Крематорий - Кирилл Казанцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кортеж летел сильно за «сотню», но в хорошей машине скорость практически не ощущалась. В городе выдрессированные регулировщики уже расчищали путь для местного главы.
В воздухе висел густой запах гари. Некоторые из прохожих даже ходили в марлевых масках, смоченных водой. Закатное вечернее небо было непонятного серого цвета и лишь на западе отливало красным. Диск солнца расплывался, как в тумане. Пепел, сыпавшийся на город уже который день подряд, тонкой пылью покрывал листья, траву, крыши домов. А потому казалось, что весь город отлит из бетона. Марево поднималось над раскалившимся за день асфальтом.
– Да уж, – вздохнул Радьков. – Прямо конец света какой-то. Каприз природы, мать ее.
– Воздух, Александр Михайлович, такой, – поддержал своего хозяина водитель, – что воздушный фильтр менять завтра придется, а я лишь месяц назад новый поставил.
Не остановившись ни на одном из светофоров – вместо них движением управляли регулировщики, – кортеж вырулил к областному Белому дому. Обычно Радьков выходил из машины не у парадного крыльца, а во внутреннем дворике, но сегодня возле здания собрался народ, а потому губернатор покинул машину на глазах у горожан и даже приветственно помахал им рукой. В телемосте предполагалось и включение площади в областном центре. Вот чиновники из властной вертикали и обеспечили явку проверенных людей, подготовили, раздали вопросы, короткие выступления. Сотня статистов, в основном школьные учителя, стоявшие под растянутым транспарантом, организованно поприветствовали Радькова. Правда, к людям проверенным прибилось несколько местных оппозиционеров, поэтому до слуха Александра Михайловича донесся и осуждающий свист. В толпу тут же ввернулось несколько милиционеров, выискивая непослушных. Телевизионщики устанавливали осветительные приборы. Оператор «пристреливал» камеру. Стервозного вида журналистка со скошенными от постоянного вранья глазами – звезда местных теленовостей – сияла, как новенькая монета, ведь ей предстояло появиться сегодня в эфире общенационального телеканала.
Передвижная телевизионная станция – ПТС, фура размером с городской автобус на шасси «КамАЗа» – стояла на узкой улочке за углом площади. Перед открытой настежь из-за жары дверью передвижной аппаратной курила выпускающая группа. Те, кто оставались за кадром, могли себе позволить шорты и легкие майки. На крыше ПТС, осуществляющей связь с Останкино, уже круглела развернутая параболическая антенна. Внутри фуры таинственно помигивали телевизионные экраны и мониторы компьютеров. Видеоинженеры проверяли готовность к трансляции, связывались с Москвой. Режиссер выпуска, пожилой толстяк с умным лицом и внимательными глазами, прикладывался к бутылке с минералкой и на правах старшего, как по возрасту, так и по должности, поучал молоденькую практикантку – свою ассистентку.
– Вы, молодежь, ни хрена в своей профессии не смыслите. И смыслить не будете, пока на прямых эфирах не поработаете. Это такая школа! Привыкли все в записи делать, когда каждый ляп можно вырезать, картиночку красивую вмонтировать, звук исправить. А прямое включение такого не позволяет. Одно спасение, что камеры, если их несколько, можно переключать. Но не успел кнопку на пульте вовремя нажать – и все, на экран вывалится то, что тебе и близко не нужно. Начальство потом во вредительстве обвинит. Режиссер прямого эфира – это самурай, способный отбивать летящие в него стрелы мечом-катаной. А я начинал, когда еще всяких этих видеомагнитофонов, кассет, дисков, компьютеров в помине не было. Все впрямую работали. Ну, только репортажи из глубинки на кинопленку снимали. Отснял, тут же приехал, проявил, высушил, смонтировал, пленку в кинопроектор, камеру на экран нацелил – и в эфир, в новостной выпуск.
– Ну, это уже прямо какой-то «закат солнца вручную», – ужаснулась девчонка и присела на корточки, чтобы поделиться сосиской из хот-дога с бездомным, но умилительно красивым котом.
– А ну, пшел нах... – закричал режиссер и, подцепив кота ногой под живот, отбросил его на другую сторону узкой улочки.
– Что с вами?
У практикантки даже челюсть отвисла.
– Ненавижу котов.
– У вас на их шерсть аллергия?
– С определенного времени, с самого начала перестройки. Это еще при Горбачеве было. Первый секретарь обкома у нас в студии выступал. – Режиссер покосился на губернаторский лимузин. – В тогдашней табели о рангах – это покруче губернатора. А наши женщины-редакторы жалостливые котиков бездомных возле буфета телестудийного все прикармливали. Вот, как ты. Так эти сволочи хвостатые вконец обнаглели. Летом еще ничего, по улице бегали. А зимой им, видите ли, холодно стало. Коты в студийный корпус пробрались, там же целый подпольный этаж со всякими кабелями, лабиринт почище того, в котором Минотавр на Крите обитал. Там им тепло, видите ли.
– А, гадили они там под полом в студии, – догадалась практикантка с недоеденным хот-догом в руке.
– Пусть бы себе гадили, с этим проблем нет, и так от нашего телевидения воняет и воняло со дня его создания на всю область, – ухмыльнулся режиссер, – по телевизору запах не передается... И вот, сидит наша заслуженная номенклатурная ведущая в студии за столом, беседует с руководителем области. Тот о перестройке, о новом мышлении, о социализме с человеческим лицом электорату на полном серьезе обновленную линию партии втюхивает. И тут, это я из аппаратной вижу, прямо к столу с первым секретарем обкома кот помойный выходит – и стоит, тварь наглая, хвост пистолетом держит. Прыгнуть на стол изготовился, скотина безрогая. А у меня всего две камеры в студии – картинку по большому счету перебить и нечем. Ассистент мой, дурак, от смеха киснуть стал, в конвульсиях корчится. Я мигом переключаюсь на камеру, которая «крупняк» снимает, чтобы стол из кадра ушел. И вовремя. Кот на стол прямо перед секретарем обкома прыгнул – и ходит. Глава области как говорил, так и говорит, умел мужик удар держать. А котяра задницей к камере повернулся, своим хозяйством светит. Но это уже только я на своем рабочем мониторе в аппаратной вижу на картинке с панорамной камеры, которую от эфира отключил. А на эфирном мониторе, для телезрителя – крупно лицо первого секретаря, ни один мускул на нем не дрогнет, грамотно пургу свою чиновник гонит. Ну, думаю, скотина хвостатая, не понимаешь, что тебя уже нет в эфире, рисуешься. Я бегом из аппаратной в студию, и на четвереньках, чтобы случайно в кадр не попасть, к столу ползу; подполз, этого кота за загривок схватил – и назад по-пластунски. В коридоре этого поганца в стену как запустил, только шерсть с него полетела вместе с блохами. Вздохнул я с облегчением, думаю, зритель особо и заметить не успел, я же мгновенно среагировал. Ну, увидели, как что-то у стола в углу кадра в расфокусе замаячило – это когда кот появился; но толком, наверное, еще не поняли, что это именно кот.
Возвращаюсь я в аппаратную. Ассистент мой уже не смеется, белее мелованной бумаги сидит и телефонную трубку в руке держит, а на другом конце провода председатель нашего областного телевидения нас страшным матом кроет, расстрелом грозит. Оказывается, мой дурак-ассистент так смеялся, когда я в студии по-пластунски ползал, что головой на пульт упал и лбом своим тупым кнопку задел, и ту самую панорамную камеру, которую я отключил, снова в эфир вывел. И вот по всей области в прам-тайм зрители смотрели, как я на карачках к столу ползу, кота из-под носа у первого секретаря за загривок хватаю. Выступающий делает вид, что ни хрена не замечает, и с умным видом правильные вещи бубнит о политике родной коммунистической партии. А я с царапающимся, шипящим котом в руке, извиваясь ужом, уползаю из кадра. Вот тогда наш председатель телерадиокомитета до моего ассистента и прозвонился. Вот тогда мой помощник и перестал смеяться.
– И что с вами за это сделали? – поинтересовалась практикантка; она уже другими глазами смотрела на котика, дефилирующего по противоположной стороне улицы.
– Выговором по партийной линии счастливо отделался... – Режиссер в цветастых шортах сплюнул на сухой асфальт. – Времена уже новые наступали. Да еще повезло, что ассистент мой был сынком одного из неприкасаемых московских чиновников. Его специально к нам в провинцию по распределению папашка услал, чтобы тот потом мог карьеру в столице сделать по комсомольской линии. Теперь мой тупой ассистент, бывший комсомолец, в число двухсот богатейших людей России входит. Тут у нас продвижение по службе быстро шло. Он вовремя в столицу вернулся и успел свою долю государственного пирога прихватить... Ладно, пошли к эфиру готовиться.
Режиссер повесил себе на ухо гарнитуру для связи с оператором, уже находящимся в здании, и поднялся в просторный кунг ПТС.
На другом конце площади у разборной сцены для проведения концертов примостился в мертвой зоне для камер наблюдения, установленных на Белом доме, мощный мотоцикл. Возле него на помосте сидели, свесив ноги, мужчина-байкер и его спутница. И он, и она в одинаковых солнцезащитных очках, хотя солнце уже скрылось за горизонтом, и в шлемах. Байкер попивал морковный сок из пластиковой бутылки, а молодая женщина глотала минералку.