Электрическое тело (ЛП) - Рэвис Бет

Дома, построенные из мусора − ломаного олова и сломанных досок, явно с лодок «луззу», картона и пластиковых брезентов − выстроены до самой кромки воды, все видимое пространство занято. Несмотря на то, что сейчас лето, по всему этому импровизированному городу мерцают небольшие костры.

Я кашляю. Вонь от дыма, равно как и от старых двигателей, так и от готовки − невыносимая. Я высыхаю на суше, а кожа становится липкой от грязи. Я смотрю на свою одежду: та порвана, пропитана грязной морской водой. Кусочки мусора прилипли к моему телу и запутались в волосах. Но меня это не волнует. Я думаю только о том, что мне не нужно дышать воздухом, что электрошокеры даже не причиняют мне боли.

Я не человек.

Эти слова звучат в моей голове набатом с каждым шагом по берегу все сильнее.

Я не человек.

Человек не способен на такое. А еще − я думаю о том, что когда андроиды впервые предупредили меня, я сбросила Рози, чтобы сорвать ее шунтирующую панель. Мне не должно было хватить сил для этого. Я сбросила Джека с себя, когда он напал, как будто он был ничем, при этом ранив его, учитывая, что я никогда ни с кем не дралась в жизни.

Я не человек.

Я смотрю на свои руки. Что у меня под кожей: провода и схемы или плоть и кости?

Я не человек. Я не могу быть человеком. Но тогда…

Что я?

Я едва сдерживаю рыдания. Все, чего я хочу, это раздеться и принять обжигающий душ, затем завернуться в свой пушистый халат и свернуться калачиком в маминой постели рядом с ней. Но это напоминает мне о женщине, которая носит мамино лицо, и мой желудок сжимается. Я даже не знаю, что реально, а что плод воображения.

− Элла? − кто-то встает и направляется ко мне из-за навеса.

Джек.

То, как он выглядит… ничего, что указывало бы на то, что он живет в районе Фокра, но, несмотря на это, по его походук видно, что он чувствует себя здесь как дома.

− Джек, − говорю я с облегчением и бросаюсь к нему. Безумный бросок через лодки, начинаю задыхаться, но мои легкие отвергают этот густой загрязненный воздух, и я бы задержала дыхание, если бы только оно не напоминало мне о том, что я − другая. Он протягивает руки, словно собираясь обнять меня, но я останавливаюсь, внезапно осознав:

− Они почти схватили меня, − шепчу я, указывая на затихшие лодки в заливе.

Джек мрачно кивает. − Я знаю.

− А мама? Что случилось с моей мамой? − слова вырываются из меня. − Что это было… Что. Это. Было? Что случилось? − голос срывается, и на мгновение я боюсь, что заплачу. Я закрыла глаза, желая, чтобы жжение внутри них не вылилось наружу.

Джек касается моей руки и, распахнув глаза, я вижу его печальный взгляд.

− Она, может быть, в порядке, − говорит он. − Это… это… не твоя мать. Но ты должна верить, что она все еще там, что с ней все будет хорошо.

Я могу это сделать. Я могу притворяться. Я провела последние несколько лет своей жизни, притворяясь, что с мамой все в порядке.

Что со мной все в порядке.

Я тру ладонями глаза, мысленно поклявшись себе, что выясню, что произошло с мамой. Я спасу ее.

− Как? − тихо спрашиваю я, хоть Джек и не был посвящен в мои молчаливые размышления, он понимает мой вопрос.

− Я не знаю, как нам спасти ее, − говорит он. − Но мы это сделаем. Вот чем занимается Зунзана, Элла. Мы не террористы. Мы не верим в слова правительства. А если видим, что что-то не так − пытаемся это исправить.

Как моя мать. Как я.

Я все еще не уверена, доверяю ли я Джеку и его Зунзане. Но точно знаю, что не доверяю правительству, не после того, как они преследовали меня, словно преступника; не после того, как увидела лицо матери и то, что могли сделать только в правительственной лаборатории.

Я буду доверять себе, кем бы я ни была сейчас. И я спасу свою мать. Настоящую мать.

Я расправляю плечи и оглядываюсь.

− Где мы? — наконец, спрашиваю я.

Джек заливается горьким смехом:

− Это место называется Парадиз-Бей.

Он видит мой взгляд и добавляет:

− Так он был назван до того, как построили новую Венецию. Это очень красивый пляж.

Те дни давно прошли, это точно. Лодки в воде стоят так близко друг к другу, что было легко перепрыгивать с одной на другую. Здесь тесновато, деревянные стены натыкались друг на друга, но клаустрофобия тут ни при чем. Люди повсюду. Нам приходится протискиваться мимо грубо сколоченных стен импровизированного корпуса. Иногда Джек убирал с нашего пути часть какой-нибудь лачуги, а затем ставил ее на место. Кричащие дети с невероятной скоростью проносятся сквозь обломки, но единственный ребенок, которого я вижу − худенькая маленькая девочка, кормящаяся грудью своей матери, — кажется, она уже апатично приняла свою судьбу. Ее глаза безжизненны, а тело… съежилось, побежденное обстоятельствами.

Я не знаю, по крайней мере тысяча или больше людей обездолены на этом пляже. Я оглядываюсь на лодки, сгрудившиеся вокруг колонн в воде позади нас. Лодки, находящиеся поодаль, − лучше. Я вижу их яркие цвета даже отсюда. А вот лодки, которые ближе к берегу, − тусклее, увядшие, поврежденные, сломанные. Как и люди.

Еще тяжелее людям не на лодках, а на берегу и у окружающих его Утесов. Здесь мало места, мало тепла и совсем нет радости. Я смотрю на один из горшков. Объедки, морковная кожура и что-то еще, я почти уверена, там трава вперемешку с мясом, которое, как я предполагаю (надеюсь), когда-то было кроликом − кипятят в глиняном горшке над маленьким каменным очагом кенура. Девочка примерно моего возраста тычет палкой в еду, разгоняя рукой пар.

Она поднимает глаза и видит, что я смотрю на нее. Ее глаза сужаются и в них появляется злость, она выхватывает горшок из огня и прячет его за спину. Она вертит в руках ложку и тычет ею в мою сторону.

Я поднимаю обе руки и делаю шаг назад. Она подозрительно смотрит на меня, затем медленно ставит котелок обратно на огонь.

Я придвигаюсь ближе к Джеку. Его лицо мрачно, челюсти сжаты, когда он ведет меня к высоким утесам в конце пляжа.

− Откуда здесь так много людей? — спрашиваю я, обхватывая себя руками и стараясь держаться поближе к Джеку.

− Некоторые родились здесь, − отвечает Джек. — Какие-то семьи спрятались здесь от гражданской войны, − Джек останавливается и оглядывается. − Большинство из них просто бедны, и они не хотят делать то, чего требует от них правительство, чтобы они смогла заработать. Деньги ничего не значат, если вы должны отказаться от своих убеждений и того, во что верите, чтобы получить их.

Скалы пятнистые и даже темнее, чем остальная часть района Фокра, полые пещеры, вырезанные во внешних краях. Джек ведет меня мимо большинства из них, затем останавливается перед узким отверстием на западной стороне, так близко к краю воды, что я могу вижу солнечные лучи, уходящие под воду.

И только когда мы почти добрались до похожего на пещеру отверстия в скале, я замечаю нескольких людей, собравшихся у входа. Большинство из них мужчины, но есть и женщины. У них у всех проницательные взгляды, и все они направлены на нас. Комки с твердыми краями − оружие − двигаются под свисающими с них тряпками.

Джек поднимает руку, сверкая одноразовым браслетом на запястье.

− Она со мной, − добавляет он. Внезапно напряженный воздух вокруг пещеры расслабляется. Я помню, что Джек говорил о Зунзанах − хотя основная группа сводится к ним троим, но сеть, созданная ими, очень обширна, с «друзьями» по всем объединенным странам и за их пределами. Люди не совсем готовы встать и бороться с правительством, но они готовы помочь тем, кто борется.

Джек отступает в сторону, пропуская меня вперед. Я шагаю в темноту.

Глава 45

Открыв металлическую дверь в пещеру, мы входим в комнату, настолько светлую, что мне пришлось быстро заморгать, чтобы глаза привыкли.

Вокруг нас изгибались грубые известняковые стены, простираясь далеко за пределы моего зрения. Это не пещера − это туннель. Я спотыкаюсь, сделав всего шаг вперед, и только тогда замечаю длинный магна-трек, вделанный в пол. Наверху колеи стоит изношенный вагончик — размером чуть больше металлической ванны, вмонтированный в колею, − а в центре вагона, где должен быть источник питания, − светящийся стеклянный кирпич.