Несладкая жизнь - Маша Царева

– Все бы хорошо, да вот только меня запихнули сюда на двадцать дней. И говорят, что раньше уйти нельзя. У меня нет ни денег, ни одежды… Только дурацкая больничная пижама. Папа трубку не берет.

– Может, оно и к лучшему? Отдохнешь на свежем воздухе, поешь нормально… Врачи тебя понаблюдают.

– Нет уж, обойдусь. Ты можешь за мною приехать?

– Что? Когда?

– Чем скорее, тем лучше! Желательно прямо сейчас! Только захвати с собой одежды. Тут на окнах решетки, но я попробую выбраться по пожарной лестнице…

– С ума сошел? Чтобы ты упал с нее и ногу сломал? Что мне твой папаша тогда скажет? Он и так меня виноватым считает! Так на меня посмотрел… И не поздоровался даже, там, в Склифе… Я считаю, тебе нужно пройти декоксикацию. Это ведь твое здоровье, печень твоя…

– Вы все тут сговорились, что ли?!

– Послушай, До, сейчас четыре утра. Давай я тебе завтра на свежую голову позвоню, а? Вместе мы что-нибудь придумаем.

Позвонили из Углича.

Мама сгорела. Надо приехать на похороны. Можно не торопиться – хоронить нечего. Горстка пепла – все, что осталось.

Мама торговала на набережной своими картинами. Никто не хотел брать, несмотря на заниженную цену и полное отсутствие конкуренции. К тому же в последнее время она так неопрятно одевалась, что посторонние брезговали к ней подходить. Видавший виды тулуп, из-под него неуместно торчит летняя цветастая юбка, валенки на босу ногу, непричесанные волосы выбились из-под темного платка. Деньги, которые посылала Настя, тратились на водку и краску.

Однажды к ней, одиноко сидящей на каменном парапете, подошел заезжий москвич, отрекомендовавшийся искусствоведом.

– Вам бы что попроще писать, – посоветовал он. – Храм на крови царевича Дмитрия нарисовали бы – иностранцы с удовольствием купят. А у вас… Какое-то параноидальное творчество.

Впрочем, одну картину он все же взял – ту, где желтые коты спали на фоне оранжевого неба. Заплатил сто долларов – мама не называла цену, она бы и не посмела столько попросить.

На радостях купила водки и красной икры, позвала соседей. Соседи съели икру и разошлись по делам, а она достала мольберт, краски, закрепила холст. Для того чтобы нарисовать церквушку на горе, ей не надо ловить вдохновение. Может быть, москвич был прав, может быть, она на церквушках этих обогатится. Еще и дочке поможет. Одна картинка – сто баксов! А то и двести.

Подожгла «беломорину». Непотушенная спичка упала на палитру.

Про картины Насте потом, всхлипывая, рассказывала соседка. Про непотушенную спичку – равнодушный милиционер.

Настя сорвалась, наскоро запихнула в рюкзак чистую футболку, зубную щетку, смену белья, деньги кое-какие. Приехала засветло. Вместо покосившегося дома обнаружила обугленные бревна. За те два дня, что прошли от маминой гибели до Настиного приезда, кто-то разворовал огород – картошку выкопали, сливы ободрали, розы срезали. Соседка, мелко крестясь, поднесла ей рюмочку ледяной водки – Настя молча выпила. Происходящее казалось ей нереальным. Она не видела тела и не могла себе представить маму мертвой. Небольшая урна не ассоциировалась с бренным телом. Ей казалось, что она, как в детстве, хоронит «секретик», ничего не стоящую безделушку. И только увидев на новеньком, пахнущем лаком и смолой кресте знакомое имя, всплакнула. Мама никогда не была ей поддержкой. Но было странно осознавать, что теперь она осталась совсем одна.

До станции прогулялась пешком, через парк. Остановилась посидеть на лавочке. Закурила. Курильщицей Настя не была, просто хотелось хоть как-то согреть нутро.

На соседней лавочке сидел молодой человек – странный какой-то. На нем была застиранная пижама явно с чужого плеча, на ногах – резиновые шлепанцы. Вечер был прохладным, Настя поежилась, глядя на посиневшие пальцы его ног. Потом вспомнила, что совсем рядом, за живописным кованым забором, находится клиника – открыли ее недавно. Еще когда Настя жила в Угличе, об этом месте много сплетничали. Кто-то говорил, что там лечат богатых наркоманов, кто-то утверждал, что там находится элитная психушка, а кто-то, заговорщицки понизив голос, клялся, что он видел, как к воротам подъехала длинная черная машина, и из нее вышла чуть ли не Лариса Долина. Врали, конечно. Даже если бы кто-то из знаменитостей вздумал подлечить нервы в крошечном городке на берегу Волги, стали бы они выходить из авто под прицел посторонних любопытных взглядов!

Ощутив на себе ее рассеянный взгляд, молодой человек обернулся… И Настя отшатнулась, кровь бросилась ей в лицо, онемели ноги.

Это был он.

Точно, он.

Давид Даев.

И в тот момент, когда она была уже готова поверить в собственную невменяемость, он вдруг улыбнулся и сказал:

– Девушка, а вы меня сигаретой не угостите? Очень хочется курить.

Конечно, это был не он. Просто похож очень. Только куда менее ухоженный. Худой какой-то, ногти до мяса обкусаны, под глазами синяки. Щетина неровно отросла, волосы неаккуратно взлохмачены. Нервно дергается веко. И голос совсем другой – хриплый, низкий. Обаяния ноль, и нет танцующих ямочек на щеках. Но в целом сходство поразительное – и эти бархатные глаза, и римский профиль, и полные губы…

Настя протянула ему раскрытую пачку «Marlboro», дрожащими пальцами он вытянул одну сигаретку, а потом, подумав, взял еще одну и запасливо заткнул ее за ухо. Давид бы так никогда не поступил. У таких, как он, нет привычки откладывать на потом. Они точно знают, что «завтра» будет таким же безоблачным и обеспеченным, как «вчера».

Он не стал возвращаться на свою лавочку, присел рядом с Настей, и она на всякий случай крепче прижала к себе рюкзак. Но, похоже, грабителем он не был. Он выглядел как человек, только что потерявший все и не представляющий, как с этим справиться.

– Вы на меня так смотрите… – заметил он.

– Вы напоминаете мне одного человека, – призналась Настя. – Сначала я приняла вас за него. Вблизи увидела, что это не так, но все равно…

– Да, мне многие говорят, – усмехнулся он. – Похож на сынка какого-то олигарха. Лучше бы я был на его месте, а он – просто похож на меня… Хм, не обращайте внимания, это я так.

– Вам не холодно?

– Холодно, – без эмоций ответил он. – Вам самой было бы холодно, не будь на вас обуви.

– Вы сбежали оттуда? – Настя кивнула в сторону больницы. – Из психушки?

– Почему вы думаете, что я сбежал?

– А разве нет?

Он вздохнул:

– Ну допустим… Только я там не лечился. Я… санитар.

– Кто? – недоверчиво улыбнулась она. – Что-то вы не похожи на медработника.

– Я сам из Ярославля. Знакомый здесь все прошлое лето отработал, кучу бабок поднял. Рекомендовал меня, я и устроился… Медицинского образования не надо, только сильные руки, ну и чтобы язык за зубами держать умел. Платят целое состояние, а работа непыльная – полы мыть, продукты на кухне разгружать… Сначала жизнь казалась шоколадом. А потом на меня запал один… – молодой человек потупился и закашлялся дымом.