Правда персонального формата - Галина Владимировна Романова

– Он несколько раз отвлекался и называл того Владом. То просил что-то положить на место. То просил отойти от стола. Парень, видимо, что-то трогал, а Игорю Семеновичу это не нравилось.

– И что с того?

– Это первая ложь, пап, – с обидой глянул на него сын. – Следователь утверждает, что ювелир никогда не вел дел ни в чьем присутствии. Типа, он закрывался в кабинете и все такое.

– Ты и сам так говорил. И я так говорил. Так думали все.

– Да, так думали все, а на деле? Оказывается, его незаконнорожденный сынок часто присутствовал при его разговорах с клиентами.

– Насколько часто? – усомнился Иван Григорьевич. – Вроде речь идет об одном телефонном звонке.

– Не об одном, пап. – Арсений низко опустил голову. – Мне Зоя еще одну цацку отдавала однажды, чтобы я ее продал и деньги взял себе. У нее на тот момент не было наличных.

– О боже! – Иван Григорьевич побледнел так, что лицу сделалось холодно. – Ты продавал ее украшения?!

– Не часто. Раза два или три. Да, три. Ожерелье было четвертым. Но раньше это была Зоина инициатива, пап. Она избавлялась от надоевших камней. Так она говорила.

– Кто об этом знал? Кроме Зои, разумеется.

– Стас знал. Она пару раз при нем мне давала украшения.

– О боже! – Иван Григорьевич закрыл лицо руками. – Ты просто сумасшедший! И Зойка была такой же! Как она могла?!

– В этом, пап, не было ничего такого, – попытался возразить Арсений.

– Как она могла так довериться этому хлыщу?! – не дал ему договорить Иван Григорьевич. – Она трясла перед ним своим богатством, как красной тряпкой перед быком! Делала подарки. Да какие! Одна картина, которую она ему подарила, чего стоит! А идея с аукционом, куда она собралась с ним вместе поехать! Я узнавал по своим каналам, пока ты был под стражей, они даже билеты успели заказать на самолет! Такая дурочка!

Арсений думал долго. Ему было трудно сосредоточиться. Глаза слипались после горячего душа и вкусного супа.

– Пап, но между ними вроде бы все было ровно. Или я что-то не так понял?

– Не знаю, как между ними было, но я не верю в любовь этого хлыща. Не верю! К тому же его окружение…

– А что с его окружением?

– Сплошь криминальные авторитеты! Думаешь, до них не дошел слух об ожерелье? Помню, когда оно появилось в доме Зои, ее муж запрещал даже из сейфа его доставать. Говорил, что это опасно. Информация должна была быть закрыта для посторонних. А она трясла этим украшением перед Стасом! Идиотка, прости меня грешного.

Иван Григорьевич посидел минуту молча. Углы губ опустились так низко, что носогубные морщины превратились в глубокие впадины.

– И есть еще один нюанс, о котором я хотел сообщить тебе, прежде чем говорить об этом с полицией.

Арсений вскинул на отца вопросительный взгляд.

– В завещании пункт о колье стоит отдельной строкой. Его она тоже тебе завещала. Это значит что?

– Что?

Он почти засыпал за столом.

– Что она передумала его продавать. И отменила свою заявку на аукцион. Просто мы об этом не знаем…

Арсений проспал четырнадцать часов. Даже страшно! Иван Григорьевич без конца заходил к нему в комнату и прислушивался к его дыханию. Оно было тихим и ровным. Никаких метаний и бормотания. Уже хорошо.

Он возвращался в гостиную. По привычке, выработанной годами, разворачивал свежую газету и пытался прочесть хотя бы строку. Но буквы расплывались, смысл не улавливался.

Улегся поздно, спал неспокойно, без конца просыпался и шел в комнату к сыну. В семь пятнадцать утра, поняв, что мучить себя бессмысленно, поднялся с кровати, заправил ее. И пошел в кухню готовить завтрак.

Он совсем позабыл, как готовить блинчики. Пришлось даже сверяться со старым рецептом. Три первых ушли в мусорное ведро. С четвертого дело пошло. И через пятнадцать минут на блюде, свернутые треугольниками, лежали румяные блинчики с кружевными краями.

Тае бы понравился такой завтрак, неожиданно вспомнил он о подруге по даче. Блинчики, горячее какао, какая-нибудь легкая каша. Было бы приятно вместе позавтракать там – на даче. Он уже и позабыл, когда был там в последний раз. Интересно, а Зоя туда ездила? Когда? С кем? Одна была или со Стасом? Почему он ни разу не задал себе этот вопрос? Даже странно.

Телефон лежал у него в кармане передника. Он всегда его надевал, чтобы не забрызгать себя маслом.

– Тая, доброе утро.

Он даже зажмурился, услышав знакомый голос. И понял, что скучал. Просто старался не думать об этом. Гнал запретные мысли.

– Доброе утро, Иван, – несколько удивленно воскликнула она. – Я слышала, у вас в семье горе. Прими мои соболезнования.

– Спасибо.

– Зоя была непростым человеком, конечно. Но личностью с большой буквы. – Тая тяжело вздохнула и поинтересовалась с искренним сочувствием: – Как вы справляетесь, Ваня?

– Тяжело. По Зое скучаю. Очень. Мне ее недостает, – вдруг признался он.

И тут же мысли понеслись вдогонку: а ведь он впервые об этом говорит с кем-то. Не признавался до этого утра никому, как тяжело ему было ее потерять. Горло перекрыло спазмом. Он всхлипнул.

– Ваня… Держись… – тихо обронила Тая. – На дачу приезжай. Стоит дом пустой. Как Зоя в последний раз тут побывала со своим мужчиной, так с тех пор никого и не было.

– Зоя там была? Когда?

– Погоди, дай вспомнить.

Тая принялась перебирать даты, события, даже вспоминала свои походы в магазин и на рынок за саженцами, чтобы сопоставить все это с тем числом, когда видела Зою.

– Знаешь, это было три недели назад. Приблизительно, не точно. Но уже было лето. Май закончился. После того раза я больше ее не видела. Собственно, я ее-то саму и не видела…

И Тая принялась рассказывать, как случайно наткнулась на машину Зоиного любовника. Та стояла на парковке у местного продовольственного магазина. Зою она не видела. Зато отлично рассмотрела Стаса, когда он выходил из магазина.

– Он сел в машину и уехал по направлению к дому Зои, – закончила Тая сбивчивый рассказ.

– И это все? – несколько разочарованно протянул он.

– Ну да. Извини, что не смогла помочь. Да, чуть не забыла. Перед тем как сесть в машину, он о чем-то говорил с девушкой.

– С какой девушкой? – нахмурился Иван Григорьевич.

– Я ее не знаю. Кажется, она не из нашего поселка. Я ее никогда прежде не видела. Она была на машине. Они поговорили. Разошлись и уехали. Каждый на своей машине. В разные стороны. – Тая помялась и нехотя призналась: – Я уже жалею, что рассказала тебе об этом. Наверняка это не имеет никакого значения. А