Царская экспертиза - Алексей Ракитин

— Лёшенька, на тебе лица нет, почернел весь! Ты здоров?

— Как индийский слон! — ответил Алексей, присаживаясь подле неё. — Мне завтра утром опять понадобится возок. Я воспользуюсь вашим, вы не возражаете?

Анна Никифоровна только пожала плечами и посмотрела на мужа, дескать, как тот скажет. Иван Васильевич с ответом не поспешил; он аккуратно вставил рамку на место, затем закрыл улей крышкой, отступил от него и только после этого отбросил с лица сетку.

— Я разговаривал с Мишей, — коротко уронил он вместо ответа. Фразу следовало понимать так, что он пообщался со своим братом Михаилом Васильевичем.

Алексей догадался, о чём пойдёт разговор, но ничего не сказал, предоставляя отцу возможность высказаться самостоятельно.

— Миша рассказал мне о том, что ты с ним встречался и решал какие — то там вопросы, — продолжил после паузы Иван Васильевич. — Произошло нечто, о чём мы не знаем?

— Можно сказать, да, — кивнул Алексей. — Как вы помните, Серёжа предложил мне организовать сделку по покупке земли местной богачкой, госпожой Максименко. Когда я занялся этим вопросом, у меня возникли подозрения, что меня желают использовать «втёмную». Другими словами, с помощью моих услуг госпожа Максименко желала бы обмануть третье лицо. Я счёл сие недопустимым.

— И что же? — спросил отец.

— Я предпринял некоторые шаги, чтобы мошенничество не состоялось.

— Лёшенька, может тебе отойти от этого дела? — спросила мать. — Не мешайся в него. Ну их, миллионщиков этих. У них ни ума, ни совести! Не тягайся с ними. И нам спокойнее будет.

— Брательник — то, старший хорош! — буркнул Иван Васильевич. — Втравил, значит, Лёшку, а сам в Тулу усвистал. Я ему письмецо — то отпишу! Ишь хитрован какой!

— Знаешь, мама, я так тебе скажу, — заговорил Алексей. — Ты любишь мои рассказы слушать про то, как я в Питере то одного мошенника разоблачу, то другого поймаю. Но я ведь объявлений в газеты не даю и никого к себе не зазываю. Люди сами ко мне идут со своими рассказами и просьбой помочь. Я так понимаю, что у Бога на мой счёт есть какой — то план.

— Какой такой план? — не поняла матушка.

— Раз вокруг меня на каждом шагу возникают такие случаи, значит, я не вправе делать вид, будто их не замечаю. Я так думаю, Бог хочет, чтобы я их замечал. Может, это единственные добрые дела в моей жизни. Когда на Страшном Суде будут взвешивать всё, содеянное каждым из нас, может именно эти поступки мне и зачтутся.

— Лёшенька, они ведь тебя погубить могут, — неожиданно зашептала мать. — Для них, для купчин — то правила неписаны! И напасть из — за угла могут, и отомстить коварно. На дуэли — то они не вызывают!

— Знаете, маменька, а вот этого я вообще не боюсь. Коли Бог не попустит, так волос с головы моей не упадёт.

— Да что ты всё на Бога — то киваешь! Ты сам — то не плошай! Что ты делаешь — то! — почти закричала на сына мать, но тут неожиданно сурово её осадил отец:

— Слышь, Никифоровна, ты тут не выступай! Твой сын взрослый мужчина. И цену слову знает. Когда я на Крымскую войну отправлялся, ты у меня на стремени висела, позорище устроила! Все шли воевать, и ни у кого жена такого не вытворяла. Перед людьми стыдно было! А я ничего, вернулся живой… и дырки в шкуре заросли. Так что кончай тут свои бабские сантименты разводить! Сказала раз, сказала два, теперь всё, ша!

И затем совсем уже другим тоном, спокойно и буднично, он обратился к сыну:

— Вот что, Лёша, помощь тебе какая требуется?

— Нет, ничего не надо. Вот только возок назавтра.

— Понятно. Возок бери, без разговоров. Оружие у тебя какое есть?

— Револьвер, нож. — Алексей вытащил из кармана свой складной «zolingen», открыл лезвие.

Отец только хмыкнул:

— Ногайку мою возьми. Не всё же из пистолета палить, верно? А ногайка каши не просит: и за пояс сунуть можно, и в сапог, и под полой пиджака спрятать запросто. И вот что ещё…

— Да?

— Никому не позволяй себя запугивать. Даже родной матери!

11

Колдун, словно уставший от бесцельных раскопок предыдущего дня, теперь поехал совершенно другим маршрутом. От Ростова он двинулся строго на юг и отъехал довольно далеко, аж за Батайск. Миновав этот городок и отмахав от него версты три в сторону Кагальника, Мартти свернул с широкого тракта и углубился в окрестные холмы. Шумилов следил за его перемещениями тем способом, что и давеча: близко не приближался, прежде чем перевалить холм, забегал на его вершину с биноклем и наблюдал, куда направляется знахарь.

Шумилов не мог не отметить, что процедура раскопок в этот раз несколько отличалась от предыдущего: на одном и том же месте Хёвинен копал гораздо дольше обычного, углубляясь в рыхлую почву чуть ли не на аршин. Временами швед отдыхал, с трудом разгибая онемевшую спину и придерживаясь руками за поясницу. Затем истово, словно подгонял его кто — то, принимался опять копать. Сделав яму, Мартти присаживался в ней на корточки и подолгу оставался в таком положении. Шумилов был чрезвычайно заинтересован этим обстоятельством, прежде знахарь так не поступал. Один раз Мартти выскочил как ошпаренный из ямы и припал лбом к земле, неестественно задрав зад к небу и сложив руки на затылке. Швед оставался в этой неприличной позе минуты полторы — две, никак не меньше. Выглядело это столь странно, что Шумилов не нашёл рационального объяснения такому поведению; в конце концов он решил, что знахарь совершил некое ритуальное действо, вознёс молитву своему бесу или что ещё.

В целом, Мартти проявил удивительную для его возраста работоспособность: за два с половиной часа он выкопал три довольно глубоких ямы. Грунт был достаточно мягким, но, тем не менее, каждая из ям была такого размера, что скрывала колдуна, когда он садился, с головой. Поднимаясь, он забрасывал выкопанные ямы землёй и переходил на новое место.

Алексей проглядел в бинокль все глаза, но так и не смог понять, что именно занят Мартти Хёвинен в ямах. Возможно, он нашел здесь именно то, что искал весь день накануне. Быть может, именно поэтому его раскопки сопровождались столь странными манипуляциями? Шумилову оставалось только ждать, надеясь, что дальнейшие события объяснят поведение колдуна.

Окончив в четверть одиннадцатого работу, Мартти уложил на дно телеги лопату и какой — то странный предмет, завёрнутый в мешковину — не то банку, не то коробку, похожую на те, в которых продают чайный лист в кондитерских лавках. Притомившись от работы, швед расстелил в тени телеги тряпицу и прилёг отдохнуть. По всей видимости, колдун действительно был человеком не совсем здоровым. Ему, вероятно, трудно было переносить жаркое время дня. Впрочем, и куда более молодому Шумилову вчерашнее пребывание на солнцепёке стоило чудовищной мигрени. Полежав с четверть часа и восстановив силы, Хёвинен принялся за еду. Меню было небогатым: сало, хлеб, сырое яйцо, луковица.

Без двадцати минут одиннадцать колдун взобрался на бричку и тронул вожжи. Лошадь послушно двинулась в сторону Ростова. Что ж, самое время; Шумилов уже знал, что Хёвинен всегда возвращается домой в половине первого пополудни, плюс — минус четверть часа. Алексей Иванович принял решение не провожать знахаря, а остаться здесь и осмотреть места сегодняшних раскопок самым тщательным образом.

Дождавшись, когда бричка Хёвинена скроется за поворотом, Алексей выполз из — за валуна, служившего ему укрытием, и направился к собственной повозке. Он подогнал её к тому месту, где совсем недавно стоял возок шведа и с лопатой в руках поднялся на холм.

Шумилов принялся ворошить выкопанную колдуном землю, которая осталась лежать рядом с небрежно закопанными ямами. Ничего интересного не увидел, обычная земля. Переворошив все кучки, ничего достойного внимания он так и не обнаружил. Алексей выпрямился, осмотрелся; другого выхода у него, видимо, не было, работу колдуна следовало повторить в полном объёме.

Алексей принялся выбрасывать грунт из той же самой ямы, что этим утром уже выкопал колдун. Засыпанная, но неплотно утрамбованная, она легко вскрылась. На глубине двух штыков лопаты Алексей почувстовал, как металл скользнул по твёрдому гладкому предмету. Но это был явно не был камень, при соударении с которым лопата издаёт характерный лязгающий звук. Через полминуты Шумилов понял, что именно он откопал — это была широкая, явно нечеловеческая кость. Возможно, это была часть тазовой кости крупного животного, например, коровы или лошади.

Подцепив находку лопатой, Шумилов выбросил её на край ямы и осмотрел. По большому счёту он сам не знал, что хотел увидеть. Ветеринаром Шумилов не был, поэтому визуальный осмотр мало что мог ему сказать. Кость как кость. Поскольку грунт вокруг неё в яме был рыхлым, Алексей заключил, что колдун тоже выкапывал эту кость, но потом бросил в яму, засыпав землей. Стало быть, сама кость оказалась колдуну неинтересна, не её он искал здесь. Тогда что же?