Эпоха зрелища. Приключения архитектуры и город XXI века - Том Дайкхофф

сделка, из которой получился «Огурчик». Требовалось нечто особенное, что-то уникальное, чего вполне могло и не оказаться на обычном рынке. Так вот, это было смелое решение – взяться за здание, которое было бы настолько высоким. Они хотели повысить свой рейтинг в Сити, сделать что-нибудь для Лондона новенькое, что-нибудь, что заставляло бы подумать о них, нечто мирового уровня.

Один проект «Огурчика» породил множество споров из-за своей формы и высоты.

– Но, – заключает Бейкер, – именно потому, что он стал таким популярным, знаковым в Лондоне, люди, как я думаю, осознали, что высокие здания могут быть прекрасны для города.

Итак, архитектура мирового уровня, работы архитекторов-суперзвезд вроде Нормана Фостера или Жана Нувеля, какой бы дорогостоящей и трудной в реализации она ни была, имеют всё-таки рынок. Но спрос на этом рынке, как свидетельствует Бейкер, ограничен. Ведь на всей планете существует не так уж много клиентов, которые желают снимать офисные помещения в постройках «архитектуры мирового уровня». Большинство просто хочет получить гибкий, легко трансформируемый метраж, обернутый аккуратно и без особых скандалов в простое, тающее на фоне неба стекло.

– Арендаторы хотят нечто, что выглядело бы хорошо, ведь если это покажется их сотрудникам привлекательным, то работать им будет легче. Здесь не требуется что-то ультрасовременное, сумасшедшее. Если это выглядит слишком безумно, с уверенностью можно сказать, что люди будут шарахаться.

В бизнесе, где и без того хватает рисков, охотников до рискованных эстетических решений находится немного.

Внешний вид может обеспечить зданию очарование и тем самым – дополнительную прибыль собственнику. После беседы с Брэдли Бейкером я встретился на обеде с несколькими служащими в офисах, расположенных в «Огурчике». Все они, как один, даже, быть может, чересчур пылко, говорили о том, что работают в этом здании с чувством гордости.

– Его все знают, – сказал один. – Я могу сказать друзьям, где работаю, и все сразу понимают. Каждое утро, когда я отправляюсь на службу, я думаю: «Ты посмотри, где я работаю!»

Однако для большинства, особенно для тех счастливчиков, у которых стол стоит у окна на верхнем этаже, именно вид из окна казался особенно ценным. Собственники того «знакового» здания-невидимки позади собора Святого Павла на Нью-Чейндж, 1, могут повышать офисам и ресторанам арендную плату за то, что те смотрят сверху на «знаковую постройку» семнадцатого века. И нет ничего удивительного в том, что на самой вершине «Огурчика», откуда обзор лучше всего, в стеклянном куполе на самой маковке, разместился роскошный ресторан, где солидных клиентов ублажают солидные компании.

Однако во сколько же оценивается этот вид? Сколько готовы платить люди за вид на городской пейзаж или какое-то здание? Прямо к югу от «Огурчика» стоит здание еще более необычной формы – «Уоки-Токи» уругвайского стархитектора Рафаэля Виньоли. Стоимость аренды помещений на последних этажах здания существенно выше именно из-за видов, которые открываются сверху; и вот Виньоли, хитрый, сообразительный тип архитектора, в момент истины создал здание, расширяющееся кверху, чтобы максимально увеличить наиболее выгодную в коммерческом плане площадь. Оливер Гардинер, руководитель этого проекта девелоперской компании «Лэнд секьюритис груп», которая наряду с международным консорциумом «Канэри-Уорф груп» финансировала строительство здания, доволен, как слон после купания.

– Люди сразу же спешат подняться на самый верх здания, чтобы осмотреться вокруг, – говорит он. – Существует реальная связь цены аренды на верхних этажах с теми видами, которые оттуда открываются. То, как это можно учитывать в цене, начиная, скажем, с подвала, из которого вида нет вовсе, и до самого верха – регулирует рынок. Вы же просто переносите наверх самые дорогие помещения. Людям нравятся виды старого Лондона – виды на Темзу, Букингемский дворец, какие-то памятники, Вестминстерский дворец. Биг-Бен, Тауэрский мост. Возможность предельно широко, как на панораме, видеть силуэт города влияет на арендную плату сильнее всего.

– [Клиенты] могут учитывать эти виды в проектировании помещения для отдыха или главной комнаты для переговоров, где заключаются важнейшие сделки и где на клиентов это может произвести впечатление.

– [Лучше всего], – продолжает он, – если есть вид на реку. Тогда великолепной панораме на деле ничто не будет мешать. Вы сможете говорить, что у вас вид на Темзу или что вы видите «Осколок». Ведь реку не должны застроить. По крайней мере, – прибавляет он с некоторой тревогой, – еще много-много лет.

Меняя правила

Никогда не знакомьтесь с градостроителем. Особенно если вы предрасположены к меланхолии. Хотя и в этом случае у вас есть повод расстаться в приподнятом настроении. Наконец-то! Хоть кому-то хуже, чем мне. Видите ли: некогда благородная профессия градостроителя десятилетиями пребывала в загоне. Устойчивый подъем города-предпринимателя, города-зрелища понизил роль градостроителей до положения дилера, переговорщика; ведь они – это всё, что стоит между вами, домом, где вы живете, и застройщиком, который намеревается построить в конце вашей улицы небоскреб. Это – последняя и единственная линия обороны. Они, эти переговорщики, – последний взвод пехотинцев, у которых связаны за спиной руки и выколоты глаза.

Во всякой западной стране существует своя культура градостроительства и своя система регулирующих его законов. Она совершенствовалась столетиями с учетом того, что в этой стране работает, а что нет, и в процессе демократизации общества подстраивалась под запросы и обычаи местного населения. Градостроительные нормы, регулирующие, к примеру, то, насколько плотной мы представляем себе застройку в нашем районе, какие здания, какие архитектурные стили или какого рода свободное общественное пространство нам хочется сохранить или охранять, насколько широкими должны быть тротуары и насколько вместительными дренажные каналы, – существуют в виде кодекса общепринятых стандартов, которые, как мы надеемся, должны регулировать городскую среду, в которой мы живем. То, что их объединяет, однако – это приверженность идее регулирования свободного рынка земли и недвижимости во имя защиты тех общепризнанных ценностей, которыми дорожит любое общество.

В Великобритании, в частности, культура и нормативная база градостроительства в большой (если не в большей) части сложились после Второй мировой войны, когда в результате таких установлений, как Закон о городском и сельском планировании 1947 года, возник огромный стройный аппарат централизованного государственного строительного надзора, призванный исправить пороки промышленного города: сдержать слабо контролируемую застройку в пригородах, которая многих тревожила еще в двадцатых и тридцатых годах, а также искоренить разрушающие старый город трущобы и проблему перенаселения. Градостроителей воодушевляли и поощряли полномочиями проектировать будущее своих вотчин в соответствии с этими новыми законодательными нормами; они были хранителями и распорядителями «общественного блага», даже если, как показала эпопея Ковент-Гардена, их представления об этом «общественном благе» не всегда разделяло само общество.

Однако период триумфа градостроительства был всего лишь вспышкой. Британское строительство в особенной мере веками регулировалось принципом