Преступный режим. «Либеральная тирания» Ельцина - Руслан Хасбулатов

— Господин Беттел затронул вопрос о «чеченском сепа­ратизме». Сепаратизм — это явление «заразное». Лучший способ его нейтрализации — это подавление его очага, как только он появляется. Британские власти своим неумением борьбы с ирландским сепаратизмом, волей или неволей, спо­собствовали распространению этого явления по всему миру, в том числе на Российский Кавказ. Вы это понимаете, лорд Беттел?..»

Успех был реальным, «разрядка» в отношении к нашей де­легации после этой пресс-конференции была очевидной, вра­ждебность сменилась дружелюбием. Но это было, конечно, неустойчивое состояние, продиктованное всего лишь явным интеллектуальным превосходством перед слабым противни­ком... В общем, следующие два дня прошли вполне в духе «европейской солидарности»! — Мы немного отдохнули в прекрасном Страсбурге.

G-7 и «салфетка Ельцина»

7 июля 1993 года в Токио открылось совещание глав государств и правительств семи главных мировых держав. Лидеры одобрили создание специальной международной программы помощи России — Фонда поддержки привати­зации в России, выделив для этих целей свыше 1 млрд долл.; еще 2 млрд долл. должны были обеспечить Всемирный банк и другие международные организации. Но это Совещание «семерки» запомнилось не этой стороной вопроса, и даже не тем, что министр иностранных дел Германии Кинкель заявил: «Усилия Германии подошли к пределу ее возмож­ностей», а потому в деле оказания финансовой помощи реформам России необходимо «справедливое разделение международной ответственности в этой сфере». Таким об­разом, в период 1991—1993 годов, добившись от Ельцина максимума возможных уступок, Германия ловко «подклю­чила» к «расплате» за эти «уступки» G-7.

Интрига развернулась вокруг... салфетки, оставленной на столе после дружеского обеда Клинтона и Ельцина. На этом обеде Клинтон, пытаясь предстать более информированным и опытным политиком, по-дружески шепнул Ельцину, что в его, Ельцина, переговорах с японцами по проблеме Курил не следует «доверять японцам — они говорят одно, а думают совершенно об ином». Ельцин, обратив внимание на эти ни­чего не значащие словам собеседника — такого же, как и он сам словоблуда, записал эту фразу на... салфетке. Но, будучи известным растяпой, конечно, забыл эту бумажку. Она оста­лась на столе, ее подобрала, после ухода двух господ прези­дентов, подсевшая к этому же столу канадская журналистка. Разобравшись, что к чему, она немедленно опубликовала со­держание корявых записей, сделанных непослушной рукой Ельцина.

Разразился скандал. Вся мировая печать обсуждает не результаты переговоров лидеров мировых держав, а «сал­фетку Ельцина». Государственный секретарь США «оп­ровергает» слова, якобы сказанные Клинтоном, вынужден комментировать и Клинтон. В общем, смех на весь мир...

В российской прессе об этом эпизоде — ни слова. Вос­становлен былой порядок — о кремлевском правителе го­ворить либо хорошее, либо — ничего.

Радикалы, ренегаты и манипуляторы

Новые идолопоклонники. История общества пока­зывает одно парадоксальное явление — наименее исследо­ванными вопросами остаются те из них, которые касаются современности или недавнего прошлого. Например, самым тщательным образом изучены и «переучены» события Фев­ральской и Октябрьской революций 1917 года, активные и пассивные действия их лидеров и т.д. И в то же время на наших глазах осуществляется грандиозный процесс мис­тификации событий августа 1991 года и сентября — ок­тября 1993 года, при живых свидетелях сделана серьезная попытка возвеличения ничтожных личностей и, наоборот, «вычеркнуть» из нее тех, благодаря которым ныне сущест­вует и развивается Российская Федерация. В России все почему-то происходит не так, как в других странах — здесь даже ложь приобретает какие-то чудовищные формы. И чем она очевиднее, тем с большим ожесточением она становится признаком веры.

Возможно, этому есть свое объяснение — на Руси тра­диционно огромное значение имели идолы — любой, даже мелкий носитель власти рассматривался как чуть ли не сакральная сила, а бояре и цари — обожествлялись. Боль­шевики использовали силу этих вековых традиций для сво­его утверждения кровью и насилием. Власть в буквальном смысле превращалась в живых идолов, а подданные идоло­поклонников, когда их порой самые примитивные суждения пропаганда превращала в «теории» и «идеологии», обосно­вывающие вечность власти идолов и покорность идолопо­клонников.

Что удивительно — основа конструкций этих «теорий» и «идеологий» мало изменилась после августа 1991 года. Вос­питанные на теориях идолопоклонничества, ранние демо­краты немедленно «забыли» поверхностно-заимствованные концепции Запада, буквально прошелестевшие в их головах, и в полном объеме перенесли традиционные большевист­ские верования о «вождях» на нового идола — примитивно­го и тщеславного кремлевского правителя. В частности, вся демократическая печать — СМИ и TV стали преподносить его чуть ли не как божественного мессию, единственным предназначением которого является «спасение народа». Он стал в буквальном смысле идолом для быстро растущей уго­ловно-криминальной буржуазии, которой самим Кремлем были преподнесены реальные уроки того, насколько ельцинисты ненавидят общий для всех универсальный Закон и Порядок, предпочитая узконаправленные, целевые мето­ды защиты определенных социальных групп — союзников Кремля в борьбе с парламентом. Ельцин стал подлинным вождем новой бюрократии и нового класса крупной бур­жуазии, появившейся в результате откровенно незаконной «раздачи» частей государственного сектора экономики че­рез «ваучерную приватизацию» — этот откровенно крими­нальный феномен денационализации — явление, никогда и нигде в мире не имевшее своего места.

Профессор Гарвардского университета, один из советни­ков российского правительства, Б. Джелич, в своей статье в газете «Либерасьон» пишет следующее: «Россия сейчас переживает «революцию приватизации», сопоставимую по масштабам с Октябрьской революцией...» (26 июля 1993 г.).

Но все дело в том, что эта «приватизационная револю­ция» осуществлялась или вообще вне рамок Закона, или с его грубым нарушением. Я неоднократно предупреждал членов правительства, что такая их деятельность может в будущем (при другом правительстве и другом парламенте) повлечь за собой пересмотр результатов приватизации, если они не будут в должной мере соблюдать хотя бы действую­щее законодательство в этой области. С учетом имеющего­ся опыта 1992—1993 годов, Верховный Совет планировал в октябре — ноябре 1993 года рассмотреть весь комплекс работ, связанных с приватизацией, существенно изменить и дополнить законодательную базу в этой области — одновре­менно стимулируя создание рыночной инфраструктуры.

...Процессы криминализации экономики и самой адми­нистративной деятельности должностных лиц, проникно­вение коррупции на самый высокий уровень «принятия стратегических решений» стали заметными явлениями уже в 1992 году. Я тогда имел очень сложную беседу с Ельци­ным (в присутствии председателя Конституционного суда Валерия Зорькина), речь шла об одном из его «соратников» еще по союзному парламенту, в отношении которого Гене­ральная прокуратура готовилась возбудить уголовное дело по фактам коррупции.

«Нет, — сказал президент, — не верю». Но речь шла о прямых фактах, и поэтому требовалось согласие президента на соответствующие действия.

Я задал вопрос: «Зачем пытаться брать под защиту откровенных жуликов? У людей создается впечатление, что корни коррупции рождаются негде-нибудь, а здесь, в Кремле?».

Разговор тогда закончился неприятной, напряженной паузой. Мы с Зорькиным ушли, недовольные собой, встре­воженные нежеланием президента пойти на откровенный разговор с людьми, которые были не менее его ответствен­ны за состояние страны перед народом... Зорькин молча шагал рядом, он был серьезно встревожен, сказал: «Руслан Имранович, вы знаете мстительный характер Ельцина. Он вас никогда не простит за эти слова, вы ведь прямо сказали (не хочу использовать слово «обвинили»), что он покрывает коррупционеров. Да еще в моем присутствии. Он и мне их не простит — уже потому, что я присутствовал, когда вы их произнесли...»

Конечно, я знал Ельцина очень хорошо, или думал — что знаю. Но не сказать ему о том, что происходит в «высших кругах» исполнительной власти, я просто не мог.

Прокремлевская пресса свирепствовала, высмеивая факты коррупции членов правительства, по поводу кото­рых шло расследование Генеральной прокуратурой. Она обвинялась в том, что действует «по приказам председателя парламента». Происходила прямая девальвация уголовно­го законодательства, преступность как экономическая, так и уголовная буквально захлестнула страну. Как же не сооб­щить президенту то, о чем в открытую говорит вся Москва? Чего в таком случае, мы, лидеры России, стоим, чего стоят наши обещания народу быть честными, защищать его права и достоинство, обеспечить ему возможности для благоден­ствия?..