#заяц_прозаек - Лариса Валентиновна Кириллина

за руки и надев принесенные Львом очки. Что это за киберпанк, спросил его Яр, сосед по комнате, когда впервые их увидел. Рассматривал проложенные по дужкам очков и внутри линз дорожки, пытался разгадать предназначение впаянных крошечных деталей. Да так, отмахнулся тогда Лев, иная реальность. Сосед сразу потерял интерес: виртуальная реальность давно стала банальной. Очки, а еще лучше шлем с подачей сигналов напрямую в мозг, мог позволить купить себе даже школьник. Так что зачем Льву понадобилось выеживаться и самому все это паять, он не представлял.

А Льву так было спокойнее. Пусть Яр, да и все — одноклассники и учителя — думают, что они зависают с Ланой в виртуале. Потому что объяснить, где они были на самом деле, он нормально и не мог.

Очки эти Лев начал придумывать для сестры. Еще до интерната. Та была модной арт-персоной, но вечно жаловалась, что ее идеи никак не воплотить по полной. То места нет, то средств, то еще чего. А давай пускать зрителей к тебе в мозг, пусть сами там все и увидят, сказал он однажды. Сестренка сначала не поверила, а потом велела: а попробуй, хуже не будет. Но пока он придумывал схему и выписывал детали, закончилась школа и начался интернат. Там, дома, сестра мучалась своим невысказанным артом по-прежнему, а он допаивал очки для Ланы и для себя. Хорошо, что деталей заказал на несколько пар сразу.

И вот уже два месяца они, каждую неделю, взявшись за руки и глядя в очки, заглядывали внутрь друг друга. Надо было настроиться: успокоиться, не спешить, выдохнуть и думать о ней и о них вдвоем. И чувствовать, как она отзывается на его мысли или зовет его за собой. В первые разы он даже не мог этого описать: цвета, звуки, движения. Как море накрывает, или дождь, или сильный свет, и этот свет — живой. Когда час проходил, и очки приходилось снимать, его как будто сплющивало и выкидывало. Из-под одеяла в метель. Из теплой ванны на холодный пол. Из спокойного сна в толпу чужих существ. Переход, особенно в первые разы, был невыносим. Поэтому они договорились записывать то, что помнили — чтобы перечитывать и возвращаться друг к другу.

Через неделю ее музыки не было. И цветов почти тоже. Была какая-то дрожь, как будто билась где-то незакрытая форточка — он такие видел в прабабушкином доме, когда был совсем маленьким — а за ней бушевал ветер. Что-то случилось. Он пытался успокоиться и успокоить Лану, но нет. Кажется, вот-вот от удара лопнет стекло.

— Что случилось? — он впервые заговорил с ней, когда они оба были в очках. Даже не знал, говорит ли вслух или просто думает.

Стало еще серее, дрожь усиливалась. Еще и еще. Она хотела ответить, но не решалась. Наконец — как гром.

— Я не могу тебе верить. Алекс сказал, что видел нашу переписку. Что это твой эксперимент, а не любовь.

Как будто бы хлынул дождь. Но не тот, который обнимал. Он бил и пригибал к земле.

— Перестань, перестань, — это снова она. — Не кричи!

И все, пропала. Ты на мостовой и по тебе бьют копытами кони. Ты в космическом вакууме и должен застыть льдом. Хлопок дверью.

Лев снял очки. Он сидел молча. Но да, Лана была права: там, внутри, он кричал. Не мог остановиться.

Лев убрал очки в пенал. Только одну пару. Свои Лана швырнула на пол, и, похоже, наступила на них. Он нагнулся посмотреть, но не стал поднимать. Руки так и дрожали, крик внутри все тянулся.

— Так быстро вернулся? — Это сосед Яр, — а Света твоя с Алексом ушла, в слезах. Случилось что-то что ли? Он позавчера заходил, когда тебя не было, сказал, сестра твоя для него что-то в письме передала — почту твою читал.

Крик остановился. Все встало по местам. Алексей, с которым они были знакомы со школы, дружил с его сестрой. И в интернате, в отличие от Льва, оказался в одном классе с Ланой. Про очки он узнал от сестры. Про Лану догадался, а потом и прочитал в почте.

Лев рванулся было — пойти к нему и, и… Не пошел. Лана там, а он ее и так испугал.

Параллели пересекались каждый день и по несколько раз. И всегда, когда Лев видел их обоих, Лана и Алекс были рядом. Через месяц они уже держались за руки. А он оставался в открытом космосе без скафандра и застывал все сильнее.

Несколько раз Лев пытался добраться до нее, когда Алекс был занят. Но нет, за учениками в интернате слишком следили. Помогла, сама того не зная, сестра. «Как там очки, идет дело? — писала она. — Алекс на следующей неделе едет в город, может, отправишь с ним опытную модель. А я что-нибудь передам тебе?» Да, твои таблетки от депрессии.

На самом деле Лев не ответил ничего. У него был час, всего один. И он мог думать только о том, что же сказать ей.

Он пришел с очками. С одной парой, спаять новую Лев так и не попытался. Лана была в комнате, и соседки ее тоже.

Увидев Льва, она оглянулась на девочек — как-то беспомощно. Одна из соседок выступила вперед:

— Лучше уходи по-хорошему. Она по тебе сколько плакала. Чего ты еще хочешь?!

Лана отвернулась. Лев смотрел на вторую девочку. Вроде ее звали Ариной.

— Ладно ты, Маш. Пусть поговорят. Хуже уже не будет. — Она взяла Машу за руку и потянула из комнаты. На выходе обернулась к Лане. — Мы в коридоре, зови, чуть что.

Они стояли молча. Как начать, Лев не знал. Достал пенал, попытался открыть.

— Никогда я их больше не надену, — Лана смотрела на него. — Хватит тебе того, что уже получил.

Лев наконец смог заговорить, но только глядя в пол.

— Тут всего одна пара. Я тебе ее отдам. Мы с тобой — никакой не эксперимент. Хочешь — надевай и смотри. Я готов все рассказать, что ни спросишь.

Он замолчал, хотя хотел сказать больше: готов все рассказать и почувствовать. Все, что она захочет, все, о чем ни спросит, открыть любую дорожку внутри, куда она ни пойдет. Для нее он готов открыться весь.

Помолчал и продолжил, совсем о другом:

— А хочешь, отдай их Алексу, если тебе так лучше. Бери их, вторые он и сам сможет сделать.

Все. Говорить больше было нечего. Он поднял глаза и посмотрел на нее. Лана плакала. Что там у нее внутри? Снова