Тайна переписки - Валентин Маслюков

Сюда он хотел попасть и здесь стоял, ощупывая в карманах связки ключей.

По обеим сторонам коридора тянулись номера, дальше за лифтами, напротив главной лестницы находился невидимый Саше пост. Там, возможно, дежурила горничная. А может быть, ее не было. Или она спала. Это уже нельзя было предугадать. Оставались последние двадцать шагов.

Возле шестьсот четырнадцатого номера он повернулся спиной к лифтам и к посту, где, возможно, спала горничная, стараясь не звякнуть, потянул из кармана связку ключей. Потом, не закончив это дело, тронул ручку, нажал — дверь отворилась.

Несколько мгновений Саша стоял в бездействии, пытаясь сообразить, что это значит.

Это походило на западню.

Можно было, однако, ломать голову сколько угодно и ни до чего не додуматься. Он бросил косой взгляд вдоль коридора и скользнул в темноту.

Так или иначе, дверь отворилась, и Саша оказался в конторе Трескина. Это обстоятельство нельзя было подвергнуть сомнению, но это-то и представлялось самым невероятным! Он сделал все, что задумал, и в полчетвертого ночи, в точно назначенное время очутился в конторе Трескина.

Явственно рисовалось белесое окно. Саша нашарил выключатель — при ярко вспыхнувшем свете он увидел, что в конторе погуляли. На столе секретарши стояли пустые бутылки, тарелки с объедками, валялись вилки, какие-то сальные обертки, колбасная шелуха, крошки и недоеденный торт. Грязная тарелка с окурками воняла на подоконнике. На зеленом ковровом покрытии пола расползлось влажное пятно. Въедливый запах сигаретного дыма и спиртной дух.

Осмотревшись, Саша присел возле Аллочкиного стола и с ощущением легкой брезгливости выдвинул ящик — там лежала помада, тени, маникюрный набор, какие-то целлофановые пакеты, сквозь которые просвечивали шерсть и капрон. Яркие коробки. В ящике пахло духами и все равно дымом. Саша заглянул сюда, заглянул туда, но всерьез за поиски не принимался. Начинать все же следовало с кабинета Трескина.

Полагая, что и эта дверь не будет для него препятствием, Саша толкнул ее и включил свет.

На большом столе Трескина во всю его длину лежал человек.

И на диванчике, подобрав ноги, лежал человек.

Тот, который на диванчике, была женщина. Она спала.

А который на столе не спал.

Он смотрел на Сашу.

Он вытянулся в праздной позе, уместной более на пляже, чем на столе, подсунул под голову несколько папок и подложил руки.

— А я думаю, что это там шебуршится? — произнес человек. Тот, что на столе. Та, что на диванчике, продолжала спать. — Чего это ты колобродишь ни свет ни заря?

Если у Саши и был ответ, он его не сказал.

— Выпить есть? — спросил он вместо того.

— Посмотрим, — откликнулся человек и попытался сесть. После нескольких попыток он справился с головокружением и, упершись руками в стол, устроился более или менее устойчиво.

Это был ладный чернявый парень. Отяжелевшие с перепоя черты лица старили его, наверное, лет на десять. Саша подумал уж было удалиться, чтобы не беспокоить лишний раз хлопца, но, оказывается, несмотря на крайнюю задумчивость, парнишка материального мира в своих блужданиях духа не покидал.

— Сейчас дам, — забормотал он, подметив попятное движение Саши, и оглушительно рявкнул: — Нинка, Нинка, смотри, кто пришел!

Нинка мотнула толстой пяткой — колготки там были продраны — и невнятно матюгнулась, не размыкая веки.

— Найдем, — утешил Сашу парнишка, а затем добавил: — Я тебя знаю, ты писатель. За это сейчас и выпьем.

Получается, он Сашу и в самом деле знал, видел когда-то в конторе, а вот Саша, напротив, не понимал, с кем имеет дело.

— Ты писатель, — продолжал шебутной парнишка. — А я вице-президент. Кто больше?

— Вице-президент, — наугад сказал Саша.

— Дурак. Трескин всех больше. За это и выпьем. — Он еще подумал, по-пьяному скривил губы и, качнувшись, внес важное уточнение: — Писатель ты дерьмовый.

Саша не брался спорить ни по существу, ни по форме высказывания.

— Дерьмовый писатель… да… А я дерьмовый вице-президент. Кто из нас дерьмовее?

— Трескин? — ступил Саша на протоптанную дорожку.

— Дурак. Я самый дерьмовый. Жора меня зовут. Самый дерьмовый я.

Опять Саша не стал спорить, хотя нельзя исключить, что на этот раз его возражения были бы приняты благосклонно.

— Ты писатель, а я четвертый день уже как вице-президент. Кому из нас лучше? — проявляя необычайную любознательность, не унимался Жора.

— Обоим плохо.

— Правильно! — удивился Жора. — Правильно, — повторил он, ошарашенный остроумием собеседника. — Правильно, Александер. Можно я буду звать тебя Александер? Александер — это красиво. И заметь: длиннее, чем Александр. А чем длиннее, тем больше уважения.

Решившись после стольких рассуждений отправиться на поиски обещанного спиртного, Жора поднял с пола темную бутылку, поболтал и пренебрежительно отставил, полез в платяной шкаф. Порывисто распахнув дверцы, одну и другую, он повел рукой:

— Джин, бренди, водка, коньяк?

Под пустыми вешалками на дне шкафа теснились разномерные бутылки.

— Водка, — сказал Саша из скромности.

Жора беспрекословно достал водку, впрочем, уже початую, отыскал два пользованных стакана и честно налил обоим.

— Выпьем, уважаемый Александер. Сегодня у нас с тобой маленький праздник: я проиграл пари.

— Праздник или поминки? — пытался сострить Саша, стараясь подладиться под игривый тон аборигена.

— Праздник, — возразил Жора. — Ведь это то самое пари, которое ты выиграл.

Раздвинув губы в похожей на оскал незаконченной, застылой улыбке, Жора ждал, что гость спросит «какое пари»? Саша не спросил.

— Выпьем, — сказал он.

Выпили, не вспоминая закуску.

— Ты писатель… — начал Жора, возвращаясь как будто на прежний круг.

— А ты вице-президент, — подхватил Саша.

Жора досадливо его остановил:

— Ты писатель, — с нажимом повторил он, настаивая на ином смысле сказанного. — Я читал твои письма. Алка показывала.

Они посмотрели друг на друга, меряясь взглядом, словно в словах Жоры заключалось нечто такое, что побуждало их хорохориться. Снова Саша не стал переспрашивать, и Жора резко переменился:

— Ты зачем пришел?

Он не шутил. И Саша тоже не стал шутить.

— Я хочу ее видеть. Адрес ее хотел найти у Трескина.

— Не ищи, — сказал Жора. — Люда Арабей. Вот, двести метров спуститься от гостиницы — проектный институт. Седьмой этаж… комнату забыл, не важно. Спросишь Люду Арабей. Девочка архитектор. Люда Арабей. Запомнишь?

— Запомню.

— Седьмой этаж. Архитектор, зодчий то есть. Девочка. Славная девочка. Люда Арабей. Не забудь. А-ра-бей. Люда. Людочка. Людмила. Люся, если хочешь.

Саша слушал внимательно, но ничего не пытался уточнить.

— Спасибо, я тогда пойду, — скромно сказал он.

— Как? — с театральным изумлением встрепенулся Жора. — А душа? Душу мою ты так и не понял. Нет, садись!

Женщина на диванчике измученно и протяжно вздохнула, ворочаясь так, будто совершала тяжкую, невыносимо нудную работу. Она спала, не раздеваясь, в джинсовом костюме: объемистая юбка и куртка с нашивками. Неудобно ей было на диванчике, слишком коротком и узком, жалобно поскуливая, она сучила ногами. Саша подумал, что хорошо было бы поставить ей под ноги стул. Однако не сделал этого.

Он старался не пить, поднимал лишь к губам стакан и прислушивался вполуха к болтовне Жоры, подгадывая момент улизнуть.

— …Чтобы на себя не тянули, — самозабвенно долдонил Жора, — соблазн большой — он обещает тебе процент от прибыли, процент от сделки, которую ты заключаешь от лица фирмы. Но не было еще человека, который бы уцелел, когда напомнил ему об этом проценте. Я напомнил. А прибыль, Саша, это священная корова, покушений на прибыль Трескин не прощает…

— Ты вице-президент, — рассеянно возразил Саша.

— Верный признак, что Трескин скоро уволит. Примета такая. Тем более, что фирма накануне банкротства. А если фирма накануне банкротства, значит, Трескин сорвал большой куш. Сечешь?

— Сколько ты получаешь?

— Коммерческая тайна! — прошипел Жора, прикладывая к губам палец. — Но я вижу, душа моя — не слишком увлекательный предмет для тебя.

— Я в этом ничего не понимаю, — возразил Саша, имея в виду не душу, но коммерческие тайны. Нельзя исключить, впрочем, что он не понимал ни того, ни другого.

— Ну иди. Иди, раз не понимаешь. Приятно встретить непонимающего человека. Порядком поднадоели те, которые слишком уж хорошо все понимают, — сказал Жора, имея в виду сразу и душу, и коммерческие тайны. — Иди, раз неймется. Как ты сюда попал?

— По балконам, — признался Саша. — По балконам, — он кивнул, показывая, с какой стороны.

А Жора, видимо, не считал нужным удивляться даже из вежливости.