Последний торпедоносец - Александр Мартвнов

2. Журналистов (жарг)

БЕРЕГИТЕСЬ, СКОТОТРАХИ!

— и — кельтский крест.

— Вот так, мать их Мухаммедову, — сказал он удовлетворённо, убирая нож. — Каждому лично сперва яйца отрежу, потом уши, сожрать заставлю, и только тогда башку отхерачу… И обратился к Денису: — А волонтёр наш прав. Пора с этим гнездом орлов что-то делать.

— Потом решим, — буркнул Денис, озираясь. — Тайник где-то тут… сейчас уточним…

— Чего уточнять, — подал голос Званко. — Вот же.

Он стоял чуть в стороне, возле другого камня, похожего на пирамиду. Все три грани пирамиды были отмечены звездой, глубоко выбитой в граните…

… Наверное, мальчишкам было бы сложно объяснить в случае чего, что они тут копают. Но не было на заброшенной дороге никого, кто спросил бы об этом — и через десять минут сапёрная лопатка в руках копавшего в свою очередь Борьки стукнула в крышку деревянного ящика.

Пыхтя и мешая друг другу, как всегда бывает в таких случаях, мальчишки с натугой выволокли большой снарядный ящик наружу, грохнули на сухую землю. Он крякнул, но не рассыпался, как ожидал Игорь. Борька лопаткой сбил крышку, открыв полиэтилен, под которым оказалась промасленная бумага.

— Давай скорей, — взволнованно прохрипел Борька, уступая место Денису. Николай резко сказал:

— Осторожно!

— Да нет тут ничего, не стали бы они ловушки устраивать, — сказал Денис, присаживаясь рядом с ящиком. Но бумагу поднял осторожно.

И засмеялся удовлетворённым смехом бойца, за секунду до гибели получившего в руки мощнейшее оружие.

Кроме почти трёх тысяч парабеллумовских и пятисот тэтэшных патрон в ящике оказались двадцать РГ-42, гранат, похожих на консервные банки, с уложенными отдельно запалами, десять 200-граммовых толовых шашек, моток бикфордова шнура и записка, гласившая:

Кто сюда залез без спроса

тот останется без носа.

— Батин почерк, — сказал Сенька. — Честное слово, батин! — он понянчил на ладони клочок бумажки. — Командир, надо и все остальные склады к нам перебазировать. Может, у них там где хоть одна тридцатисемимиллиметровочка завалялась…

— Со временем, — пообещал Денис. — Давайте набивать рюкзаки и двигать обратно… С запалами осторожней… хотя — я их сам понесу, давайте сюда.

— Кто играет с динамитом Тот домой придёт убитым, — задумчиво сообщил Сенька, укладывая в рюкзак желтоватые пачки патронов. — Похоже, я ещё успею к Зойке…

… Нескольких вооруженных казаков с двумя пограничниками мальчишки встретили у самого спуска в станицу. Игорь буквально обмер. Взрослые есть взрослые — им достаточно просто захотеть посмотреть, что в рюкзаках… Эта мысль пришла в голову Игорю, который знал о грузе. Но, очевидно, она и краем не коснулась мужчин — с чего им было смотреть в мальчишеские «сидоры»? Мальчишки вежливо уступили дорогу. Когда патрульные неспешной походкой скрылись где-то среди камней, Игорь перевёл дух и спросил, стараясь, чтобы голо не вибрировал:

— А если б заглянули?

— Да ну и что? — равнодушно отозвался Генчо. — Тут каждый год такого добра находят — тьму. По шее дали бы, а если б успели сказать, что участковому несём — ещё и похвалили бы.

— Мы идём дальше или нет? — проявлял всё большее нетерпение Сенька…

… Девчонки дружным рядком сидели возле "Весёлого колеса", и Игорь порадовался, что ему не надо никуда ехать — видно было, что Зойка не спустит Семену ещё одной отлучки. Точно. Глядя поверх его головы, она противным голосом сказала, что идёт в кафе на час раньше, потому что завтра 22 июня и надо порепетировать песни для ветеранов — у них там междусобойчик. И если кто-то захочет — найдёт её там. Сенька сердито посмотрел на Дениса и промолчал. Танька молча подцепила Генчо под руку и уволокла по улице. Остальные как-то быстро рассосались кто куда; из ворот дома Колесниковых выехал на своём мотоцикле Сенька и унёсся в сторону дома Губиных. Наташка осталась сидеть на лавочке, и Игорь опустился рядом.

С тех пор, как несколько дней назад он поцеловал её, между ними словно кошка пробежала. Нет, они общались, встречались, разговаривали… но Игорь не мог избавиться от ощущения, что Наташка думает так же, как он сам: то ли приснилось? И как к этому сну относиться?

— Пойдём опять на то место, — вдруг сказала она, вставая. — Где храм стоял.

— Пошли, — с готовностью отозвался Игорь, хотя сейчас с удовольствием поел бы холодной окрошки и полежал в теньке. — Только к бабуле зайдём, хотя бы скажем ей, что я живдоров, а то ведь с утра не виделись…

На этот раз — может быть, потому что дело было к вечеру — никакие экскурсантыуристы не нарушали тишину и одиночество древнего места. И от этой тишины Игорю стало немного не по себе. Он вдруг ощутил себя очень-очень маленьким и каким-то незначительным. В молчании старинных камней не было ни удивления, ни недовольства, что кто-то опять нарушает их покой. Они знали, что люди уходят — и их сменяют другие люди, которые тоже уходят… а камни — остаются.

Чтобы избавиться от наваждения, Игорь погладил рукой камень с надписью???????С???? и излишне громко сказал:

— Интересно, кто он был?

— Мы уже не узнаем, — Наташка сидела на другом камне и смотрела в море. Не глядя на Игоря, она сказала: — Я сюда прихожу, когда хочу погрустить. Вот камни… они столько видели, им всё равно. Наверное, если хочешь долго-долго прожить, надо стать, как камень. Чтобы ни слёзы, ни крики, ни беда тебя не трогали…

— Что случилось? — Игорь подсел к ней.

— Ты уедешь, — тихо произнесла она, и Игорь не сразу понял, что это не просто слова, а ответ на его вопрос. Когда же это дошло до него, то какое-то время он не мог придумать, что же сказать, пока не сказал глупость:

— Ну… ты же всегда можешь приехать в Москву…

— Домработницей? — Наташка дёрнула плечом, повернулась, презрительно улыбаясь. — Я казачка, москвич. Для меня это не просто слово… Как ещё не лопнула ваша Москва от тех, кто в неё набился.

Теперь Игорь не знал, что сказать. Поэтому промолчал и тоже стал глядеть на море. И вздрогнул, когда услышал голос Наташки — она не то напевала, не то читала стихи…

Осень — золото дорог,На которых я живу.Осень — след моих тревогУбегает в синеву.Осень — если бы ты могУберечь от странствий дальних…Здесь не смех, не стон, не вздох,Жизнь — моя исповедальня.Осень — в небе запах скорби.Осень — горе без любви!Что друг другу мы не скормим,Завтра склюнут воробьи…

— Завтра склюнут воробьи, вот так, — повторила она и, тряхнув волосами, посмотрела на Игоря. — Ты знаешь, что твой отец оставил тут девчонку? — Игорь ошарашено покачал головой. — Она так ни за кого и не вышла. Всё ждала, что он приедет… Четыре года назад умерла. От сердца, ещё не старая была.