Мамай. История «антигероя» в истории - Роман Почекаев

В романе В. Лебедева высказывается даже подозрение в том, что Мамай в свое время «услал на тот свет» ханов Джанибека и Бердибека![582] Образ Мамая, созданный писателем, не может вызвать симпатии к эмиру: «…черные немигающие щели глаз, над которыми белесыми брызгами ковыля косо вскинулись короткие жесткие брови. Губы его были сжаты, и от этого узкие черные усы казались потерянными меж коротким сплюснутым носом и исчезнувшей, втянутой верхней губой. На подбородке была оставлена крохотная черная точка волос, небольшой островок чернел ниже подбородка. Эти черные пятна на круглом желтом лице перекликались с длинной, до переносья и узкой, в два пальца челкой, как у лошади делившей лоб. Великий темник, казалось, не столько слушает, сколько принюхивается… так напряженно он вытянул короткую шею над мощными плечами, так недвижно были уставлены… черные печурки ноздрей».[583] Вслед за многими историками-специалистами В. Лебедев считает, что на р. Пьяне нижегородские войска были разбиты Арап-шой (т. е. Арабшахом), состоявшим на службе у Мамая.[584]

М. Рапов характеризует Мамая как «шайтана», который «ханом распоряжается как своим данником», а затем этого хана «не то отравили, не то каким другим способом в рай отправили», а сам бекляри-бек представлен совершенно неуравновешенным человеком, который то беснуется и кричит на эмиров, то злобно шутит, издеваясь над вассалами.[585]

Известный советский историк и популяризатор истории В.В. Каргалов посвятил предыстории Куликовской битвы небольшую повесть «Последняя ошибка Мамая». Интересно отметить, что он попытался придать образу Мамая даже какие-то «человеческие» черты — так, например, описанный им Мамай питает необъяснимую слабость к своему старому слуге, которому прощает даже неприятную правду, сказанную ему в глаза.[586] Однако и эта человеческая черта представлена как проявление капризного характера Мамая, органично вписываясь в немалое количество других его отрицательных черт — высокомерие, вспыльчивость и, самое главное, конечно, враждебность Золотой Орды, представляемой и олицетворяемой Мамаем, по отношению к Руси![587]

Особое место могли бы занять в этой череде произведений циклы исторических романов «Русь и Орда» М.Д. Каратеева (эпохе Мамая посвящены романы «Карач-мурза» и «Богатыри проснулись») и «Государи Московские» Д.М. Балашова (Мамай является персонажем романов «Ветер времени», «Отречение» и «Святая Русь»). Особенность этих произведений заключается в том, что их авторы придерживались «евразийской» ориентации и зачастую были склонны отходить от хрестоматийного противостояния Руси и Орды, находить в их взаимодействии положительные последствия; в частности, Д.М. Балашов прямо опирается на работы Л.Н. Гумилева. Знакомство с их произведениями, в которых Мамай является действующим лицом, показывает, что положительное отношение авторов к Золотой Орде ни в коей мере не распространяется на самого бекляри-бека! По-видимому, слишком уж устойчивым оказался его стереотип как врага и злодея. Тот факт, что М.Д. Каратеев создавал свои романы в эмиграции, ничего не меняет — ведь эмигрантские историки также в полной мере разделяли стереотип о Мамае как враге Руси.

В результате в романе М.Д. Каратеева Дмитрий Донской думает о Мамае, глядя на него: «И вот этакая мразь завладела Ордою и ныне тщится повелевать Русью», у самого Мамая «вид… и впрямь был далеко не величественный. Он это понимал и сам, а поэтому убожество своей наружности старался восполнить внешним великолепием и богатством наряда… Но ни высокие каблуки… ни пышно вздыбленная чалма, из-под которой выглядывало сморщенное личико с приплюснутым обезьяньим носом и с жидкими сосульками седеющих усов, — не были в состоянии скрыть его малого роста, а нарочито просторный, сверкающий драгоценностями халат, только лишь пока эмир сидел, не позволял заметить, что левое плечо у него гораздо шире правого».[588] Мамай постоянно гневается, стучит «детски маленьким кулачком», угрожает, а также «имеет обыкновение все свои неудачные действия сваливать на хана, именем которого он правил».[589] Описывая обстоятельства смерти Мамая, М.Д. Каратеев повторяет версию об убийстве бекляри-бека генуэзцами Кафы, которые, во-первых, пожелали выслужиться перед Токтамы-шем, а во-вторых — прельстились «несметными сокровищами Мамая, — итогами двадцатилетнего ограбления Руси, — которые он привез с собою в Кафу».[590] Д.М. Балашов, в свою очередь, повторяет созданный Л.Н. Гумилевым миф о вражде Мамая (как потомка Сача-бэки) к Чингизидам[591] и пишет, например: «Мамай, пыжась и кутая руки в рукава, озирает троих рослых русичей», «Мамай предложил за неслыханную сумму вернуть ярлык князю Дмитрию. Мамай не думал при этом, что совершает подлость…» и т. д.[592]

Таким образом, современная художественная историческая беллетристика представляет собой весьма интересный и специфический источник, подтверждающий, что образ Мамая как антигероя оказался весьма убедительным и широко распространенным. Писатели опирались на тенденциозные сочинения средневековых публицистов и историков более позднего времени, одновременно высказывая и отношение к Мамаю, распространенное среди своих современников. Их произведения (как уже отмечалось выше, нередко очень талантливые!), в свою очередь, становились источником, на основе которого формировалось отношение к Мамаю у многочисленной читательской аудитории, представители которой гораздо чаще обращались к художественной литературе, чем к историческим источникам и исследованиям.

В результате значительная часть населения Российской империи, СССР, современной России прекрасно знает имя Мамая — злейшего врага Руси. И знает его не по летописям или даже научно-исследовательским трудам, а по легко читаемым художественным произведениям, авторы которых сумели создать яркие, запоминающиеся и весьма правдоподобные образы, в том числе и образ Мамая, который выглядит довольно безликим в труднодоступных и сложных для понимания средневековых источниках или сухих исследовательских работах.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ.

АНТИ-МИФ: АРХЕОЛОГИЯ, НУМИЗМАТИКА И ТОПОНИМИКА

О погребении Мамая

Выше мы уже не раз отмечали, что многие мифы о Мамае выглядят логично, обоснованно и, как следствие, правдоподобно. Их создателям удалось достичь правдоподобия благодаря тому, что они ссылались на источники и лишь истолковывали их по-своему.

Однако есть ряд источников, которые не допускают альтернативных толкований — это данные археологии, нумизматики и других специальных исторических дисциплин. Именно поэтому создатели мифов благоразумно «забывают» об этих источниках — ведь подробное ознакомление с ними существенно подорвет (если не полностью развеет) многовековые мифы. Не стали в этом плане исключением и источники о Мамае.

Вернемся к вопросу о его могиле, обнаруженной в середине 1990-х гг. российскими археологами на Крымском полуострове, в окрестностях города Старый Крым. Еще В.Д. Смирнов в XIX в. упоминал, что этот могильный холм известен среди местного населения как Шах-Мамай, и вполне однозначно связывал его с именем Мамая.[593]

Вот как описывает могилу Мамая петербургский археолог М.Г. Крамаровский, исследовавший ее: «Это захоронение, весьма заурядное с точки зрения мусульманского погребального обряда (безынвентарное, с поворотом лица погребенного на юг, в сторону кыблы, руки вытянуты вдоль тела), привлекло наше внимание не только устройством домовины, но и размерами погребальной ямы. Ее длина достигала 2,9 м, ширина в голове — 1,4 м, в ногах — 1,1 м. Казалось бы, такая могила предназначалась для гиганта или весьма рослого человека. Напротив, рост усопшего не превышал 150 см. Им оказался мужчина около 50 лет с хорошо развитым плечевым поясом…».[594]

Специфические аспекты чисто археологического характера нас в данном случае особенно не интересуют. Для нас важно другое: могила известна как принадлежавшая Мамаю: предания о ней были распространены среди местного населения, да и сам холм ассоциировался с именем бекляри-бека.[595] Кроме того, важен и факт погребения, соответствующего рангу погребенного — племенного вождя или видного сановника.

Это позволяет сделать вывод, что Мамай, по всей видимости, не воспринимался победителями (сторонниками Токтамыша, умертвившими бекляри-бека) как олицетворение зла, узурпатор, претендовавший на трон или стремившийся уничтожить Золотую Орду. В противном случае его останки разделили бы судьбу, постигшую других врагов ханов-Чингизидов.