Крематорий - Кирилл Казанцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Машлак сунул пистолет за пояс и выбрался из машины. Цистерна, замершая на самом верху подъема, смотрелась сквозь дымку гари величественно и грозно, как военный корабль на рейде. Сухая трава под ногами пылила пеплом. Машлак взошел пологим откосом на дорогу, вытащил из бокового отсека на цистерне толстенный гофрированный шланг и размашисто принялся откручивать сливной вентиль. В недрах цистерны жалобно булькнуло, шланг толщиной с человеческую ногу ожил. Из него на усыпанный мелким, как мука, пеплом асфальт мощным потоком хлынул высокооктановый авиационный бензин. Топливо разливалось широким ручьем, подхватывало обугленные листья, несло их с собой с горки. Дорога потеряла свой матово-серый облик, превратилась в блестящую полосу, уходящую вниз, в ночную дымку. В воздухе резко запахло бензином.
Машлак потряс коробком, внутри затарахтели спички.
– Почти полный, – ухмыльнулся он и отступил на шаг.
* * *Радьков, все еще красный от натуги, сидел за столом в кабинете. Журналистка снимала микрофон с лацкана его пиджака, оператор молча собирал камеру. Безжизненный эфирный монитор стоял возле стола. Губернатор прокручивал в мыслях те слова, которые еще мог бы произнести в эфире. И так и сяк выворачивал фразы, чтобы только развеять, дезавуировать сказанное ранее.
Журналистка словно читала его мысли:
– Из Останкино передали, что больше выходов в эфир не будет.
Телевизионщики переглянулись и посчитали за лучшее покинуть кабинет. Радьков представлял собой жалкое зрелище. Он прошелся взглядом по телефонным аппаратам на приставном столике. Они были одним из символов его могущества, но сейчас дружно молчали.
– Уж лучше бы позвонили сами, – вздохнул губернатор.
Телефонное молчание, то, что никто не потребовал от него объяснений, свидетельствовало только об одном – губернатора списали со счетов. Можно было самому снять трубку, несмотря на поздний час, связаться с теми, благодаря кому он и взошел на областной олимп. Но Александр Михайлович твердо знал, как поступают его соратники в случаях, когда один из них серьезно оступается – не берут трубку, становятся недоступными. Зачем протягивать руку помощи обреченному? Ведь и сам можешь полететь вслед за ним в пропасть! Он знал это по собственному опыту – сам старался избегать попавших в опалу товарищей по властной вертикали.
Радьков подобрался, вышел в приемную. Там, почему-то стоя, его ожидал начальник охраны. Солидный мужчина смотрел мимо губернатора.
– Это... вот чего... – Губернатор почувствовал тошноту. – Машину к подъезду. Едем домой.
– Я распоряжусь подать во внутренний двор.
– Как хочешь, – махнул рукой губернатор, чувствуя такую невыносимую жалость к себе, что хотелось расплакаться прямо у себя в приемной. Он ослабил узел галстука, затем, подумав, просто снял его и расстегнул воротник. Губернатор и охрана молча прошли вымершим, слабо освещенным коридором. Мягкий ковер гасил звуки шагов.
«Беззвучно идем, как призраки, – подумалось Радькову. – И даже тени не отбрасываем».
Лифт с тихим гудением опустился. За время короткого путешествия губернатор тупо пялился на панель с кнопками этажей, при этом ему казалось, что начальник охраны ухмыляется за его спиной.
Вроде все было, как всегда. Никто пока ни слова не сказал Радькову о его выступлении. Кортеж привычно ожидал хозяина области во внутреннем дворике. Дверцу перед губернатором распахнули. Но в воздухе уже витало что-то неуловимое. Радьков чувствовал, как власть в одно мгновение ускользнула из его рук, и поймать ее вновь уже не удастся. Хотя атрибуты этой самой власти все еще окружали его.
– Домой, – произнес он, не глядя на водителя.
Кортеж тронулся, полыхнули мигалки головной машины, следом за лимузином выехал джип с охраной. За стеклами проплывали городские пейзажи. И Радькову само собой подумалось, что едет он вот так в последний раз. Редкие прохожие оборачивались, смотрели на машины.
«Пялятся, ну и пусть пялятся, – зло подумал губернатор. – А что со мной теперь будет? Скандал поднимать не станут, это точно. Отправят на тихую должность в другой регион», – успокаивал он сам себя.
Щелкнула дверца встроенного бара. Александр Михайлович даже не удосужился достать стакан. Он вытащил зубами пробку из бутылки и хватил солидный глоток виски.
– А вискарь ничего, – скривился он, с трудом проглотив обжигающую жидкость.
Спиртное приторно-теплой волной разошлось по телу. От пережитого волнения тут же ударило в голову. Измученное тело губернатора, как губка воду, впитывало виски, позволяло проникать ему во все клеточки организма. Мир стал выглядеть несколько веселее.
– Что так тащимся? – с наигранной беззаботностью осведомился губернатор у водителя. – Словно пленные румыны под Сталинградом.
– Видимость плохая, Александр Михайлович. От этого дыма даже противотуманные фары не помогают. Стелется по самой земле.
Водитель напряженно вглядывался в дорогу, но, кроме габаритов и мигалки головной машины, практически ничего не видел. За задним стеклом тускло полыхали сквозь гарь огни джипа с охраной. Радьков глянул на мобильник, зажатый в ладони.
– А моя дура даже не позвонила, – тихо вздохнул он и вновь припал к горлышку.
На этот раз пил жадно, уже понимая, что беречь трезвость ума не имеет смысла. Все равно никто из нужных людей не даст о себе знать. Если и позвонит, то жена, и лишь для того, чтобы в очередной раз сказать, что он полный идиот. Хотелось нажраться в полный хлам, чтобы ни о чем не думать, ничего не чувствовать. Превратиться в неодушевленное бревно.
Кондиционер струил по салону приятную прохладу. Радьков глянул на бутылку в руке и даже удивился, что успел выпить больше половины. Глотнул еще. Мелькнули городские окраины, кортеж пошел быстрее. Губернатора качнуло к дверце:
«Ага, значит, поворот. Еще немного, и буду дома. А там вискаря – немеряно». Он допил остаток двумя энергичными глотками и крякнул.
Затуманенному алкоголем мозгу губернатора будущее уже не казалось таким безнадежным. В конце концов, более чем обеспеченную старость он себе подготовил. А чиновников областного и краевого уровня на его памяти еще никогда не карали публично. Их всегда тихо удаляли на периферию, пристраивая на непыльные и неприметные должности, а иногда даже переводили в столицу.
На сердце стало полегче, да и машины теперь мчались на приличной скорости. Водитель потянул носом – в салоне явственно запахло бензином. А ведь ехали не на каких-нибудь добитых «Жигулях». В лимузин даже запах гари не проникал. Головная машина стала притормаживать.
– Это мне кажется, или бензином воняет? – наконец-то ощутил запах и губернатор.
И тут где-то впереди полыхнул слабый огонек. Это Машлак чиркнул спичкой, сунул ее в коробок, а когда вспыхнули головки, бросил его на мокрую дорогу. Синяя дорожка пламени метнулась по асфальту.
Все вокруг кортежа буквально потонуло в пламени. Бензин, испарившийся с нагретого за день асфальта, вспыхнул над дорогой огромным огненным облаком. Водитель Радькова уже не видел ничего, кроме огня за стеклами машины. Останавливаться ему даже не пришло в голову – это означало бы сгореть заживо. Развернуться на узкой дороге, когда не видишь ничего, было бы безумием. Он продолжал движение в надежде вырваться из адского пламени.
– Горим, – закричал губернатор.
Внезапно впереди из пламени возникло разбитое заднее стекло головной машины кортежа, через которое вывалился на дорогу пылающим факелом еще живой человек. Лимузин вильнул в сторону, пытаясь избежать столкновения, и его капот ударил в раму цистерны. Сработали подушки безопасности. Сзади в машину тут же впечатался джип охраны. Радьков в панике рванул ручку дверки, ту заклинило. Тогда он что было силы толкнул ее плечом. В салон ворвался огненный вихрь. Губернатор отчаянно закричал, чувствуя, как лопается от страшного жара кожа на его лице. Набранный для нового крика воздух в одно мгновение буквально испепелил легкие, и глава области вывалился из машины на пенящийся в адском пламени асфальт.
* * *Мотоцикл с погашенной фарой, на котором Ларин преследовал кортеж губернатора, влетел в огненное облако. Маша, сидевшая за Андреем, вцепилась в него так, что он почувствовал, как ее пальцы вдавились между ребер. Он прижал ручки тормозов. На залитом бензином асфальте машину занесло, развернув поперек дороги. Если бы не шлемы и куртки, то лица уже обдало бы огнем. Поворот ручки газа – и мотоцикл с приподнятым передним колесом рванул в сторону. Под протектором захрустел щебень обочины. Пламя осталось позади, машина перелетела широкий кювет и рухнула на выжженную траву. Ларин сбросил шлем с размягчившимся от огня забралом. Его куртка дымилась, на протекторах завалившегося на бок мотоцикла еще плясали, угасая, синие бензиновые огоньки. Воздух рвался в пожирающий кислород огонь. Маша лежала лицом к земле, шлем валялся рядом. Андрей склонился над ней. Молодая женщина медленно подняла голову, глянула на него и криво улыбнулась.