Портреты и прочие художества - Вячеслав Малежик

И начался танец. Сказать, что это был выстроенный танец с завязкой, кульминацией и развязкой – не скажу. Были движения в стиле Бори Моисеева, но и мы елозили по грифам и томам довольно сумбурно. Но Сонька, сама Сонька было хороша!

– Ну, как живот? Шура, ты у нас главный ценитель…

– Коля, я сидел сзади и поэтому живота не видел, но ж… скажу я тебе – три октавы.

Октава – интервал в музыке в шесть тонов, например до-до. На рояле этот интервал берется обычно большим пальцем и мизинцем. А в нашей компании октава – это еще мера длины, как локоть, например. Что интересно, это мера длины не зарегистрирована в палате мер и весов в Париже.

И Коля увидел Софью в красоте ее успеха. Увидел, влюбился и бурно ухаживал, и какое-то время она была его любимой наложницей.

III

Все его называли Захарыч, и я ни разу не слышал его полного имени, да, честно говоря, никого это и не интересовало. Он охотно откликался на свое отчество и никогда не качал права – дескать, я старше, а ты пацан. Был он лысым (как в те времена говорили, подстрижен под Котовского), в общем-то незлопамятным, добрым дядькой. Судя по всему, он был из бывших спортсменов и работал в МГУ на кафедре физкультуры. Как я сейчас понимаю, он был в Джемете по хозяйственной части и первым приезжал и последним уезжал из спортлагеря. Как Мойдодыр командовал полотенцами и мочалками, так Захарыч верховодил матрасами, подушками, одеялами. Это была валюта Захарыча, это были ключи Захарыча к сердцам чаровниц, прибывающих в Джемете. Уж не знаю, устраивал ли он дефицит на рынке постельных принадлежностей, но около входа на склад-опочивальню Захарыча постоянно тусовалась пара-тройка девчонок вполне кондиционного вида. Одеяла и подушки не были конвертируемой валютой, и в очередной раз жертва ускользала из ловушек, расставленных Захарычем. И он безобидно, но достаточно настойчиво завидовал нашему успеху у девчонок. Как я не знал его имени, так он не знал ни фамилии, ни имени, ни тем более моего отчества, и величал меня не иначе как Артист.

– Здорово, Артист.

– Здорово.

– Ну, что, опять к вам в сарай очередь девчонок?

– Да какая очередь, всего-то три…

– Учти, Артист, не будешь делиться, придется сообщить в деканат о твоем моральном разложении.

– Да я не разлагаюсь, наоборот, крепчаю. Смотри, как я накачался.

– Ты не переводи стрелки… Я же тоже еще интересуюсь.

– Хорошо, я попробую договориться.

Я не договаривался, и снова он меня пугал, и снова я не пугался.

А однажды ко мне подошла одна из наших чемпионок, отдыхавшая в Джемете, и пожаловалась, что Захарыч перешел к активным действиям.

– И он не только меня достал. Еще пара девчонок на него мне жаловались, – подвела итог Лариса. Ну а потом продолжила: – Слушай, а может его проучим?

– Да нет, лучше разыграем. Он же в конце концов мужик, и, по определению, должен ухаживать, – ответил я.

– Тебе хорошо, ты – парень, а мне-то противно, я, конечно, могу его просто отлупить, я же…

– Да, ты же… Знаешь, давай все-таки разыграем, а там, как покатит.

И я в качестве ахейца, дары приносящего, явился к Захарычу.

– Захарыч, я договорился.

– О чем?

– Ну, ты меня просил подогнать тебе девчонок, вот я с одной договорился. Сегодня вечером, после ужина жди… Только ты уж бутылочку, закусь, ну, сам понимаешь…

– Все будет в лучшем виде. Я твой должник.

«Какая же я сволочь», – думал я, отправляясь к Ларисе.

– Ну, к кому он еще прикапывался?

– Лучше скажи, к кому он не прикапывался, – ответила Лариса.

– Класс… Одну из своих подружек отправляй к Захарычу от моего имени. Ее там ждет бутылочка вина, скромная, но добротная закуска, пять матрасов, а подушек, сколько она захочет. Кстати, она у тебя не Принцесса на горошине?

– Да, конечно, принцесса… Наша, классная девчонка-гандболистка.

– То есть удар с правой…

– Нет, с левой, она – левша!

– Ну, вот и ладушки… А через пятнадцать минут запускаем тебя, и ты устраиваешь сцену ревности. Он же тебя, небось, к себе тоже зазывал?

– А то?..

– Вот ты и созрела.

И был водевиль, и была сцена ревности, и погоня за Захарычем вокруг стола, и крепкие удары по спине и по шее двух рассвирепевших фурий. И были угрозы расцарапать лицо в кровь.

И Захарыч присмирел и даже не пытался составить логическую цепочку Артист-Захарыч-студентка-красавица-ревнивая олимпийская чемпионка. Хотя иногда он как-то странно поглядывал в мою сторону. А я тогда чувствовал себя провокатором, сдавшим Захарыча «бабскому гестапо»!

Но старая истина, что «на каждый товар есть свой покупатель», сработала и в этот раз. Через некоторое время мы заметили, что наш сосед по сараю Захарыч закрывает дверь в свои апартаменты, и долгое время сквозь дырки в стене проглядывал свет из покоев нашего ловеласа, и иногда слышались сдержанный женский смех и другие характерные звуки.

Не зря же говорят, что лысые – отменные любовники.

IV

Как грустно, что мы с развитием демократии и всего остального, что с этим связано, в частности с развитием рынка, теряем очень многие вещи, которые не только радовали нас, а зачастую позволяли гордиться собой как нацией, но, кроме того, эти «вещи» зачастую являлись для многих смыслом жизни и средством все той же жизни. Это касается и науки, и искусства, и спорта. Сейчас я хочу перейти к воспоминаниям о вине, об анапском вине, которое я любил и которое потихоньку исчезает с наших столов.

Мы играли в Джемете, и как я уже рассказывал, на наши танцули собирались ребята и девчонки со всего окрестного побережья. Со многими из них мы подружились. Мы выросли, они выросли… Я стал тем, кем стал, а ребята из Джемете и Анапы выучились, и многие из них стали заниматься виноделием, которое было одним из основных производств на побережье. Начальство винзаводов в Джемете, Витязево, Анапе на Высоком берегу, в станице Анапской с уважением относилось ко мне, да и я не скупердяйничал и находил время, уже будучи известным музыкантом, каждый год петь для своих друзей этакие концерты-посиделки. Застолье с дегустацией продукции винзавода обычно заканчивало нашу культурную программу. Ассортимент вин в первые мои экскурсии-концерты состоял примерно из 15 сортов вин, и мы начинали познание изделий бога Бахуса с белых сухих – рислинг, шардоне, а потом, увеличивая крепость, доходили до «Улыбки», «Черных глаз» и, конечно, фантастического хереса. Причем должен заметить, что за «особые заслуги перед винзаводом» на Высоком берегу Володя Тарабрин, замдиректора винзавода, предложил назвать бочку с хересом, который был мне особенно люб, «бочкой имени Малежика». Последний херес из той бочки мы с женой тайком «под одеялом», ни с кем не делясь (нам не нужны были досужие похвалы вину, мы и так все знали), приканчивали этой зимой.

А тогда, каждый год, приезжая на гастроли в Анапу, я завлекал трех-четырех человек из особо отличившихся на дегустацию. Но вот беда, ассортимент становился все более скудным. Завод на Высоком берегу, да и все другие, которые я нахально называл «мои», не выдерживал конкуренции на рынке. И его продали каким-то ростовским бизнесменам. Те обещали продолжить винопроизводство… Но о чем вы говорите?! Около семи гектаров земли в центре Анапы – какое вино? Конечно же, там построят гостиницы или торговые центры. Кстати, судьба виноградников примерно та же, что и винзавода. Помните, как в начале нулевых в 35-градусные морозы вымерзли виноградники по всему побережью?

– Люба, – я обратился к своей любимой подруге, которая была ведущим технологом на винзаводе в станице Анапской, – а сколько виноградники будут восстанавливаться после таких холодов?

– А кто их собирается восстанавливать?

– Как кто?

– Ты что? Продать землю под коттеджи и махом заработать деньги. А вино… О, это длительный процесс. Так что…

Так что осталось виноделие на Черноморском побережье, но не в Анапе. Фаногория, где-то еще в Темрюке, в Новороссийске, в Мысхако… Но там друзей у меня нет, хотя, наверное, можно было бы познакомиться.

А я помню, как в первый приезд в Анапе было несколько дегустационных залов, стояли бочки (такие в Москве использовались для продажи кваса, в которых был рислинг в розлив за 20 копеек стакан. И ничего… Экологически чистый продукт не бил так по шарам, как впоследствии портвейн «777» или водка. Дешевые овощи и фрукты без нитратов – как закусь. Хватит брюзжать…

Тем не менее вернусь во времена спортлагеря МГУ в Джемете. 1969 год. Я и Саша Жестырев вместе со «Скифами» играли танцы в лагере, и, как водится, мы не были обделены вниманием, в том числе и девичьим. Как-то так случилось, что девочка Оля, местная красавица-школьница пятнадцати лет от роду, все чаще оказывалась около микрофонов во время вечерних песнопений наших двух коллективов. Обычно «Скифы», игравшие агрессивный рок-н-ролл а-ля «Rolling Stones», Chuck Berry и даже Jimmy Hendrix, заканчивали наши представления. А мы с Жестыревым отвечали за лирический блок, хотя и не без рок-н-ролла. Вместе с нами играли Сережа Дюжиков и басист Витя Дегтярев.