ключом к реализации множества других, далеких от медицины проблем, но не менее важных.

— Но почему же никому не известно о его трудах? — спросил Грег. — Извините, но я даже не слышал об ученом с таким именем, хотя ваши некоторые статьи читал.

— Отец был идеалистом, как бы теперь сказали — чудаком. Он никогда ничего не публиковал, складывал все в кубышку, надеясь, что проживет несколько веков, настолько поверил в свои теоретические выкладки. Он думал выступить тогда, когда узнает, как заставить заработать созданную им машину. То есть, сотворив автомобиль, надеялся, что откроет и бензин. А это уже иная отрасль науки, в которой он был профаном. Он был выдающийся медик, а разгадка являлась прерогативой совершенно другой науки, вернее, целого комплекса наук и их ответвлений. Однако давайте продолжим.

Грег снова приступил к жизнеописанию.

Когда он коснулся отношений между Роем и Кристиной, Смайлс поднял вялую руку:

— Стоп. Крис меня не любила. Может быть, лишь вначале. Я ей был необходим, чтобы сблизиться с Диком. Она на редкость взбалмошная и сверхчестолюбивая женщина. Мне она нравилась, очень нравилась. Сначала и ее что-то влекло, но едва на горизонте замаячил Дик — фортуна повернулась ко мне задом.

— Но… — начал было Фрэнк.

— Давайте условимся: не тратить время на опровержения. Я же обещал говорить лишь правду, не клясться же мне на Библии. Продолжайте.

Грег продолжил.

— Минуточку, — прервал его Смайлс, едва Фрэнк коснулся исчезновения алмазов из лаборатории и судебного процесса. — Никакой кражи не было. Робинсон инсценировал ее, чтобы подвести меня под монастырь. Вместе с Крис, с ее ведома, хотел дать ей моральное право порвать со мной — мы же помолвлены, и надо помочь развязать ей руки. Заодно и дискредитировать меня как ученого, а потом шантажировать. А привлечением лучших адвокатов обелить себя в глазах общественности. Кроме того, я категорически заявил ему — работу в области генной инженерии и некоторых аспектов медицины откладываю до поры до времени. Хотя я ее уже закончил.

— Его интересовали «запрограммированные» люди?

— Вы и об этом знаете? Тем лучше — не придется втолковывать, что это такое.

— Почему вы сказали ему, что отложили эти исследования?

— Для подобных существ нужна чистая и высоконравственная среда, у них нет защиты против нашей мерзости и грязи, они бы погибли от ужаса, соприкоснувшись с действительностью.

— Так вы бы привили им иммунитет, что сам стоило?

— Тогда бы они ничем не отличались от прочих умных, сильных и красивых негодяев.

— Значит, вот чего требовал от вас Робинсон?

— Совсем наоборот — ему-то нужны были сильные и пустоголовые биороботы.

— Но как же вы ухитрились сотворить умельцев действовать столь искусно? — попытался забросить наживку Грег.

— Я их не создавал, они остались в расчетах с другими материалами в гробнице, где я чуть не погиб. Лучше продолжим, мне трудно говорить.

— Понятно, — согласился Фрэнк, будто то, что услышал, разумелось само собой. — Мы еще вернемся к этому. — Он продолжил рассказ.

— Подождите, — остановил его Смайлс, когда разговор зашел о пропаже драгоценностей из гробницы. — Это моя работа. Признаюсь.

— Вы взяли алмазы? — удивился Грег. — Но зачем?

— Я взял, я. Они мне были необходимы, как воздух, для опытов, я и выковырял их из очей фараонш.

Смайлс снова прервал его, как только Грег упомянул о мнимой гибели Чарлза Смита.

— Видите ли, Дик Робинсон делец до мозга костей. Он все доводил до логического завершения. Он не мог спокойно спать, зная, что где-то, пусть за тридевять земель, это безразлично, живет человек, талантливый, почти гений, живой укор его грязным делишкам. Как люди без совести и чести, он подозревал остальных в тех качествах, которыми в избытке обладал сам. Он думал: рано или поздно, но я опять окажусь на его пути. И подослал соглядатая. Этот проходимец явился ночью во время проливного дождя, я собирался идти за оставленными в штольне образцами ткани — на ней я проводил эксперименты. Он сказал — его прислал профессор мне в помощники. Я одолжил ему сухой костюм, и мы отправились в гробницу. Работы в ней давно были закончены, и я основал в одной из ниш свой научный уголок. В темноте он набросился на меня с кинжалом и хотел убить, сопротивляясь, я случайно выбил ногой опорную стойку, свод рухнул на бедолагу и засыпал. Я понял — его подослал Дик, а мне надо исчезать. Второго такого случая не представится. Так испарился Смит и появился Луис Корд. Мой костюм и одного цвета волосы облегчили задачу.

— Но в извещении стояло имя Роберта Смайлса, я сам читал бумагу.

— Правильно. Сделать это было трудновато. Я знал: профессор Эдвин отправит сообщение. Почта уходила раз в неделю. Трое суток я скрывался в барханах, спасаясь от змей и скорпионов, изнывая от зноя, жажды и голода. Когда проезжал почтальон, он не знал меня в лицо, выполз на дорогу, сказал, что заблудился и попросил подвезти. В городе помог донести ему сумку. Разумеется, извещение оказалось у меня в руках — снять химреактивом фамилию и поставить другую — пара пустяков. Получив эту бумагу, Дик и Крис облегченно вздохнули.

— Что же дальше? — спросил Грег.

— Я приехал в Италию, жил там. Врачи обнаружили у меня неизлечимый недуг, связанный с тяжелыми нервными потрясениями. Там же я пристрастился к наркотикам. Часть украденных камней продал: денег, полученных за них, хватало. Потом, когда понял — жить осталось не так много, да признаться, жить мне и не хотелось, прибыл сюда. Выходил по ночам, тщательно гримируясь. Правда, один раз, второпях выскочив за героином, я нос к носу столкнулся, как мне показалось, с профессором, однако он, видимо, не обратил внимания на какого-то расхристанного полоумного человека.