Бесконечная игра - Тея Лав

он все понимает, та что все схвачено. Я уже читаю по их лицам, хоть и неохотное, но согласие.

Широко улыбнувшись, я достаю из кармана джинсов ключи от машины и сую их в руку Энтони. Затем смачно целую Эйв в щеку.

– Обожаю вас.

На прощание с «Росомахами» уходит меньше времени. Я слишком тороплюсь. Джерри догоняет меня на полпути к выходу.

– Хейз, постой.

Я в нетерпении оборачиваюсь.

– Что?

Он опускает руку на мое плечо.

– Спасибо.

Я смотрю в его глаза.

– Не меня нужно благодарить.

Он улыбается.

– Но ты сделал то, чего я не смог.

Меня накрывает смущение. Чувство, которое в принципе мне не особо знакомо. Я ведь ничего не сделал.

– Это ведь только начало? – Я ищу в глазах Джерри ответ, потому что сам не знаю, чего именно мы все вместе сто́им.

Джерри кивает.

– Да, чувак, это только начало.

В знак признательности мы обмениваемся сильным рукопожатием.

– Вперед «Росомахи», – произносит кэп.

Зарычав, я бью кулаком себя по груди и убегаю.

* * *

Маккензи осматривает нашу квартиру с любопытством. Должен признаться, что я даже горжусь нашим уютным логовом. Благодаря Эйв у нас всегда чисто, и в гостиной все расставлено со вкусом. Благодаря открытой планировке можно бродить по гостиной и кухне одновременно. Что и делает Маккензи, пока я заказываю по телефону суши.

– Доставка прямо под домом, – говорю я, отключившись. – Так что наша еда прибудет минут через двадцать.

– Хорошо. – Маккензи смотрит на фотографию в рамке, которая стоит на полке с книгами Энтони по астрологии. Или астрономии. Понятия не имею.

Я опираюсь на спинку дивана, наблюдая за ней.

– У тебя красивая сестра, – говорит она. – Мне нравятся ее волосы.

На фотографии мы вчетвером – Энтони с Ноем на плечах, и я с Эйвери тоже на плечах – смотрим в кадр на фоне прозрачного озера. Этим летом мы ездили на несколько дней домой, в Досон-Крик, где наши родители устроили семейный поход. Было весело. Всем, кроме Хелен. Ее покусали комары, и она жутко чесалась. Она терпеть не может походы, ну а мы все, к ее огромному сожалению, их просто обожаем.

– Да, – соглашаюсь я.

Маккензи продолжает смотреть на фотографию.

– Глядя на нее, я могу представить, какой бы ты мог быть красивой девушкой. Вы очень похожи.

– Мы близнецы. Значит, моя сестра была бы красивым парнем, так?

Она возвращает фотографию на полку.

– Не жди от меня комплиментов в сторону своей внешности.

Я смеюсь. Мне и не нужно знать, я вижу.

– На фото мой младший брат и лучший друг, – добавляю я. Не знаю, интересна ли ей эта информация. Мы вообще ничего друг о друге не знаем.

– Понятно, – кивает она. – Так твой лучший друг и сестра? Удобно.

– У них своя история, – отвечаю я.

Она ничего не говорит, снова осматриваясь. Заметив в углу у двери телескоп, Маккензи не скрывает удивления.

– Неожиданно.

Я прослеживаю за ее взглядом.

– Это не мое.

Она одаривает меня ядовитой улыбкой, проходя мимо.

– Да неужели? Ты ведь так похож на ученого.

Я смотрю ей вслед, стиснув челюсть. Ее сарказм меня заводит. Я хочу к ней прикоснуться. Я хочу… просто хочу ее.

Наконец, нам приносят еду. Я раскладываю ее на кухонной стойке. Маккензи забирается с ногами на высокий табурет и с явным удовольствием набрасывает на суши.

– Я могу задавать вопросы? – не отставая от нее, интересуюсь я.

Маккензи жует и раздумывает.

– А зачем?

– Любопытство.

– Не люблю любопытных.

– Ладно. – Я качаю головой. – И все же. Почему ты работаешь?

Мне не хочется выглядеть предвзятым. Но я могу лишь судить по фактам. То, что ее дядя легендарный хоккеист уже может говорить о многом. Но ведь я не знаю, как в ее семье все устроено, он ведь ей лишь дядя. Но откровенно говоря, Маккензи не выглядит как девушка, остро нуждающаяся в деньгах. Вещи на ней явно дорогие. Ее тонкую талию стягивает ремень от «Гуччи», поддерживая синие джинсы. На шее весит увесистая и явно не из магазина торгового центра золотая цепочка с первой буквой ее имени.

Почесывая палочками висок, Маккензи раздумывает над ответом.

– Хочешь знать почему я не учусь в колледже, а работаю в пиццерии?

– Я даже не думал о колледже, – честно признаюсь я.

– Так уж вышло. Но я работаю по совсем другим причинам.

– Мне их не понять, так?

– Не понять.

– Хорошо.

Мы замолкаем, сосредоточив внимание на еде.

– Тебе нравится в колледже? – нарушает тишину Маккензи.

Неопределенно пожав плечами, я забрасываю в рот кусочек имбиря.

– Я даже не замечаю, что учусь. Вся моя жизнь вертится только вокруг хоккея.

Она смотрит на меня, явно понимая. Ей это знакомо не понаслышке.

– Это сложно, – произносит она. – Учиться и играть.

– Да, – соглашаюсь я. – Некоторые из нас вдобавок ко всему еще работают.

Это адски сложно и скоро меня это ждет. Не знаю, как я смогу все совмещать. Мои сбережения с летней подработки почти закончились. Нужно срочно что-то придумывать.

– Да, жаль, что лига не платит юниорам.

Я согласно киваю.

– Ну, они дают на карманные расходы. Которые мы моментально тратим на выездных играх.

Нам обоим больше не хочется говорить о деньгах. В этом плане между нами пропасть. Возможно я ошибаюсь, а возможно прав, как никогда.

Покончив с едой, я выбрасываю упаковки, а Маккензи моет в раковине наши стаканы. Это меня очень удивляет, но я не подаю вида.

– Ну что, я достаточно тебя поблагодарил? – спрашиваю я, когда мы перебираемся в гостиную.

Маккензи смотрит на меня.

– Вполне себе, – неоднозначно отвечает она.

Она заставляет меня напрячься. Все мои мышцы превращаются в камень. Еще немного, и я сорвусь.

Маккензи замечает во мне перемену. Она наблюдает за тем, как на мне натягивается футболка, смотрит на мои руки.

Широко шагнув, я стираю небольшое расстояние между нами. Но даже и этого мало. Маккензи отступает от моего напора и натыкается спиной на спинку дивана. Поскольку она не отталкивает меня, я кладу свою ладонь на ее щеку. Затем провожу большим пальцем по ее подбородку и нижней губе.

Мы оба прерывисто дышим. Маккензи поднимает на меня глаза, полные неприкрытого желания. Нас влечет друг к другу и бессмысленно это отрицать. Мы уже не дети. И мы здесь совершенно одни.

– Мне надоела наша бесконечная игра, – почти шепотом произношу я, – в которой нет ни счета, ни правил.

То, что делает Маккензи, заставляет кровь ударить в самую чувствительную часть моего тела.

Она облизывает большой палец моей руки, которая все еще на ее