Я — сердце злодея - Елена Элари

настоящими, конечно… Но я представляла их слишком отчётливо, чтобы на мгновение не поверить.

Как бы не вспоминать о том, что наличие у неё крыльев, пусть и так объяснимо и удачно, но выдумал, именно выдумал некогда Этаро, будучи ещё совсем мальчишкой?

Я знаю о нём так много… Ночами он рассказывал о себе так часто…

О боги, как мне забыть теперь это всё? Как забыть, когда отныне и Иисида, и Сумеречный мир представляются мне его миром?

И одновременно с этим Этаро видится мне потерянным и брошенным всеми воином. Потому что оба эти мира, будь у них выбор и знай они о нём правду, предпочли бы жить без него.

У людей любовь уступит место страху и желанию спокойствия. А Сумеречный мир, даже если узнает, чей он сын, не примет его никогда.

Ненависть, предрассудки, непринятие, нетерпимость въелись в наши сердца.

И в моё тоже…

Глава 32

Рия

Я здесь недолго, а кажется, будто целую вечность. Всё потому, что не могу спокойно спать. Амил не простит меня, если узнает правду. А властелин и вовсе прикажет казнить за кражу в замке! А ведь рано или поздно о моём поступке станет известно…И вот я не выдержала, пошатываясь от усталости, похудев от болезни, имя которой — страх и совесть, и которую вызвала сама у себя, прокралась в коридор.

Мне не впервой бродить по ночному замку в одиночестве, незамеченной стражами и другими. Я давно уже выучила кто, когда и где сменяет свой пост, кто может, как и я, ходить в неположенный час по лабиринту коридоров и залов, куда и во сколько. А потому я опасалась лишь встретить Амила. Он один был непредсказуем.

Я не боялась своих отражений, сопровождающих меня с той стороны окон и зеркал. Не боялась теней, которые пламя свечей делало пляшущими и живыми. И тьмы, непроглядной и густой, не боялась тоже. Смело шагала в её объятия на первых ступенях винтовых лестниц…

Сердце рвалось из груди лишь от мысли встретить Амила.

Но вот я притаилась за очередным углом очередного коридора, дождалась, пока стражник скроется из виду, унося с собой оранжевый свет лампы, и беззвучно (лишь шуршание юбки моего серого платья звучало трепетом мотыльковых крыльев) проскользнула к двери в свою комнату.

Она, маленькая и заставленная всяким, что уж таить, хламом, встретила меня спокойствием и лунным светом, устроившимся на ночлег на моей низкой, деревянной, но мягкой кровати.

Я уже было перевела дух, но вспомнила, что нужно торопиться, пока моего исчезновения не заметил Амил. И начала в спешке перебирать все свои вещи в поисках чего-то похожего на синий мерцающий пузырёк госпожи.

План мой был прост и глуп — подменить его, чтобы пропажи не хватились.

Но, видимо, я опоздала…

Иначе с чего вдруг по коридорам эхом пронёсся гул голосов и отзвук чьих-то быстрых шагов?

Замерев, я прислушалась, не решаясь выйти, но сгорая от любопытства и тревоги. Как вдруг спустя несколько минут в комнату мою, бледный и мрачный, зашёл Амил, встречи с которым я так хотела избежать.

Уж лучше бы я никогда н узнала, что именно всколыхнуло замок в этот предрассветный час…

— Ты? — голос его прозвучал, будто удар плетью, и лунный свет растворился бесследно, уступая место утренним сумеркам.

Я отступила.

— Что?

— Ты это сделала?

Надеясь, что речь не о краже, я нашла в себе силы промолчать и лишь часто заморгала, от волнения. Но надеясь, что выглядит, будто от непонимания и это смягчит Амила.

Однако лекарь плотно сомкнул свои бледные губы и сузил мерцающие, оранжевые глаза, делая ко мне, отчего то нерешительный шаг.

— Когда властелину стало нехорошо, я обнаружил твоё исчезновение, а так же пропажу яда… Ты?

Яда?

О боги, это был яд? Амил решил, что я…

Властелину плохо?

Мысли сменяли одна другую, я не могла поверить в происходящее.

Госпожа Хель, неужели она… отравила своего мужа? И меня сделала участницей этого преступления?

— Амил, — голос мой прозвучал так тихо и жалко, что на глаза только от одного этого навернулись слёзы. — Амил, я не знала…

Он переменился в лице. То, что это было признание — очевидно. И казалось, что меня вот-вот ударят. Подумав об этом, я крепко зажмурилась в ожидании. Но лекарь лишь развернулся и вышел из комнаты так, будто для этого ему пришлось приложить немало усилий.

Конечно, несмотря на страх и дрожь в ногах, несмотря на мысль о, теперь уже неминуемой казни, я поспешила за ним.

На меня никто не обращал внимания по пути. Хотя Амил мог бы сразу назвать виновницу переполоха и я бы давно ожидала своей участи в камере…

Стражи и другие слуги были повсюду. Перед Амилом все расступались и затихали. А по мере того, как он подходил к покоям властелина, я ощущала… жар.

Словно раскалённый солнцем ветер гулял по коридорам, ласково поглаживая стены, тем не менее рискуя их опалить.

Видимо из-за этого у дверей его почти никого не было. Даже любопытство не позволяло людям подойти, рискуя жизнью.

А вот Амилу — вполне.

Впрочем, он и не человек…

Я же за ним и в огонь, и в воду. Жаль только вины моей это уже вряд ли убавит.

Переступив порог следом за лекарем, я увидела лежащего Этаро на полу у кровати. Бледен, как мел, он тяжело дышал, сминая в пальцах ткань рубашки у себя на груди.

Амил опустился перед ним на колени, поднёс к губам властелина кружку с некой жидкостью, но тот отмахнулся, едва не задев лекаря, что могло обратить того в пепел.

— Это противоядие… — пытался объяснить Амил. — Не такое сильное, как нужно, но оно даст мне время.

— Нет, — говорить Этаро было тяжело, он взглядом скользнул по комнате, дошёл до меня, но вряд ли при этом заметил. — Не было… яда, — прошептал он, прикрывая веки, пытаясь справиться с болью.

— Нет, был, — настаивал Амил. — Как мелария, я ощущаю здесь отзвук нашей магии. А из кабинета был укра… — он осёкся.

Будто не желал меня выдавать.

Сердце моё замерло. Это поразило меня даже больше происходящего с нашим властелином.

Этаро же словно не понял. Качнул головой, попытался подняться, вновь отмахиваясь от Амила, чем заставил того отступить на безопасное расстояние. Если можно назвать безопасной комнату, что вот-вот вспыхнет от драконьего пламени.

— Это не… Хель, — облокотившись о край кровати, выдохнул властелин. — Это моя… болезнь. Где… — он осмотрелся, в его воспалённых глазах вновь отразилась я.

И