Сердце прощает - Георгий Косарев

- О, что вы сделали, пани!

Отто, мобилизуя весь свой скудный запас русских слов, перемешивая их чешскими и немецкими словами, стал говорить Марфе о том, что в своей любви люди не вольны; он, Отто, глубоко убежден в том, что самому господу богу было угодно, чтобы прелестная русская девушка Люба и вполне порядочный молодой человек, немецкий офицер Франц Штимм сочетались браком; правда, немецкий офицер пришел в вашу страну с оружием в руках, но ведь он не волен пойти против закона.

Услышав слово "закон", Марфа опять обрушилась на немца-денщика:

- Хороши же ваши законы! Приходят, насильничают, отбирают у людей добро, нажитое честным трудом... И ваш лейтенант тоже насильник и бандит.

- О, нет, - забормотал Отто, - герр лейтенант никого не стрелять. Он есть интендант.

- А хлебушек наш крестьянский кто отбирает? Не разумеешь?.. А дочку, дочку... кто похитил у меня дочку?

Отто принялся доказывать, что тут действует закон природы, молодая любовь, которую нельзя осуждать, тем более что пани Люба в скором времени, вероятно, станет матерью.

- Угодники святые! - простонала Марфа и, поднявшись на дрожащие ноги, молча указала старому немцу на дверь.

"Это в семнадцать-то годков стать матерью! Что же это такое? За что мне такая кара?" - думала Марфа и чувствовала, как леденеет и словно останавливается от нового тяжкого испытания ее сердце...

Как-то раз, усталая и подавленная раздумьем, Марфа долго не могла сомкнуть глаз. За окном лежала темная, беспросветная ночь. До слуха Марфы откуда-то издалека доносились неясные звуки, и она по привычке прислушивалась, как бывало, когда дочка поздно возвращалась домой. И вдруг раздался тихий стук в окошко. Марфа вскочила с кровати и уткнулась лицом в стекло, стараясь разглядеть того, кто так робко постучался. Ничего не разобрав во тьме, она тихо спросила:

- Кто там?

- Марфа Петровна! - послышался негромкий голос, который показался ей знакомым.

- Кто это?

- Я, откройте.

У Марфы вдруг сильно заколотилось сердце.

- Это ты, Витя?

- Да, я самый.

Звякнула щеколда, со скрипом отворилась дверь, и появившаяся на крыльце Марфа торопливо сказала:

- Проходи, Витя, проходи.

- Не называйте громко моего имени, - предупредил он.

- Хорошо, - ответила Марфа и, впустив гостя в открытую дверь, тотчас восторженно начала приговаривать: - Дорогой ты мой соколик, откуда ты прилетел? Где же ты долго так пропадал?

- Прилетел вот, и не один, - сказала Витя и, обернувшись, поманил кого-то рукой. За Виктором в избу вошел какой-то человек; третий, как успела заметить Марфа, прикрыл калитку и остался на улице.

- Здравствуйте, Марфа Петровна! - радостным тоном произнес тот, кто вошел вслед за Виктором.

- Да кто же ты такой? Голос знакомый, а чей не пойму. Сейчас я засвечу лампу, - отозвалась Марфа.

- Нет, ни в коем случае, - ответил тот же голос, - поговорим в потемках. Помните такого Горбунова... с черной родинкой под глазом?

- Как же, Сереженька, милый ты мой голубчик, - растроганно произнесла Марфа и уткнулась ему в плечо.

- Успокойся, Марфа Петровна, слышали мы о твоем горе, но до сих пор не верили, думали - все сплетни.

Марфа всхлипнула:

- Лучше бы были сплетни, чем такая правда.

- И как же все это произошло?

Волнуясь, Марфа рассказала о своем несчастье. И несмотря на то что это было именно несчастье, в голосе ее прорывались обида и гнев, хотя говорила она о своей родной дочери.

- Постойте, Марфа Петровна, погодите минуту. А где же вы сами-то были? - глухо, сдавленным голосом спросил Виктор.

Горбунов резко одернул товарища:

- Что ты говоришь, подумай! От этих бандитов можно всего ожидать. Чем же мать виновата?

- А тем виновата, что не пустила с нами Любу. Если бы пустила - не было бы этой беды...

- Витенька, соколик ты мой, разве я знала, разве могла подумать... с горечью ответила Марфа.

- Просто не хочется верить во всю эту историю, - сказал Горбунов.

- А где она... где Люба сейчас? - взволнованно спросил Виктор.

- Не знаю, - тяжко вздохнула Марфа. - Не знаю, Витя, да, сказать по правде, и знать не хочу. Опозорила она и себя, и всю нашу семью. Не знаю про нее больше ничего.

- Мы еще посоветуемся, подумаем, что можно сделать, - сказал Горбунов и перевел разговор на другую тему: - Много ли у вас в деревне немцев?

- Всю школу теперь занимают, а сколько их - не знаю, - ответила Марфа.

- А давно ли они живут у моей мамы? - переборов себя, спросил Виктор.

- С месяц, не больше, - сказала Марфа и в свою очередь спросила: - А кто тебе об этом сказал-то?

- Добрые люди, Марфа Петровна, - опережая Виктора, пояснил Горбунов и спросил: - Кто бы смог поподробнее рассказать нам о немцах? Может быть, Цыганюк?

- Что вы, он же фашистский холуй! Его теперь водой с ними не разольешь. Ездит по деревням, арестовывает подозрительных. В общем, подлец из подлецов.

- Значит, продался окончательно?

- Да еще как, со всеми потрохами, - сокрушенно сказала Марфа. - И пьет самогон, как самый последний забулдыга, не уступает Степану Шумову.

- А где же ее берет? - поинтересовался Горбунов.

- Находит, - ответила Марфа. - Вот и давеча, в сумерках, тоже потащил ее к себе. По-моему, и теперь еще пьет вместе со старостой и этим своим нынешним дружком полицаем Шумовым.

Горбунов вместе с Марфой подошли к окну. Сквозь пелену ночи чуть-чуть просматривался дом Натальи Бобровой, окна его не светились. Горбунов молчал и что-то раздумывал. Потом он сказал Виктору:

- Позови Бориса.

Виктор тотчас нырнул за дверь и через минуту вернулся вместе с товарищем.

- Давайте решим этот вопрос сообща, - сказал Горбунов и указал рукой в сторону дома Натальи. - Там, Боря, в этом доме, живет мой бывший однополчанин Цыганюк... Теперь он полицай. Занимается разбоем, грабежом, предает наших честных людей. Так вот, ребята, не захватить ли нам Цыганюка с собой, уж он-то наверняка знает и расположение, и число немцев.

- Такого гада лучше допросить на месте и пристрелить, - пробурчал Борис.

Горбунов задумался. А в это время с крыльца Натальиной избы спустился шатающийся полицай.

- Вот он, Цыганюк, легок на помине, - сказал Виктор, вглядываясь в темь.

- Нет, это Степан Шумов, - возразила Марфа, не отходившая от окна. Этого пьянчугу из тысячи других узнаю, сразу определяю.

Степан, раскачиваясь из стороны в сторону, медленно плелся к дому Марфы. Остановившись напротив ее окна, он икнул и громко произнес:

- Чем черт не шутит, когда бог спит! А вдруг в темноте-то и приглянусь я ей. И все, вперед, Степан, смелость города берет, смелость, значит...

Он вплотную приблизился к окну и, уткнувшись лицом в стекло, стал пристально смотреть внутрь дома.