Отрок. Женское оружие - Евгений Красницкий

А как ее Алексей понял! Как сказал: „Женщина же, истинная ЖЕНЩИНА, боевая подруга, прикрывающая спину воина, — тоже сама по себе оружие, но совсем другое“. Господи, мне ведь и в голову раньше ничего подобного не приходило. Да и не могло прийти. Это Леше об оружии многое известно, может, вообще все, а что мы, бабы, об этом знаем? „Притягивающее и завораживающее, лишающее разума и осторожности?“ Хотя, если подумать…»

Анна рывком села на постели, сна ни в одном глазу.

«Мы ведь не тело поражаем, но разум пленяем. Тут никакое железо не поможет, а вот внешность, взгляды, движения, слова… Да, это тоже важно, но самое главное — это разум, НАШ разум. Без него ни внешности, ни слов, ни поведения нужного не будет. Но и одним только разумом не обойтись — не станешь каждое движение и каждый взгляд заранее обдумывать, невозможно это! Здесь только чувства помочь могут, подсказать, чем именно воспользоваться, чтобы противника поразить. Противника или противницу? Ну мы и между собой тоже войны ведем, да такие, что мужам не снились. И неважно, что они бескровные. Бескровные-то раны дольше затягиваются… бывает, что и всю жизнь болят. Душу доспехом не прикроешь…

Душу — да, а тело? Если у нас есть свое оружие, то должна быть и защита, тоже наша, женская. У мужей от нас защита есть — Леша тогда сказал: „Опыт и здравомыслие. Холодный рассудок, если угодно“. А каков наш доспех, защищающий от мужского оружия — от острого железа? Платья? Нет, это лишь часть внешности, да и то, если зреть в корень, не самая важная, значит, тоже часть оружия. Что же тогда?»

Устраиваясь поудобнее, Анна подтянула колени к груди, обхватила их руками, привалилась спиной к поднятой подушке и замерла, уставившись в светлеющее окошко.

«Надо же, интересно-то как! Доспех защищает плоть от острого железа. А что не дает мужам поднять оружие на женщину? Слабость и беззащитность? Да — не только прикоснуться лезвием к плоти, но и просто поднять оружие на женщину. Положим, слабость в нас часто видимая… во всяком случае, в некоторых из нас, да и беззащитность тоже. Ну и ладно, чем больше мужи в нашей слабости и беззащитности уверены, тем прочнее наш доспех.

Господи, да если так на нашу жизнь посмотреть… как же все сразу в ином виде предстает! Есть, есть в Ратном женщины в прочных доспехах и женским оружием прекрасно владеющие! Одна Варвара чего стоит… И вовсе не обязательно это жена ратника должна быть, есть и жены обозников. Но иначе как ратницами их и не назовешь. Или вот еще было в давние времена слово „поляница“. Да… А есть и обозницы. Не потому, что мужья у них обозники — хоть ратники, хоть десятники… да хоть сотники, свою суть за мужем не спрячешь. Дуры, лентяйки, неумехи, неряхи — вот они-то и есть настоящие обозницы, обуза и для мужей, и для сотни. Ох!

Это что же получается: в том, что Ратнинская сотня постепенно слабеет, есть доля и женской вины? Выходит, есть. Такие вот обозницы и для мужей как камень на шее, и сыновей своих такими же вырастят… Да и дочери у них не лучше. Ну да это дело известное: хочешь жену справную, присмотрись к ее матери. Отроков-то наших через полтора-два года женить надо будет, вот мы и посмотрим… Обозницы — не по чину, а по сути своей — нам тут без надобности!

Ой, а Андрей-то! Он же воин до мозга костей, второго такого не сразу и найдешь. Он в Арине женщину-воина увидел — ратницу! Равную себе, но в женской ипостаси! Нашел-таки наконец себе под стать, может, даже и вовсе не знал, что такие бывают!

Нет, что-то здесь не так. Зачем нужны все эти доспехи и оружие, если главного нет — любви? Она же сильнее всего — любого острого железа, любой брони, крепостных стен… Вот оно! Господи, неужели угадала? Крепость это! Любовь — женская крепость, которую ни силой, ни угрозой, ни подкупом взять невозможно. Только сама женщина может кого-то в эту крепость допустить — даровать израненному и изможденному воину покой, ласку, любовь за неприступными для других стенами! А он… а он в ответ готов защищать эту крепость до последнего вздоха!

Значит, Андрей, бродивший столько лет бесприютным, пришел-таки к воротам Арининой крепости, и его там приняли, впустили и обласкали… Нет, пока только дали надежду, указали вход, но он и за одну только эту надежду готов жизнь положить! А Алексей? Лешенька — истерзанный, израненный… не шел — полз, продирался к воротам моей крепости! Добрался из последних сил, на одних только остатках воли. А я ему тем рушником знать дала, что ждут его в этой крепости, что не кончилась для него жизнь — начинается заново, ибо ему есть теперь что защищать и беречь.

И батюшка Корней… Господи, столько лет… Мало ли, что сотник, мало ли, что глава всему, а тоже ведь неприкаянным в пустыне обретался — вне хранительных стен Любви. А я-то на Листвяну… Она же его, считай, к новой жизни возродила. И сама возродилась, ведь чую я, что тяготится Перваком, отринуть его желает. Еще бы — достойный муж в стены ее крепости пришел. Именно что достойный! Иные хитростью или через жалость женскую в наши крепости проникают, да и живут потом там, аки трутни в улье… а есть и такие, что за доблесть для себя почитают как можно больше таких крепостей покорить… Ну правду сказать, и крепости такие встречаются… вроде постоялого двора на проезжей дороге — ворота настежь. Бог им судья.

Зато теперь понятно становится, чему мне девиц учить надо: женским оружием овладевать, женским доспехом прикрываться, стены женской крепости возводить. Не рано им? Нет, не рано, пока эти стены поднимутся, немало времени пройдет. Как раз они и научатся отличать достойных мужей. Глядишь, и не придется им, как мне, шишки набивать, крепость свою отстраивая. Да я ради одного этого сама в лепешку расшибусь и дурочек этих наизнанку выверну и в узел завяжу. Пусть лучше они сейчас у меня на учебе от усталости или досады рыдают, чем потом жизнь заставит их слезы лить.

Да уж, боярыня, вешаешь ты себе камень на шею… Легко сказать — женским оружием овладевать… Знать бы еще, чему учить надо, да и как учить — тоже. И ведь не посоветуешься ни с кем. Погоди, погоди, как это — ни с кем? А Арина? Сама же только что вспоминала, как она женскими премудростями пользовалась — чем она тебе, матушка, не наставница? И чего же я тогда голову ломаю? Вот и посмотрю, способна ли она с девками моими управиться. Если получится — половину забот с меня снимет, да и подсказать что-то наверняка сможет, ее тоже когда-то бабка учила, не забыла же она эту науку. Ну и меня в свое время учили — и матушка, и свекровь, царствие им небесное… да и не только они. Все вспомним, до последней мелочи на свет божий вытащим и к делу приспособим.