Пучина боли - Джайлс Блант

— Выгни спинку, детка. Ну же, Мел. Выгни спинку. Отлично. О, ты сейчас такая красавица!

Фотоаппарат щелкает, щелкает, щелкает, а он подходит все ближе, ближе, иногда он в каких-то дюймах от нее. Новые указания:

— Так, теперь ложись на животик и притворись, как будто спишь.

Запах крахмала от гостиничных простыней, они такие жесткие и хрустящие, не то что уютные домашние. В окно пробивается солнце и веселая музыка с аттракционов: каллиопы,[46] электроорганы, металлофоны, рок-музыка. Вопли детей, съезжающих с водяной горки, крики молодых матерей, катающихся на карусели, Рогатке, Диком мышонке.

— Папа, а можно мы покатаемся на Диком мышонке?

— Скоро покатаемся, лапуля. А пока закрой глазки.

Щелк, щелк, щелк.

С закрытыми глазами:

— Пап, а теперь можно покататься на Диком мышонке, ну пожалуйста?

— Скоро пойдем, Мел. Так, эту простынку надо бы чуть пониже.

Щелк, щелк, щелк.

— Папа, ты обещал.

— Я помню, милая. О, ты такая красавица, прямо съел бы тебя!

Щелк, щелк, щелк.

И потом он начинает резвиться, мокро целует ее в шею, щекочет ей ребра, пока она не начинает задыхаться. Такое удовольствие! И потом он оставляет ее — запыхавшейся и в полном восторге.

Она спрыгивает с кровати, ищет свои шорты и остальную одежду.

— Что ты делаешь, Мел?

— Одеваюсь. Хочу на Дикого мышонка.

— Золотце, мы обязательно пойдем покататься на Диком мышонке, я же обещал. Но сейчас тебе надо лечь обратно в кроватку.

Он подхватывает ее под мышки и опускает спиной туда, куда ему хочется. На нем уже нет никакой одежды, и она знает, что сейчас случится. Она все время это знала, просто не хотела об этом думать. Ей так хотелось сюда поехать. «Волшебный мир»!

— Я не хочу в кроватку. Я хочу на аттракционы. Ты обещал.

— Давай с тобой договоримся, Мел. Да, мы пойдем на аттракционы. Но на какие — это будет зависеть только от тебя. Каждый аттракцион ты сможешь сейчас заработать, если сделаешь какую-то вещь для папочки. Сделаешь одну вещь — получишь за это карусель. Сделаешь другую — получишь Рогатку. А если ты сделаешь для папочки одну очень-очень суперскую штуку, получишь Дикого мышонка. Но сначала давай-ка прижмемся друг к другу потеснее.

Он крепко сжимает ее, обвивая грудь, точно удав.

— Помнишь, что я про это говорил, лапочка? Про то, что это будет наш с тобой секрет?

— Да.

— Нельзя рассказывать маме. И никому нельзя. Помнишь?

— Помню.

— Никогда-никогда, правда?

— Никогда-никогда.

— А если расскажешь — что будет?

— Приедет полиция, заберет меня и посадит в дом для плохих девочек.

— Точно. А мы же не хотим, чтобы так было, правда? Ну вот, а теперь мы с тобой будем очень-очень дружить.

С тех пор прошло больше десяти лет, и вот Мелани сидит в маминой машине, наблюдает за домом Ублюдка и надеется, что он оттуда выйдет. Она роется в рюкзаке, пытаясь найти «Клинекс», и выуживает старую смятую пачку. Вытирает глаза, сморкается. Тогда, давно, когда он проделывал с ней все эти вещи, она никогда не плакала. Ну, может, раз или два, когда он делал ей по-настоящему больно, ведь его взрослое тело было слишком большим для ее еще неразвившегося.

Но обычно он не причинял ей мучений — физических. «Волшебный мир». Как она мечтала туда попасть. Все ее подружки уже там побывали и взахлеб об этом рассказывали. И вот он ее туда взял, это был сюрприз к ее дню рождения, ей тогда исполнилось восемь. Он как-то сумел устроить так, чтобы ее мать с ними не поехала. Мелани была в таком восторге, она ни о чем не беспокоилась. Это было как ожидание Рождества.

Но как только они поставили сумки на пол гостиничного номера, в животе у нее словно разлилось что-то кислое, и она почувствовала, что вся дрожит. Тогда у нее не было для этого слов — чтобы описать это топкое ощущение в желудке. Этот Страх, химически усиленный возбуждением. Сердце у нее пребывало в полнейшем смятении, потому что, проделывая с ней все эти штуки, он был такой милый. Внимательный. Добрый. Смешной. Он делал все, что ей хотелось: играл с ее куклами, пил чай с воображаемыми гостями, — до тех пор, пока она делала то, что он хочет.

А потом они еще ездили на рыбалку, несколько раз. Он вывозил ее на маленькие озера на плоскодонке. Он так здорово показывал ей, как прикреплять крючок и приманку. Терпеливо учил ее, как забрасывать маленькую удочку, которую он для нее купил. Объяснял, как чистить рыбу, которую они поймали, и как ее жарить, чтобы она была вкусная-вкусная.

Разумеется, все это было не бесплатно. По ночам, в палатке, ей приходилось отрабатывать все это внимание, все эти наставления, все эти радости. В палатке от нее ожидали, что она будет позировать и давать представления. В палатке ее работа состояла в том, чтобы доставлять ему удовольствие. И он постоянно находил новые способы, какими она может доставить ему удовольствие.

Однажды, много лет спустя, ее подруга Рэчел ошеломила ее, открыв несколько картинок, которые обнаружила в компьютере: она делила его со старшим братом. Рэчел с расширенными глазами переключалась с одной картинки на другую, она хихикала, она была и шокирована, и восхищена. Тогда им обеим было по двенадцать лет.

— Мерзость какая! — кричала Рэчел.

— Мерзость какая! — повторяла Мелани, стараясь воспроизвести ее интонации. Но она точно знала, что смотрит на эти картинки иначе, чем Рэчел. По шоку и изумлению Рэчел было видно, что она, в отличие от Мелани, невинна.

— И что, люди правда это делают? — кричала Рэчел. — Ну и пакость!

— Странно, — соглашалась Мелани.

— Это самое большое извращение, какое я в жизни видела! По-моему, меня сейчас стошнит!

Нет, Рэчел никогда раньше не видела таких штук. А Мелани не только видела, но и делала. Она делала их с семи лет.

Иногда по занавескам в венецианском окне, как рябь на воде, проходила тень. Тень мужчины.

— Выходи, — твердила Мелани в машине. — Выходи, Ублюдок, и я тебе скажу, что я о тебе думаю.

Тот день, когда они смотрели на картинки в компьютере, разделил Мелани и ее лучшую подругу. Глядя на снимки, Рэчел выражала такое отвращение, что Мелани невольно спросила себя: что она обо мне подумает, если узнает? Она ужаснется, с отвращением оттолкнет меня. Она больше никогда не захочет иметь дело с Мелани.

В ее сердце проникли новые опасения. Вот же они, все эти картинки на компьютере: фотографии обычных людей, некоторые — подростки. Впервые Мелани забеспокоилась, что где-то в интернете могут лежать сотни ее изображений в ожидании, пока на них набредет кто-нибудь из ее друзей. С тех пор она жила в постоянном страхе разоблачения.

Все эти снимки, бесчисленные снимки. Потому что это происходило не только во время каких-то специальных поездок. Даже дома, когда мать выходила часа на два, Ублюдок приходил за Мелани. Когда объятий и внимания стало недостаточно, он начал задействовать деньги. Как насчет того, чтобы подбросить тебе немного наличных на новый диск? Может, в будущем тебя ждут джинсы «Гесс», а? Посмотрим, как у нас пойдут дела. Через несколько дней мать спросила ее про эти брюки:

— Они такие дорогие. Откуда ты взяла на них деньги?

— Мел мне помогла прибраться в подвале, — объяснил Ублюдок, — вот я и подкинул ей деньжат.

А потом они проводили время на яхте, на прекрасном прогулочном судне, которое Ублюдок у кого-то одолжил. Несколько дней они катались по Форельному озеру, втроем в одной каюте. Мама и Ублюдок спали на одной стороне, Мелани — на другой. Ей тогда было лет одиннадцать. Среди ночи она вдруг проснулась. Он сидел на краю ее койки, сунув руки ей под пижаму, а ее мать лежала меньше чем в трех футах. Наверное, он подмешал ей в вино снотворное. В ту ночь Мелани заработала новенькую пару кроссовок «Найк».

И вот теперь этот поганый ублюдок наконец вышел из своего дома. Прошедшие пять лет мало сказались на его внешности. Куртка была другая, светло-голубая нейлоновая ветровка, а на голове у него была бейсболка. Раньше он никогда не носил бейсболки. Он прошел несколько шагов по подъездной аллее, откинув голову назад: вдыхал прохладный вечерний воздух. Остановился, держа руки в карманах, подождал, потом ступил на газон, словно чтобы рассмотреть какой-то дефект или еще что-нибудь.

Как поступил бы всякий нормальный человек, подумала Мелани. Ведешь себя так, словно ты — как все.

Она положила руку на дверцу машины и поглубже вдохнула. Она ему расскажет, бог ты мой, неужели она ему расскажет. Но тут она замерла.

Из боковой двери дома вышла женщина и присоединилась к ее бывшему отчиму. Миловидная, на вид лет сорок; вьющиеся каштановые волосы спадают на плечи. На ней хорошо сидят джинсовая куртка и защитного цвета штаны. Даже в таком возрасте у нее фигурка что надо. Она лучше выглядит, чем мама, подумала Мелани и загрустила.