Врата Черепа - Робин Бейли

Вскоре она почувствовала в воздухе запах грязи и мочи. Он становился все сильнее, и Стуже пришлось прикрыть нос. Ступеньки кончились. Онократос со Стужей прошли немного по узкому коридору и остановились. Свет выхватил из темноты единственную дверь.

Из-за нее раздавались звериные крики. Вонь стала невыносимой, у Стужи запершило в горле. Она вглядывалась в лицо старика, решив, что это ловушка. Девушка уже видела подобные двери с закрытыми окошками в тюрьмах и подземельях. В ее сердце начал разгораться гнев.

— Это здесь ты держишь ребенка? — спросила она ледяным тоном. — В грязной камере?

Он бесстрастно посмотрел на нее, нащупал деревянную ручку, открыл окошко и жестом пригласил Стужу заглянуть внутрь.

Она с криком отступила.

— О, боги! — простонала девушка, и прислонилась к стене, чтобы не упасть. — Ты животное, дьявол! — Стужа закрыла глаза, но видение не исчезало. Усилием воли она заставила себя снова взглянуть в окошко.

Эта была Аки, ее едва можно было узнать, но это, без сомнений, была она. Ее блестящие шелковые волосы превратились в грязные патлы. Девочка была совершенно голой, ее тело было перепачкано собственными нечистотами. Глаза, когда-то такие умные и веселые, горели звериной яростью. Ее пальчики были изодраны в кровь от бросания на дверь и стены. В одной руке Аки сжимала наполовину обглоданную крысу. Не узнавая, она взглянула из угла камеры на своего телохранителя, затем губы девочки приоткрылись, обнажив зубы, и она издала звериное рычание. Когда звук стих, Аки поднесла крысу ко рту и отодрала кусок. Кровь потекла по ее подбородку.

Стужа отвернулась, схватила Онократоса за одежду и стукнула о дверь камеры.

— Дьявол! — процедила она сквозь зубы. Стужа ударила колдуна по голове, так что тот осел на пол. — Что ты сделал? — Стужа занесла кулак, готовясь нанести следующий удар.

Старик вывернулся и поднял вверх палец, на котором сверкнуло кольцо.

— Остановись! — прошептал он.

Девушка нагнулась над ним, желая всем сердцем и душой размазать его по стенке, погрузить пальцы в дряблое горло, вырвать черное сердце и сжимать его в руке до тех пор, пока оно не перестанет биться. Но она видела его силу, знала, на что Онократос способен. Она не сможет помочь Аки, если превратится в пепел. Ей надо выжидать, улучить подходящий момент, чтобы найти способ освободить маленькую королеву.

Онократос поднялся на дрожавшие ноги.

— Она не хуже и не лучше, чем моя дочь, — сказал он. Только я не могу позволить ей свободно бегать по дому. Они будут драться друг с другом, как животные, в которых они превратились.

Стужа попыталась вновь овладеть собой.

— Почему не запереть их обеих наверху?

Презрительная усмешка сменила на его лице маску бесстрастия.

— Калинда — моя дочь, моя плоть и кровь, — сказал он. — Неужели я стану запирать ее в собственном доме? А она, — он указал на дверь камеры, — для меня лишь орудие.

Стужа чуть не ударила его снова. Такая бессердечность по отношению к ребенку привела ее в ярость. Позже она заставит этого человека дорого заплатить за подобную жестокость. Но сейчас она прикусила язык.

Онократос резко повернулся и двинулся вверх по бесконечной лестнице. Вонь осталась позади, как и звериные крики. Сердце Стужи ныло от тоски, когда она покидала маленькую королеву, но разум подсказывал ей, что необходимо все предварительно взвесить.

— Твоя дочь не нападет на нас, раз она свободно ходит по дому?

Старик покачал головой.

— Я защищен, — ответил он. — Но поскольку вы мои гости, я закрыл ее в западном флигеле. Она не причинит вам вреда.

«Скорее, ты сделал это, чтобы я не наподдавала ей. Аки моя подопечная, до твоей же дочери мне нет дела», — подумала Стужа.

Наконец они вернулись в комнату, в которой Стужа очнулась. Онократос выбросил свечные огарки. Остальные свечи продолжали гореть, но ни их свет, ни тепло от жаровни не могли унять озноб девушки. Это пройдет не скоро, думала она, вспоминая, как Аки впилась зубами в крыс.

Стужа направилась к кровати, но была слишком взволнована, чтобы лежать или сидеть. Она мерила шагами комнату, сжимая руками голову. Онократос наблюдал за ней, сидя за столом. Стужа чувствовала его взгляд. В руках он покачивал книгу, которую читал прежде.

— Что произошло? — спросила Стужа, когда поняла, что маг не собирается ничего объяснять.

— Калинда как-то упала во время игры…

Стужа нетерпеливо взмахнула рукой:

— Я хочу знать, что с Аки. Проблемы твоей дочери меня не касаются.

Онократос отложил книгу:

— Вторая история — продолжение первой, так что тебе придется ее выслушать.

Девушка метнула на него сердитый взгляд, затем сделала глубокий вдох и заставила себя сесть на жесткую кровать. Приготовившись слушать длинный рассказ и устроившись поудобнее, она кивнула старику, чтобы тот начинал.

— Мы не из этих мест, Калинда и я.

Стужа вздохнула. Старик, видно, собирался поведать ей целую историю, в то время как ее интересовали лишь факты. По акценту Онократоса она уже давно поняла, что колдун — не земляк Траса Суртиана.

— Наша родина — Келед-Зарем, это далеко на востоке.

— Я знаю эту страну, — оборвала Стужа Онократоса, надеясь ускорить его рассказ.

— Когда мать Калинды умерла, я больше не мог оставаться там. Каждое деревце, каждый холм напоминали мне о ней. Каждая птаха и белочка. В каждом облаке мне виделось ее лицо. Поэтому я продал мое маленькое дело, взял свою дочь и отправился странствовать. Калинда была для меня светом в окошке, она родилась, когда я и ее мать были уже в преклонных летах и потеряли всякую надежду иметь ребенка. Она была для нас словно дар богов. — Его глаза увлажнились, когда он посмотрел куда-то вдаль. — И даже когда ее матери не стало, этот дар не стал для меня менее ценным. Я знал, что мы не сможем странствовать вечно, старик и ребенок. Калинде нужны были дом и спокойная обстановка. Со временем мое горе утихло, и заботы о дочери стали главным делом жизни. Когда мы нашли это заброшенное поместье, нам казалось, что оно ниспослано нам свыше. Я думал, что, усердно трудясь, мы снова вдохнем жизнь в эти опустевшие поля. Но мы прожили здесь меньше месяца, когда Калинда… — Онократос словно стал задыхаться, не в силах говорить дальше. Он сгорбился и поник. Две слезы стекли по его морщинистым щекам. — Она играла в поле. Там был старый колодец, о существовании которого мы не знали, и моя дочь упала в него.

Стужа подалась вперед, проявляя искренний интерес к рассказу старика, несмотря на свое нетерпение:

— Она ударилась головой, потеряла рассудок?