Воевода - Александр Прозоров

Для бегства домой Елена наняла морской ушкуй. На нем, в отличие от речных разбойничьих, имелись каюты и две мачты с хорошим парусным оснащением. Команда же состояла всего из полутора десятков человек. Весла и места для гребцов здесь тоже имелись. Но всего на шестерых моряков. Под веслами морской ушкуй ходил только в самом крайнем случае.

– Отчаливай! – скомандовала кормчему княгиня, едва только поднялась на борт.

Однако капитан оказался человеком куда более разумным и сперва дождался, пока амбалы занесут и разместят в каюте пассажирки ее вещи, сойдут на берег, и только после этого приказал скинуть с быков толстые причальные концы.

Поплыв вниз по течению, ушкуй всего за несколько часов, еще засветло, добрался до порогов. Кормчий послал молодого помощника узнать у знатной пассажирки, не желает ли она переночевать на одном из здешних постоялых дворов. Все равно ведь на берег высаживаться. Но ответ был решительным: плыть дальше, несмотря ни на что!

– Кто платит, с того и спрос, – пожал плечами привыкший ко всему кормчий, направляясь к причалу.

Все люди – и пассажиры, и команда, сошли на влажные от брызг жерди, а потом, по выложенной известняковыми плитами широкой тропе, отправились вниз по берегу пешком. Волочильщики же, зацепив за нос ушкуя толстый и лохматый, пропитанный дегтем канат, стали медленно стравливать его, опуская судно по узкому проходу, пробитому через пороги под самым берегом.

Кормчий крестился и молился, наблюдая с тропы, как стремительные потоки швыряют его корабль из стороны в сторону, то подбрасывая, то опуская, так что мутная вода перехлестывает через палубу, раскачивая и играя, словно веселый котенок с пойманным мышонком. Мало кто из пассажиров верил, что после подобного издевательства их ушкуй уцелеет и сможет продолжить путь. Одна только княгиня Елена Михайловна, грызя ногти, смотрела не на воду, а на уходящую в Новгород наезженную дорогу. Но за долгие часы, необходимые для преодоления водного препятствия, на тракте никто так и не появился.

На борт люди вернулись уже в полной темноте. Княгиня, уходя в каюту, решительно приказала плыть дальше. Однако кормчий рисковать не пожелал. Отойдя по течению на пару верст, он приказал сбросить якоря и самое темное время переждал, отсыпаясь у себя в каморке. Однако на рассвете он был уже у прави́ла. Когда на палубу вышла пассажирка, судно, подняв носовой парус, бодро мчалось между зелеными низкими берегами.

Елена, не говоря ни слова, встала на корме, глядя в бурлящую струю, убегающую из-под дубового киля. Кормчий смотрел вперед, она назад, а ушкуй мчался и мчался по темной воде, увозя княгиню Заозерскую от прежней жизни в неведомое будущее. Домой.

Глава 8

Августа 1410 года

Всего в пяти верстах от города на просторный свежескошенный луг, через перелесок от Московского тракта, около полудня пятого августа закатился длинный крестьянский обоз. Ехавший первым седовласый рыжебородый мужик в картузе и косоворотке, опоясанный ремнем с дорогим, с серебряной отделкой, поясным набором[23] и в атласных шароварах, заправленных в красные юфтевые сапоги, спрыгнул на траву и начал громко распоряжаться, какому из возков куда ехать, где вставать, куда разгружаться. Лагерь получался весьма просторный – пара сотен человек заняла столько места, что хватило бы и для десяти тысяч. Мало того, разгрузившись, каждый из приехавших развел не один, а целых пять костров, развесил котлы, наполнил водой. Над иными разместили бараньи и козьи туши, где-то приготовили для запекания рыбу.

Ближе к вечеру вода в котлах забурлила. Прибывшие засыпали туда крупу, добавили для аромата жира и сала, заправили солью. Разгребя угли, прикопали обмазанную глиной рыбу, снова засыпали жаром. Под готовой кашей огонь пришлось, наоборот, заливать. Над пустынными полями, перелесками и озерами поползли сводящие голодный желудок ароматы. Непонятным оставалось только одно: зачем? Зачем переводить продукты на запах? Ведь пара сотен человек, даже если не побоится лопнуть, даже если будет работать ложками не переставая, столько еды не съест, наверное, даже за месяц.

Однако уже во тьме на запах вдруг свернула огромная толпа, заполонила луг, сбираясь возле поднятых вымпелов, стреноженным лошадям навесила торбы, взялась за ложки, стремительно опустошая котлы, быстро покромсала ломтями мясные туши, выкопала рыбу, запила угощение слабой бражкой и разлеглась на попоны, подложив под головы седла, чтобы на рассвете, наскоро хлебнув кулеша, снова подняться в стремя, вернуться на дорогу и унестись дальше.

Поднявшееся над горизонтом солнце осветило все такой же, почти пустой луг, только теперь вытоптанный и изрытый копытами, покрытый черными углями кострищ и пахнущий конским навозом. Обозники, прибывшие сюда прошлым полуднем, с прежней неспешностью собрали котлы, вертелы, погрузили их на телеги, запрягли чахлых крестьянских кобылок и тоже покатили по своим медлительным хозяйственным делам…

Прокормить армию – задача весьма непростая, требующая хорошей организации, знаний и средств. Нужно не только знать, сколько понадобится провизии и какой, сколько фуража, куда и к какому сроку? Нужно все это добыть, доставить, передать каждому бойцу. Не меньше, чем нужно – чтобы он не голодал, но и не больше – чтобы лишняя еда не осталась и не портилась понапрасну. Задача, связанная не только с делением и умножением, но и с получением своевременной информации о численности войск, маршрутах их движения, состоянии дорог…

В общем – проблема довольно сложная, которая на протяжении многих веков решалась самым простым и эффективным способом: никак. По сложившемуся к пятнадцатому веку обычаю каждый призванный на службу воин должен был иметь запас продуктов с собой и самостоятельно их добывать или готовить по мере необходимости. Чаще всего, конечно же, ратники готовили не каждый на себя, а объединялись в компании по дружбе, родству или землячеству, скидывали свои продукты в общий запас и ели из одного котла. Однако это мало что меняло. Каждый день, добравшись до места привала, бойцы должны были найти дрова, развести костер и приготовить еду. Причем не в диких местах – а там, где дрова и место нужны еще многим сотням людей. И только после этого расслабиться и отдыхать.

Не было ничего удивительного, что за день такая армия проходила не больше десяти верст, потратив на дорогу от силы половину дня, а остальное время осваиваясь на временной стоянке. Нетрудно догадаться, что, если людей привести к готовому лагерю – пройти за день они смогут этак вдвое больше, чем обычно. Даже более – ведь им не понадобится тащить припасы на себе.

Впрочем, что – люди? Они хотя бы наедаются всего за четверть часа! А вот лошади жрут не меньше восьми часов в сутки. Восемь часов спят, восемь едят, и только восемь способны идти под седлом. Достаточно скакунов не кормить, хорошенько при том понукая, – и они пройдут за день все шестьдесят верст вместо двадцати. И на второй пройдут. Правда, на третий – начнут падать.

Но если всадники найдут на месте привала свежих лошадей вместо загнанных до изнеможения…

Закупая провиант и фураж, заказывая табуны лошадей еще за полтора месяца до похода, Егор, конечно же, очень сильно рисковал. Но ушедшие вперед под видом богомольцев, переселенцев, купцов приказчики Михайлы Острожца наметили места стоянок, приготовили дрова и припасы, наняли людей, которые наварят каши и зажарят мясо, подогнали табуны… И когда в намеченный день новгородская армия двинулась в поход – после непривычно длинных переходов она останавливалась только для краткого ночлега. Шесть часов, не более.

Полтора пуда золота Егор потратил вовсе не на еду, брагу и лошадей, как думал наивный Острожец. Князь Заозерский купил на это золото величайшую ценность, которую еще не научились замечать в этом мире: он купил время!

Обычная армия, даже поспешая, идет от Новгорода до Москвы ровно месяц. И еще на дальних подступах ее встречают неспешно исполченные княжеские рати бок о бок с союзниками. Вожников с девятью тысячами всадников просвистел этот путь всего за шесть дней. И оцепил столицу великого князя плотной осадой еще до того, как до Василия Дмитриевича добралось известие о том, что собравшееся на берегу Волхова вече решило объявить ему войну.

Августа 1410 года

Москва

Медленно переставляя ноги, князь Василий вышел в львиные палаты, остановился перед обитым красным бархатом креслом, поставленным напротив распахнутого окна, отвел назад руки, оперся ими о подлокотники и осторожно опустился на сиденье. Подскочивший слуга торопливо накрыл его колени мягким войлочным одеялом, подбив его с боков, и тут же скрылся за спиной правителя, замерев и даже почти не дыша.

Напротив княжеских окон стояло уникальное сооружение – «часник чудный и самозвонный», изготовленный шесть лет назад московскими ремесленниками под руководством греческого монаха Иосифа. Башня высотой в половину церкви имела наверху окно, и там, за стрелкой, крутился диск с нанесенными на нем цифрами. Диск сдвинулся на очередной вершок, и над площадью прокатился тонкий серебряный звон. Почти тут же дверь в расписанную львами, деревьями и котами комнату распахнулась, и внутрь ворвался постельничий боярин Возрин: