Хранитель волков - Марк Лахлан

Со времен жизни среди берсеркеров у Фейлега сохранились смутные воспоминания о магии, однако, проведя столько лет рядом с Квельдом Ульфом, он уже не считал магию каким-то особенным способом существования. Ведь нет ничего необычного в том, чтобы впасть в транс и идти по следу, двигаться и сражаться как волк, это так же естественно, как водопад, стекающий с горы, или рождение и смерть людей и животных, так же естественно, как дыхание, восходы и закаты солнца и луны, приливы и отливы. Для Фейлега все живое обладало ритмом, к которому он присоединялся в ходе ритуала и медитации под погремушку и барабан. Но этот человек, там, в долине, нарушал жизненный ритм, сбивая Фейлега. Глядя на него, он дрожал. Его охватывало лишенное словесного выражения чувство, что этот всадник бросает вызов природе.

Волкодлак понюхал ветер. Ничего особенного: лишь запах лошадей и дождя, собирающегося над темными горами у него за спиной. В следующий миг он понял, в чем здесь странность. Путник интересовал его не из-за лошадей или еды, путник интересовал его сам по себе. По неведомой причине Фейлегу хотелось рассмотреть его поближе. Это было одно из человеческих чувств, которым он давно позволил умереть в себе, и сейчас подобное возрождение ставило его в тупик и огорчало. Он задвинул эту мысль в недра сознания и сосредоточился на ощущении голода.

Мысли Вали витали где-то. Он думал об Адисле, сидящей под замком у Двоеборода, вспоминал Дизу, но больше всего думал о руне. Образ руны и, что еще более странно, производимый ею звук не отпускали Вали уже много дней. Руна как будто принесла с собой музыку, которая была созвучна имени, данному руне людьми — ансуз, — но это было еще не все. Вали помнил голос того существа, которое говорило устами Дизы, производя звук, похожий на рокот прибоя. Именно так звучала и руна.

Затем в одно мгновение к нему вернулись все человеческие чувства, которые он упорно игнорировал в пути. Он был ужасно голоден и умирал от жажды, и еще устал так, как никогда в жизни не уставал. Эти ощущения показались ему чрезвычайно важными, они означали что-то. Тошнота прошла полностью. Он прибыл к месту назначения. Вали огляделся по сторонам, но глаза слипались, отказываясь смотреть на мир, разум твердил, что сейчас самое главное для него — поспать.

Вали опустил лицо в ручей и напился. Затем раскрыл свой вещмешок. Вынул несколько ломтей подсоленного хлеба с сушеной рыбой. Быстро все проглотил, снова попил воды, а потом стал устраиваться на ночлег. На протяжении всего пути он не спал вовсе. Теперь он расстелил на земле моржовую шкуру, завернулся в плащ, подсунул под голову мешок. Усталость не вполне лишила его разума, поэтому он устроился под прикрытием кустов, под нависающей скалой, однако в обманчивом сером свете летней ночи он все-таки не сумел разглядеть врага. Он слишком сильно устал и сразу же упал на постель.

Фейлег наблюдал за всем этим сверху. Он почувствовал, что настала пора действовать. И рванулся со скоростью потока, бесшумно перепрыгивая с уступа на уступ, пока не оказался в густой тени на дне расселины.

Он отправился один — волки наблюдали за ним сверху. Фейлег двигался по той стороне расселины, где устроился на ночлег Вали. Волкодлак низко пригибался к земле, стремительно приближаясь к цели. Лошади паслись позади человека, и Фейлег понимал, что может сейчас схватить их, не разбудив путника. Однако риск был велик. Откуда ему знать, не едет ли кто на встречу со спящим? Откуда ему знать, что этот человек не опытный охотник или даже маг? Нужно сначала убить его. Фейлегу казалось, что волны опасности так и исходят от путника. Опасность гудела, словно осиное гнездо на входе в пещеру, просачивалась в сознание подобно запаху пожарища. И избавиться от этих ощущений можно было лишь одним способом.

Насколько быстро ты убьешь спящего человека, зависит от того, как он лежит. Если он спит на животе, тогда довольно просто сломать ему шею, обхватив рукой за голову и упершись коленом в спину. Фейлег проделывал это раза два-три и выяснил, что даже если шея не сломается, жертва окажется беспомощной из-за нехватки воздуха и убить ее будет нетрудно. Если же человек спит на боку или на спине, можно прыгнуть на него сверху. В остальных случаях, если требовалось действовать тихо, он просто вцеплялся в горло мощными пальцами.

Фейлег — возможно, лучше называть его волкодлаком, потому что при мысли об убийстве человека на него накатывала жаркая волна, в которой захлебывалась его человеческая сущность, — не издал ни звука, подбираясь к кустам, за которыми спал путник. Тот лежал на спине, и волкодлак решил подкрасться к нему и свернуть шею.

Раздалось рычание — низкое, утробное. Волкодлак огляделся по сторонам, пытаясь понять, откуда идет звук. Сам он молчал. Происходило что-то неестественное, и он ощутил, как по спине бегут мурашки. Все поры раскрылись, источая пот, каждая клеточка тела кричала об опасности. Рык повторился, еще более низкий, словно камень терся о камень.

Фейлег прижался к земле. Рычание прозвучало в третий раз, как будто поднимаясь из недр земли, а затем прозвучало слово «Адисла». Фейлег огляделся. Звуки издавал спящий человек. Он храпел. Фейлег вспомнил дом берсеркера, в котором рос. Воспоминания о тех временах превратились скорее в смутные образы: темнота в доме, запах юбок матери, он сам, играющий в салочки с девочками, которых считал сестрами. И лишь одно воспоминание сохранилось отчетливо. Человек, которого он называл отцом, оглушительно храпел, особенно когда напивался. Дети клали перышки ему на губы и хохотали, когда от его дыхания они разлетались в стороны. Фейлег помнил, что одна из сестер как-то положила перо отцу под зад, посмотреть взлетит ли оно, когда он пустит газы. Перо взлетело, и Фейлегу тогда показалось, что он лопнет от смеха. Глядя на спящего Вали, Фейлег услышал еще один звук, похожий на бульканье воды в горном ручье. Он понял, что этот звук издает он сам. Фейлег смеялся. А он не смеялся уже целую вечность.

Пока волкодлак хохотал, пришли воспоминания о том, как общаются между собой люди, точнее, не сами воспоминания, а ощущение легкомысленного восторга, и он осознал свое родство с этим храпящим парнем, ему даже захотелось разбудить его и рассказать, какие громкие, какие смешные звуки он производит. Однако Фейлег должен его убить. Но из-за смеха его покинула сосредоточенность, помогающая убивать, — люди, незнакомые с волкодлаками, называют ее яростью. Он пристально посмотрел на Вали. Фейлег не видел собственного лица с шести лет, да и тогда видел его крайне редко. Он представлял себя в основном таким, каким отражался в гладкой поверхности сверкающих клинков, со временем скопившихся в пещере, поэтому не понял, как сильно похож на спящего юношу, но что-то в душе волкодлака помешало ему убить сразу.