Ласточки улетают осенью (СИ) - Елена Баукина

— Я здесь, папа, ты как всегда меня не заметил!

Из двери дома вышла юная леди Сандрин. Чуть угловатая, подвижная, конопатая девочка с белокурыми пушистыми кудрями и живым взглядом сине-зеленоватых глаз, в которых угадывался пламенный характер и живой ум. Такой взгляд герцог встречал лишь однажды в далёкой юности. Девушка спустилась по лестнице, длинные рукава платья из расшитой узорами белой парчи колыхались, словно крылья белоснежной птицы.

— Добрый день, Ваша светлость, — поздоровалась она с герцогом и сделала изящный реверанс. — Как добрались?

Радвир поперхнулся. С трудом взял себя в руки:

— Благодарю, юная леди, дорога была непростой, но она того стоила, — его голос дрогнул, он намеренно откашлялся.

«Такая же маленькая и белокурая как леди Аделина!» — отметил он про себя. Боги снова смеются над ним? Но нужно было продолжать разговор, пока никто не заметил его смятения:

— Хочу, в свою очередь, представить вам своего личного мага Фариза Корно.

Маг поклонился графу и детям.

— Очень рад вас видеть, мэтр Корно, маги — не частые гости в моем замке, — граф не без любопытства смотрел на чародея герцога Тараката. Он не видел его никогда прежде.

Некромант тем временем внимательно изучал детей графа, а дети внимательно изучали его. Что-то напрягало в них некроманта, да и внимание к собственной персоне показалось ему подозрительным.

— Нас, магов, не так и много в этом мире. Вам, граф Эдвард, повезло; ваша супруга леди Аделина, насколько я помню, была одной из нас, то есть чародейкой.

Граф сделал вид, что пропустил его слова мимо ушей, указал жестом на вход:

— Прошу вас, господа, проходите в каминный зал, располагайтесь и чувствуйте себя как дома. Для вас приготовлены комнаты, если пожелаете остаться в замке. Не всем нравятся походные условия. Мои слуги выполнят любое ваше пожелание. Мне же предстоит встретить ещё несколько гостей.

Радвир и Фариз прошли в каминный зал. Он был не таким просторным, как в Сером замке, но со вкусом обставлен обитой бархатом мебелью. Стены украшали богато и пышно расшитые шпалеры. Большой камин к приезду гостей затопили и подвесили в нём на вертел целую тушу быка. Ручки по бокам крутили двое воинов, им помогал поварёнок, поливая на тушу растопленный жир и вино. Аппетитный запах витал по всему дому.

Дочери и сын графа присоединились к гостям. В зале уже сидело несколько человек. Прибыли четыре лорда, желающих породниться с Кордейном. Таракат сразу приметил молодого графа Пурлена Саманджа. Тот воспользовался приглашением графа — «чувствовать себя как дома» — в полной мере. Слуга принёс ему кувшин вина. Саманж сидел в кресле с довольным лицом, закинув ногу на ногу, громко смеялся, беседуя с миловидной служанкой. Вряд ли этот бабник намеревался жениться. Его интересовала слава, предстоящая охота в местных густых лесах и винные запасы замка Кордейн. Пурлен глупо улыбался и тряс жёлтой стриженой бородкой. Трое остальных всё же, похоже, надеялись породниться с графом Эдвардом. Среди них герцог отметил молодого человека весьма нестандартной внешности: толстого, неповоротливого, с мясистым носом и пухлыми короткими пальцами на разнеженных руках. Это прибыл сын графа Крастуди, Элмар. Вряд ли Элмар стеснялся своей излишней тучности, к тому же денег у его семьи хватало на хорошую конницу всадников и целую ватагу рыцарей для охраны драгоценного отпрыска. Скорее всего, парня послала на пир к графу мать, баронесса Хэлен, в надежде женить сына как можно удачнее и скорее. Элмар, пыхтя и без конца потея, долго бродил из стороны в сторону, всё время сетовал на неудобства и тесноту — то ему не нравились слишком узкие кресла, то до безобразия зауженные лестницы. Вторым из претендентов оказался немолодой маркиз Бри Папер. Насколько знал Таракат, маркиз давно искал невесту не только знатную, но и с хорошим приданым. Он напоминал ему гадкого скользкого слизня, с такими же вечно в чем-то перепачканными влажными усами. Усы эти без конца двигались, подчиняясь движениям невидимых в зарослях губ, услаждая слух графа Эдварда комплементами и шутками. Третьим кандидатом в зятья к графу Кордейну пробивался молодой состоятельный вдовец граф Расти Морган, напоминавший Радвиру полный скорби и молчаливого равнодушия столб виселицы. Если бы Таркату сказали о том, что жена этого господина умерла не от оспы, а от тоски, он, пожалуй, поверил этому слуху больше.

Герцог Радвир шёл следом за младшей дочерью графа и искал повода заговорить с ней. Сандрин невольно зевнула, глядя на гостей.

— Вам скучно, юная леди? — поинтересовался Радвир. Он не спускал с неё взгляда, ловя себя на мысли, что всё время вспоминает Аделину, нежную и хрупкую как белокурый ангелок. Таких ангелочков Радвир видел на дорогих панно в окнах и на стенах королевского замка в Леосе. Король обожал милые сусальные картинки.

Белокурый ангелок вроде как смутился. Девушка опустила сине-зелёные глаза и одарила герцога прелестной улыбкой:

— Прошу прощения, Ваша светлость, тут очень душно и тесно. Я привыкла к свободе, свежему воздуху, — она подошла к Таракату поближе и тихо добавила. — И к более весёлой компании.

Таракат мысленно с ней согласился. Ему показалось, что их связала эта маленькая тайна. Он решил продолжать в том же духе:

— Думаю, многие мечтают быть рядом с вами, миледи. Вы — сама аллегория радости.

Сандрин посмотрела на него снизу-вверх и осталась недовольна своим малым ростом. Её белокурая головка приходилась этому видному мужчине как раз чуть выше локтя и, чтобы выслушать её, герцогу приходилось немного склоняться. Он будто склонялся перед ней. Сандрин смерила герцога взглядом и привстала на носочки, чтобы казаться чуть выше, но еле дотянулась до плеча.

— Глупости всё это, вам не кажется? Не стоит утруждать себя комплиментами, Ваша светлость! Цену я себе знаю, завышать не стоит.

Герцог снова посмотрел на Сандрин. Сейчас она стояла близко, даже очень близко. Юное открытое лицо, милые конопушки на носу и мягкие, вкусно пахнущие, волосы подействовали на герцога Тараката сильнее любого злого приворотного зелья. Он подбирал слова, чтобы ответить, но мысли предательски путались в голове, как будто он выпил целый кувшин крепкого вина. Герцог стал перебирать в памяти лица женщин, восхитивших его хоть чем-то: красавиц и уродин, простушек и знатных дам, брюнеток, блондинок, русых, рыжих, пепельных — их в его жизни было до безобразия много. Таракат смутно помнил лица, особенно быстро забывались имена. Девушки, женщины, девочки мелькали в памяти, как карты из одной большой одноцветной колоды. Герцог любил лишь однажды, давно, безвозвратно давно, белокурую сильную и волшебную женщину с нежным взглядом. Тогда, совсем ещё юношей, Таракат видел лицо этой женщины во сне каждую ночь, просыпался в холодном поту, до боли стискивал зубы, представляя хрупкую фигуру Аделины в своих объятьях, а затем дико завидовал графу Эдварду, который любил эту женщину не так страстно, как он. Но отчего-то Эдвард нравился Аделине гораздо больше. Лишь однажды девушка, которую он неимоверно желал, прикоснулась к нему. Тогда Радвир лежал беспомощно в походном душном шатре, раненный копьём кирасита в битве при Лазурном заливе и умолял Аделину подарить поцелуй на прощанье. Она прощалась с ним — взяла его руку и коснулась губами лба — так прощались с умирающими. Ради этого прикосновения Таракат готов был умирать ещё, ещё и ещё. Возможно, поэтому он выжил. Багровый шрам сделал лицо герцога уродливым, но ещё больший шрам остался где-то внутри, в самой глубине души. Война кончилась. Союзники разъехались каждый в свою сторону, по разным дорогам. Вот только белокурая волшебница Аделина отправилась на край света вслед за Эдвардом, а не за ним. Таракат отпрянул от Сандрин, поняв, что всё ближе склоняется к ней, к её по-детски нежнымгубам: