Пламя на болотах - Ванда Василевская

— Го-го-го! — зашумела толпа. — А ну-ка, вынимай, вынимай пушку, ужо мы тебе покажем!

— Стой, стой!

Рябой сержант полиции с двумя постовыми бегом бежал по площади. Мужики заколебались.

— Что здесь происходит?

— Господин комендант! Господин комендант! — отчаянно кричал из вагона осажденный бабами мясник.

— Обкрадывают, живьем грабят мужика!

— Фальшивый вес!

Голоса слились в невероятный, дикий шум и гомон. Полицейские вошли в расступающуюся толпу. Кое-кто из мужиков неуверенно оглядывался, стараясь незаметно выскользнуть из плотного круга. Еще неизвестно было, как повернется дело.

— Молчать! Что случилось?

Крестьянин в сером пиджаке выступил вперед.

— Обвешивают. Всякий раз кладут на новую тару, на каютку, а каютка ведь та же самая!

— Лжешь! — крикнул сверху, с весов, представитель кооператива, но странно тонким голосом.

Комендант сурово всмотрелся в него.

— Тише! Вы потом ответите!

Кашовский съежился и побледнел.

— Ты откуда? Как твоя фамилия?

— Из Берез. Тымонюк Васыль.

— Ну, так в чем же дело?

— Да вот взвесил я сегодня утром свинью, у нас в лавке есть весы. Семь с половиной пудов потянула. Взял я свинью на воз, а я уж давно, еще когда в Синицы гоняли свиней, думал, что тут что-то неладно. Так что сегодня я к весам не торопился. А стою и гляжу. Сперва они взвесили каютку, положили на весы гири, чтоб уравновесить, а потом свинью в каютку и взвешивают. И как новую свинью подведут, он прибавит гирьку, на каютку, говорит. Как же на каютку, когда каютку они взвесили в самом начале, еще раньше, чем начали взвешивать свиней? Я думаю, подожду немного, когда дело до моей свиньи дойдет, все обозначится. Может, он и правильно взвешивает, а только так кладет. Ну, только моя свинья семь с половиной пудов весила, а он говорит семь, да еще без двух кило. Ну, скажем, два кило она могла и за дорогу потерять, а полпуда куда девались?

— Господин Кашовский, что это за история?

Но Кашовского уже не было. Он соскочил с весов на другую сторону и украдкой пробирался под вагоны узкоколейки.

— Лови его, ребята!

— И мясника и мясника!

— А ну, за ним!

Мужики толпой кинулись в погоню, полицейские за ними. Запыхавшийся сержант подбежал, когда мужики догнали преследуемых за валом песка и камней.

— Вот вы где!

— Подождите, сукины дети, мы вам теперь покажем!

— Дай ему, Степан!

— По башке, по башке!

— Ткни его в толстое брюхо, он его нашими свиньями откормил!

Воздух прорезал пронзительный полицейский свисток.

— Не бить! Смирно!

Полицейские помогали перепачканным беглецам подняться. У Кашовского лилась из носу кровь, оставляя красные пятна на светлом пиджаке. Мясник сопел, словно его вот-вот хватит апоплексический удар.

— К весам! Сейчас все проверим. Если кто потерпел убытки, кассир выплатит разницу.

— А как с ними? — вызывающе спросил кто-то и быстро нырнул в толпу под взглядом коменданта.

— Их в полицию доставят. Если были злоупотребления, я напишу рапорт.

— Убежать хотели, сукины дети…

— А как же, поехали бы в город, подмазали, где следует, а потом что бы мы им сделали?

— Да им и так ничего не сделают… Ворон ворону глаз не выклюет…

— За этим мы присмотрим…

— Ну да, уж мы присмотрим!

— Где только какой мерзавец ни заведется, так сейчас прямо к нам едет, шкуру с нас драть.

Они толпой шли обратно и плотно сбились вокруг весов, у которых уже суетился вызванный комендантом весовщик железной дороги.

— Тымонюк, твоя свинья на весах?

— Моя.

— Взвесьте, пожалуйста. Сперва каютку, потом свинью.

Свинья пронзительно верещала, когда ее вытаскивали, а затем снова запихивали в тесную ощетинившуюся занозами клетку. Пристальные крестьянские глаза впились в гири, наблюдали за руками весовщика, подозрительно ощупывали весы. Комендант стоял рядом и тоже внимательно наблюдал за весами.

— Семь пудов… с половиной! — громко объявил весовщик, и толпа заколыхалась.

— Правильно говорил Тымонюк, весы были фальшивые.

— Обманули нас!

— Воры!

Толпа снова двинулась к арестованным. Комендант преградил им путь, положив руку на кобуру револьвера.

— Ни с места! Скочень, Видзяк! Отвести арестованных в комендатуру! А вы идите к весам! Кто сегодня продал здесь свиней?

Торопливо поднялся лес рук.

— Квитанции есть?

— Есть.

— А у нас нет, мы уже получили деньги!

— Тише! Сперва те, у кого есть квитанции. Узнаете своих свиней?

— Конечно! Как свою свинью не узнать!

— Всякий свою узнает, а соседи засвидетельствуют.

— Ну, так к вагону, и давайте свиней на весы!

Быстро вывели первую свинью. Весовщик поставил гири, тщательно взвесил и официальным тоном объявил:

— Восемь пудов и три кило.

Комендант протянул руку.

— Сколько в квитанции?

— Семь с половиной пудов!

— Смотрите! На полпуда и три кило обманул!

— Стойте-ка, сколько это будет?

— Сколько будет? Пять с половиной злотых.

— Такие деньги!

Комендант собственноручно исправил квитанцию.

— Восемь пудов и три кило — заплатите! — обратился он к кассиру, испуганное, посеревшее лицо которого выглядывало из оконца поставленной у вагона деревянной будки.

— Господин комендант, как же так? — пытался он возражать, но умолк под холодным, пронизывающим взглядом темных глаз.

— Прошу немедленно уплатить!

Тот пожал плечами. Мужики тащили свиней из вагонов, запихивали их в каютку, весовщик объявлял вес, комендант вслух повторял цифру и исправлял квитанцию. Кассир выплачивал. Это тянулось бесконечно долго. Дело пошло еще медленнее, когда очередь дошла до крестьян, у которых уже не было на руках квитанций. Приходилось искать квитанции у кассира, сравнивать, доискиваться. Впрочем, таких оказалось немного. Всякий, получив деньги, быстро покупал, что нужно, и торопился обратно в деревню.

— А как же будет с теми, которые уже уехали домой?

— А мало ли их уехало!

— Из Ошита были… Из Прикладник были…

— Из Заруча…

— Из всех деревень народ съехался, и с этой стороны и с той.

— Уехали, даже и не знают, что тут было…

— Все будут оповещены, — сухо заявил комендант. — Я уведомлю через старост, и все получат, что им следует.

— А за прошлые ярмарки? Ведь когда еще этот мясник сюда приехал! Лет пять уже будет, а то и больше!

— В дырявых штанах приехал, а теперь что твой барин!

— На наших обидах разжирел!

— На нашей обиде каменный дом себе поставил!

— Отберут у него этот дом, отберут…

— Э, кто там станет у него отбирать! Сойдет с рук, голову прозакладываю!

— А может, и не сойдет.

— Коли мы присмотрим, не сойдет.

— Это кто — мы? Что мужик барину сделает? Ничего!

— Вот забрали же его в комендатуру, в тюрьму отвезут.

— Ну да, теперь, потому что нас здесь куча. Вот они и говорят так, а дальше кто их знает, что сделают?

— Только и нашего, что свои деньги получили.

— Один раз за сколько лет.

— Ладно, хоть раз.

С разговорами, пересудами они расходились, разъезжались, переправлялись на пароме на ту сторону. Комендант зашел в будку кассира.

— Как же так, господин комендант, я же не имел права выплачивать! Квитанции без подписи господина Кашовского недействительны.

Комендант наклонил к серому человечку искаженное злобой лицо.

— Квитанции недействительны? Да? А если бы пролилась кровь, это было бы действительно, а? Что бы я тут со своими двумя людьми сделал? Вы видели, что площадь была забита народом? Не беспокойтесь, они бы и с вами расправились, и с вами! Я полагаю, что и вы тут ручку приложили, не без того!

Кассир снова съежился.

— Я-то при чем?.. Кашовский был у весов, Кашовский писал квитанции…

— Так, так… А Цеслинский? А вы, будто ничего не знали? Кассир… Кооператив в мошенническом сообщничестве с мясником… И знаете, что из этого получается? Агитация за союзы получается, там не воруют! Не хватало только, чтобы мужики и здесь начали союзы заводить! А что бы вы сделали, если бы я не подоспел?.. Квитанции недействительны, но если бы убили несколько человек, это уж было бы действительно! Только помните, что первыми были бы вы трое!

Кассир скрючился, невидящими глазами глядя на облако пыли на липовой аллее, поднятое последней подводой, уже сворачивающей к парому.

Глава XI

Еще не успели в деревне толком обсудить ярмарку во Влуках, после нее прошло всего два дня, как произошло новое событие. С утра грянула весть, что приезжает комиссар. Крестьяне толпились перед избами и оживленно судачили.