Сэндвич с пеплом и фазаном - Алан Брэдли

– Первая жена. Франческа. Исчезла.

Исчезла? Как Брейзеноуз? Как ле Маршан? Как Коллингсвуд?

Едва ли это вероятно. Неужели женская академия мисс Бодикот – последняя остановка на пути к забвению?

Я вытянула руку, согнула ее в локте и просигналила Гремли «стоп». Но она меня проигнорировала.

– Не могу! – выдохнула она, в очередной раз проносясь мимо. – Сто кругов в наказание до обеда.

Я снова терпеливо подождала, когда она сделает круг.

– За отрыжку во время проповеди! – завопила она, и за этими словами последовало лошадиное ржание, повисшее за ней в воздухе, словно длинный, хлопающий на ветру шарф.

Чистое неповиновение.

Думаю, что именно это заставило меня немедленно бросить вызов мисс Фолторн. В конце концов, что они мне сделают?

В воскресный день женская академия мисс Бодикот напоминала викторианское кладбище – например, Хайгейт в Лондоне, если не считать, конечно же, надгробья. Неестественная тишина окутывала это место черной пеленой, как будто малейший звук был смертным грехом. Даже стены и пол, казалось, хотят, чтобы их оставили в покое, – словно я незваный гость.

Я медленно шла по галерее выпускниц, уголком глаза посматривая на портреты в черных рамках. Прямой взгляд казался кощунством.

Но вот Харриет в ее траурной рамке. Я на миг остановилась, медленно прикоснулась пальцами сначала к губам, потом к ней.

Ей приятно?

Я не могла понять. В этом заключается сложность быть дочерью умершей женщины.

Чуть дальше – раньше я ее не замечала – висела Брейзеноуз-старшая, Кларисса. Я узнала ее только потому, что ее имя было выгравировано на маленькой серебряной табличке внизу рамки.

Она была мало похожа на свою младшую сестру. Если не смотреть внимательно, и не заметишь.

Я втянула воздух.

На шее Клариссы висел медальон святого Михаила: тот же самый серебряный архангел с поднятыми крыльями, который в этот самый момент был спрятан в моем кармане.

Я вытащила его и сравнила с фотографией. Никаких сомнений. Несмотря на то, что он оплавился, видно было, что они идентичны.

По моей спине побежали мурашки. Должно быть, фотографию сделали в вечер ее исчезновения – и может быть, вечер ее смерти.

Она исчезла после бала.

Я замедлила шаги, приблизившись к кабинету мисс Фолторн.

«Последний шанс для отступления, – подумала я. – Последний шанс не будить лихо».

В жизни порой приходится делать выбор, после которого нельзя ничего изменить; после которого мир никогда не будет прежним.

Вот он, тот миг, когда ты еще можешь уйти, но если ты так поступишь, ты никогда не узнаешь, что могло бы случиться. Святой Павел по дороге в Дамаск мог заполучить солнечный удар, к примеру, и мир был бы другим местом. Адмирал лорд Нельсон во время битвы при Трафальгаре мог решить, что враг превосходит его количеством, и сбежать под полными парусами.

Я пару секунд размышляла над этими двумя примерами, а затем постучала в дверь мисс Фолторн. Гулкий стук костяшками пальцев по дереву зловещим эхом отозвался от безразличных стен.

Ответа не было, и я снова постучала.

Я уже была готова уйти (к черту святого Павла и адмирала лорда Нельсона), когда раздался голос:

– Входите.

Я ухватилась за холодную дверную ручку, повернула ее, сделала глубокий вдох и вошла в кабинет директрисы.

Мисс Фолторн казалась просто черным силуэтом на фоне яркого окна. Мои привыкшие к сумраку глаза не могли смотреть прямо на нее из-за ослепляющего света. Но я заметила, что у нее влажные глаза.

Как странно. Она была в полном порядке, когда два часа назад мы шли на воскресную службу. Она что, подхватила простуду в каменном мешке церкви?

Она положила бумажный сверток в ящик стола и закрыла его со стуком.

Я неуклюже стояла на одном месте, пока она наконец не сказала:

– Пожалуйста, садись.

Она начала перекладывать папки и красные ручки на столе, и я догадалась, что она пытается овладеть собой.

Но что случилось?

Я ждала, пока она спросит меня о цели моего прихода, но она ничего не говорила, и молчание затягивалось.

– Ну? – наконец произнесла она некоторое время спустя, и это было все.

Я едва верила своим ушам. Это все равно что капитан «Королевы Елизаветы» пригласил вас на мостик и предложил взять штурвал. Неслыханно.

В любом разговоре со взрослыми двенадцатилетняя девочка находится в заведомо слабой позиции. Карты розданы не в ее пользу, и только дурочка будет считать иначе.

И все же вот она, ужасная мисс Фолторн, передает мне управление разговором, не моргнув и глазом. Как я уже сказала, неслыханно.

Что ж, я не упущу такую возможность. Она может никогда больше не представиться.

– Мисс Рейнсмит, – произнесла я. – Первая – Франческа.

Мисс Фолторн не потрудилась скрыть свое изумление.

– Ты действительно выполнила свое домашнее задание, не так ли? – В ее голосе звучали усталость и смирение. Она вытащила из рукава на удивление большой носовой платок, больше подходящий рабочему, и промокнула глаза, словно удаляя соринку. Но она меня не провела.

– Бедная Франческа. Это была трагедия. Ужасная трагедия.

Глазами я умоляла ее продолжать.

– Она утонула. Выпала за борт во время полуночного круиза.

– О боже! – воскликнула я. Это бессмысленная фраза, которую я терпеть не могу в других людях, и я была разочарована от того, что эти слащавые слова вырвались из моего рта. Я попыталась исправить свою оплошность. – Меня заставили поверить, что она исчезла.

«Заставили поверить» – умная фраза: ход в шахматной игре. Она предполагает, что в моей ошибке виноват кто-то другой.

– Полагаю, в некотором роде так и есть, – ответила мисс Фолторн. – Ее тело так и не нашли. Ужасная трагедия. Райерсон – имею в виду, доктор Рейнсмит – был совершенно уничтожен.

Пфуй! – я мысленно сплюнула. Он явно не был настолько уничтожен, чтобы не поскакать к алтарю с жуткой Дорси, когда останки жены номер один еще не упокоились на дне.

Она заметила выражение моего лица.

– Печаль принимает разные формы, Флавия, – спокойно произнесла она. – Я полагала, к настоящему моменту ты должна была это понимать.

Разумеется, она права, и я приняла этот заслуженный удар в сердце.

– Дорси была его протеже. Она оказалась столпом силы, на который он оперся в своем горе.

Столп силы, как однажды сказала Даффи, – это приятные слова, описывающие чрезвычайно властного человека, но я сумела удержать эту мысль при себе.

– Трагедия, – повторила мисс Фолторн, и я в первый раз пришла к мысли, что она говорит искренне.

В то же время в моем мозгу медленно формировалось понимание, что в уравнение следует добавить еще один труп.

Я полагала – во всяком случае, до недавнего времени, – что обугленный труп в камине принадлежал либо Клариссе Брейзеноуз, либо пропавшей ле Маршан… либо Уэнтворт.

Теперь появилась другая возможность, и весьма интригующая к тому же.

Мои нервы были на грани, потому что я подскочила на стуле, когда в дверь постучали и в кабинет просунулась голова Фицгиббон.

– Прошу прощения, мисс Фолторн, – сказала она. – Но Вениринги приехали за Шарлоттой.

Шарлотта Вениринг – бледная плаксивая моль из третьего класса, которая, как о ней говорили, «не преуспевала» в женской академии мисс Бодикот, и по просьбе родителей ее отсылали домой. Быть НП, как это называлось, по мнению девочек означало, что ее изгоняют с позором, и унылый субъект обычно уезжал из академии под покровом ночи навстречу сомнительному будущему.

– Спасибо, Фицгиббон, – отозвалась мисс Фолторн. – Сопроводи их в «святую Урсулу». Я сейчас приду.

С быстрым кивком Фицгиббон скрылась из глаз. Мисс Фолторн медленно поднялась.

– Столп силы, – повторила она, и я поняла, что она имеет в виду Дорси Рейнсмит.

Внезапно она спросила:

– Ты закончила сочинение об Уильяме Палмере? Имей в виду, я не забыла об этом.

– Нет, мисс Фолторн, – ответила я.

У меня не хватило смелости – или других требуемых качеств – признаться, что, если не считать заметок, в которые сунула нос Джумбо, я даже не приступала.

– Что ж, время истекает, – задумчиво произнесла она. – Может, ты захочешь поработать над ним до моего возвращения. Ты можешь сесть за мой стол.

– Да, мисс Фолторн, – послушно сказала я.

Я подождала, пока в коридоре не стихли ее шаги, и устроилась в ее вращающемся кресле.

Так-так, в какой ящик она убрала бумаги?

Ах да, вот они. Второй ящик снизу. Я развернула сверток на столе. Розовая бумага, черные заголовки. Вчерашний выпуск газеты.

Там была фотография вышеупомянутого Скрупа, стоящего на ступеньках здания, по-видимому, суда, с записной книжкой в руке и карандашом наготове.