2009 № 1 - Журнал «Если»

Когда щелчки ситховых когтей по палубе затихли, Искатель глубоко вздохнул.

– По крайней мере, он обещал оплатить все твои издержки, так что когда работа будет выполнена, ты сможешь путешествовать дальше, – сказал он на мелодичном торговом диалекте глакса. С его стороны было большой любезностью обратиться к стандартизованному языку: обычно Искатель говорил так, что Роксана не могла понять ни слова.

– Мне не слишком хочется разыскивать другого человека, особенно если в конце придется передать его в руки ситхов, – покачала она головой. – Впрочем, не факт, что я его найду…

Искатель разразился звонкой трелью, исходившей, казалось, откуда-то из глубины его разбухшего чрева.

– Никто не любит ситхов. Они не слишком приятная раса даже по моим весьма широким католическим стандартам. А с тех пор как разгорелся этот теософский спор, отношение к ним стало еще хуже. – Он немного помолчал, задумчиво потрескивая чешуей. – Но я не понимаю, почему ты так переживаешь? Этот Шамон или Саман, о котором упоминал Саблезубый, – преступник. Наверняка он украл у них что-то очень ценное!

– Ты прав, – согласилась Роксана. – Но мне что-то не особенно нравится ситханское правосудие. – Она вздрогнула. – Превратить человека в рубленый бифштекс только за то, что он совершил кражу – это уже чересчур! Пусть даже он похитил у них какую-то религиозную святыню.

– Или он, или ты – так стоит вопрос, – хладнокровно пояснил Искатель. – Ситхи считают, что за преступление одного должна отвечать вся раса. Они максималисты, сторонники крайних взглядов, а коль скоро ты единственный человек, которого они встретили здесь, то…

Он мог не продолжать, все было ясно и так. Если Роксане не удастся выполнить возложенную на нее миссию, именно она станет жертвой ситханского правосудия.

А никакого желания превращаться в бифштекс, сасими или что-то подобное у нее не было.

– Что ж, придется спуститься на планету и найти этого парня. Думаю, среди аборигенов он будет бросаться в глаза, как слон среди муравьев.

– Что такое слон? – спросил Искатель, когда Роксана уже двинулась к посадочному шлюзу челнока. – И заодно: что такое муравей?..

Сэм Бун нервничал. Когда старший агент-координатор Ахабббб поручила Сэму это деликатное задание, а именно – выступить посредником при урегулировании религиозных проблем на Уютном Гнезде, она как-то позабыла упомянуть о кровожадном и непредсказуемом характере ситхов, которые и были ее клиентами. Не сказала она ни слова и о радикальном религиозном фанатизме ситхов. Единственное, что было известно Сэму, когда он вылетал на задание: ему предстояло защищать их интересы. Точка.

Суть проблемы вкратце сводилась к следующему. Вознамерившись нести свет истинной веры погрязшим в ереси язычникам, ситхи провели целую серию небольших «крестовых походов», закончившихся относительно безболезненным обращением обитателей пяти планетных систем в Единую и Истинную Веру Союза Яйцекладущих Существ. Планета Уютное Гнездо была в списке ситхов шестой по счету, но аразониты неожиданно заявили, что не желают принимать Единую и Истинную Веру из-за неустранимых противоречий с господствующей на их планете философской доктриной.

– Вы вынашиваете яйца внутриутробно, а аразониты носят их в сумках на животе, – вежливо заметил Сэм в предварительной беседе с главой ситханской делегации по имени Потрошитель. – Неужели это такая уж существенная разница?

– Грах-х! Разница дейс-ствительно небольшая! – ответил ситх. – Яйца есть яйца, и все живородящие существа являются злейшими врагами всего светлого и доброго, что только есть во Вселенной. И все равно обитатели Уютного Гнезда обязаны присоединиться к Единственной и Истинной Вере Союза Яйцекладущих, потому что только вера в Великое Яйцо – единственная и истинная. Я сказал. – И чтобы подчеркнуть свои слова, Потрошитель со скрипом провел обоими когтями по поверхности каменного стола.

Прошел примерно час, прежде чем по коже Сэма перестали бегать мурашки.

Увы, за последние недели положение нисколько не улучшилось, аразониты продолжали упорствовать, и ситхи, потеряв терпение, пригрозили обратить их в свою веру силой. Будь эти низкорослые, покрытые мехом существа более технологически развитыми, более многочисленными или населяй они хотя бы несколько звездных систем, конфликт непременно привлек бы внимание Суда Галактической Гегемонии, что, в свою очередь, – благодаря привычке судебных приставов прибегать при разрешении споров к поистине драконовским мерам – могло оказаться гибельным для обеих рас. К сожалению, в настоящий момент ситуация была такова, что конфликт между ситхами и аразонитами вряд ли можно было считать угрожающим миру и спокойствию Галактики, следовательно, на вмешательство Верховного Суда надеяться не стоило.

Дело осложнялось тем, что по контракту Сэм был обязан блюсти интересы ситхов, однако аразониты нравились ему гораздо больше. Спокойные, не агрессивные, они, похоже, не интересовались ничем, что происходило за пределами их крошечного провинциального мирка. Сэму понадобилось все его искусство дипломата, чтобы просто усадить аразонитов за стол переговоров. Еще больше усилий ему пришлось приложить, чтобы убедить маленьких инопланетян отнестись к предложениям ситхов сколько-нибудь серьезно. Но ситхи аразонитов совершенно не интересовали. Куда больше их занимал сам Сэм, который – по их представлениям, разумеется, – представлял собой крайне любопытное и даже легендарное существо. Еще бы, ведь он побывал в самом взаправдашнем Диснейленде, который аразониты считали главной достопримечательностью Земли.

Сэм испробовал все известные ему способы, чтобы достичь взаимоприемлемого решения, но тщетно. Каждый раунд переговоров ситхи неизменно начинали со своего символа веры, заключавшегося в том, что коль скоро Вселенная возникла из яйца, следовательно, лишь яйценосные расы являются ее законными владыками. Это, по их мнению, означало только одно: все яйцекладущие и яйцеживородящие народы должны объединиться под знаменем Большой Скорлупы. У аразонитов таким образом не оставалось никакого выбора. Нежелание обращаться означало отказ от врожденных прав на господство.

Поначалу Сэм попытался было оспорить столь категорический вывод, но довольно скоро понял: любое посягательство на «священную корову» ситханской доктрины может стать смертельно опасным для хрупкого человеческого существа, чьи ногти не шли ни в какое сравнение с огромными, острыми как бритвы, ярко раскрашенными когтями его клиентов. С тех пор каждый раз, садясь за стол переговоров, он чувствовал себя так, словно ступал по чрезвычайно тонкому льду.

Когда Сэм вошел в зал, глава ситханской делегации Потрошитель что-то прошипел, обращаясь к нему, но автоматический переводчик выдал только серию неразборчивых свистков и щелчков.

– Подождать минуточку, моя регулировать чертов синтезатор речь, – прочирикал риксанский техник в персональный коммуникатор и запустил в переводчик сразу четыре верхние конечности, каждая из которых была вооружена неким подобием лазерного паяльника. – Этот перкианский дерьмо никогда не работать, когда надо. Не понимать, почему начальник станция покупать оборудование, которое есть самое дешевое? Ага, нашел. Сейчас…

Из верхнего рупора автоматического переводчика вылетел фонтан голубых искр, а риксанский техник судорожно дернулся.

– П-проклятье! Вы сказать что-нибудь, – обратился риксанец к Потрошителю, размахивая в воздухе дымящимися конечностями, чтобы сбить огонь.

– Я сказал: да вкусите вы гниющие внутренности своих врагов! – донесся из нижнего рупора голос Потрошителя.

Подходящее приветствие, подумал Сэм.

Сегодня главный переговорщик ситхов почему-то решил выкрасить свои жесткие, как сапожная щетка, брови в темно-вишневый цвет, оставив кончики бледно-розовыми. Губы были вымазаны изжелта-зеленой помадой, которой Потрошитель пользовался с самого начала переговоров; когти он, как обычно, оттенил едким фуксином. Впрочем, по сравнению с общей цветовой гаммой этот цвет выглядел на редкость умеренно, почти консервативно.

– Да вырвут ваши когти нерожденный плод из чрева неверных, – ответил Сэм в формальном ключе и слегка вздрогнул, сообразив, что под неверными подразумевалось абсолютное большинство населения Галактики, включая его собственную расу, имевшую несчастье принадлежать к живородящим.

Из среднего рупора переводчика донеслось пронзительное шипение, напоминавшее свист прохудившегося парового радиатора. Потрошитель то ли оскалился, то ли улыбнулся, сверкнув длинными и острыми как иглы зубами. Сэм, впрочем, надеялся, что это именно улыбка.

Пока они обменивались любезностями, в зал ввалились остальные члены ситханской делегации. Сэм не уставал поражаться богатству палитры, с помощью которой ситхи делали себя еще более отталкивающими. Впрочем, не исключалось, что они попросту не различают цветов – до того резким и неприятным для глаза был их традиционный макияж. Сам Сэм ни за что не стал бы красить надбровные дуги в густо-коричневый, а щеки – в ярко-оранжевый, но именно так были размалеваны оба спутника Потрошителя. Губы у всех делегатов отливали ядовито-зеленым, а когти – лазурью, киноварью и охрой. Сэм едва сдержался, чтобы не покачать головой. Он и так скептически относился к последним тенденциям ситханской моды, но это было уже чересчур.