С тобой моя тревога - Константин Волков

Дорофеев положил трубку.

— Слыхали? Работает Лихова! Все в порядке…

Помолчали. Наконец Дорофеев произнес задумчиво, имея в виду троих бывших воров:

— Пожалуй, прав был Мурад Гулямович, настояв на том, чтобы я их взял на завод. И в поселке, и на заводе тем более нет условий для рецидива. Среда не та! Если в этих условиях у Лиховой наметилось сердечное влечение, то можно надеяться, что больше не свихнется. Как вы думаете, мудрейший и добрейший Андрей Михайлович?

— Кто знает? — откликнулся тот. — Грисс — человек во всех отношениях незаурядный. Не знаю, стоит ли удивляться, почему он решил, что именно Ольга — та женщина, которая ему нужна… Что-то он в ней разглядел такое, чего не увидел в других.

— Может быть, его привлекла псевдоромантичность судьбы Лиховой? — предположил Сергей Петрович.

— Он для этого слишком цельный человек. После романтики полетов за звуковым барьером вряд ли бывшая воровка, как таковая, вскружит ему голову… А вам не кажется, Сергей Петрович, что мы из доброго побуждения по-стариковски начинаем перемывать косточки молодым?

— Нет, не кажется! Для Лиховой близость такого человека, как Грисс, может оказаться решающей. В ее становлении, я имею в виду. Так же, как любовная неудача может отшвырнуть ее назад, может дать ей повод подумать, что это логический исход для бывшей воровки. Ну, вроде того, что порядочные женятся на порядочных или еще что-то в этом роде…

— И Одинцов и Лихова — молодые. Из них еще можно сделать людей. А вот этот, третий…

— Дурнов, — подсказал Дорофеев.

— Да, он… Этот сложнее. Из него вряд ли что вылепишь. Не тот возраст, когда пересматривают жизненные позиции. Это все равно, что из резины пытаться лепить: пока мнешь — поддается, отпустил — опять в прежнем виде… Его заинтересовать может только покой, если он устал. А если нет? Вряд ли он может увлечься серьезно работой или женщиной.

Андрей Михайлович поднялся из глубокого кресла, Сергей Петрович помог ему надеть пальто, проводил за дверь.

В приемной сидел Одинцов.

— Вы ко мне, Одинцов?

— К вам, товарищ Дорофеев.

— Проходите.

…Иван получил вчера зарплату. Расписался в двух ведомостях: по нарядам и за работу в воскресный день. Он встал в очередь к столику, на котором в ящике из чьего-то письменного стола лежали пачки денег — рубли, трешницы, пятерки и десятки, а в жестянке из-под тахинной халвы — в одной куче серебро и медяки.

Можно было взять десятками, но Иван предпочел пятерки и трешницы. Пачка толще вроде…. Мелочь взять постеснялся. Не какой-нибудь он, Одинцов, крохобор, чтобы из жестянки монетки набирать!

— Хорошо заработал, — без зависти, уважительно отметил Зайцев, получавший деньги за Иваном.

Одинцов блеснул золотым зубом, подмигнул:

— На старые перевести, кусок без малого! А ты сколько, Петр?

— Семьдесят три… Если тебе не помогал бы варить — не натянул бы столько… А ты мелочь возьми, Иван. А то получится, будто кто-то сам себя обсчитал. Деньги в кассе останутся — кассир ведомость обратно не примет.

— Такой гордый наш кассир? — ухмыльнулся Одинцов, но послушался и отсчитал монетки. — Ладно, на автобус сгодятся…

Если бы по-хорошему, то, как понимал Одинцов, причитался с него магарыч в честь первой заработной платы (аванс в конце полумесяца не в счет). Пол-литра, а то и литровку водки. Тут бы после гудка и тяпнуть. Но на территории завода в магазинах нет ни водки, ни вина — кефир сплошной. А в поселке ребят не соберешь — разбегутся по квартирам, семьям, в вечерние школы и в техникум, во всякие кружки… Да и самому недосуг. К Ларисе ехать. Ни черта со старой традицией не получается. «Возьму пару бутылок в общежитие», — решил Иван, направляясь на свой участок.

По дороге он вынул из кармана деньги. Как все же убедить мать, что не ворованные они? Кто такую справку даст, чтоб поверила. Не ксиву, не подделку, а настоящую, с фиолетовой печатью круглой и законной подписью.

«А что если все же рискнуть, попросить в бухгалтерии? Или у самого директора? Он мужик вроде бы ничего, самостоятельный, поймет, что к чему в таком деле, как его, Ивана Одинцова!»

«Пойду к директору, — решил Иван. — Скажу все, как есть. Должен же человек войти в положение».

— Повесьте кепку на вешалку, — предложил Дорофеев Одинцову.

— Ничего, она не мешает.

— Так что у вас, Одинцов?.. Да, спасибо вам хочу сказать. Отлично заварили вы шестерню! Спасибо, здорово выручили!

— Ну, чего там. — Одинцов провел кепкой по лицу, будто стер пот. — Как получилось… А я вот зачем пришел… Справку бы мне надо. Бумажку какую ни на есть с печатью. Для матери надо! Деньги я ей послал прошлый раз. А она их не приняла! Вернула перевод. Думает, что из ворованных я ей… Написал, что работаю, — не верит!..

Дорофеев слушал, чуть склонив седеющую голову, внимательно смотрел в открытое «цыганское» лицо Одинцова, который говорил, глядя то на руки, теребившие серую в рубчик кепку, то на директора.

— Справку, говорите?

— Бумагу мне! С печатью! Чтобы чин чинарем, законную, значит! Напишите, что деньги я вот этими руками… Можете, товарищ директор?! — Он сунул кепчонку под мышку и выставил Дорофееву широкие ладони, на которых выделялись тонкие розовые полоски ожогов от раскаленных концов присадочных прутьев. — Не получается у меня с матерью без справки!..

«Какую же справку я тебе напишу, — размышлял Дорофеев. — Не давал я никогда таких бумаг. Разве письмо написать?»

— А если я письмо напишу, Одинцов?

— Не поверит! Надо, чтобы печать круглая и подпись. Письмо любой может… Мне письмо за полбанки Мокруха сочинит!

— Вы у матери один или еще дети есть?

— Один я у нее. Да и я вроде есть и вроде бы нет.

— Все поправимо, Одинцов…

— Спасибо на добром слове…

Дорофеев вспомнил только что состоявшийся разговор со старым большевиком. Вот и подтверждение тому, что в сознании Одинцова происходят какие-то сдвиги к лучшему, идет пересмотр жизненных позиций. Надо помочь утвердиться ему в новом человеческом качестве. Он подумал, что придется выдать такую справку.

— Сделаем справку, Одинцов! По всей форме: на заводском бланке. Подпишу я и, к примеру, главный бухгалтер. Годится?!

— Уж тут вроде должна поверить… Когда зайти?

— Сочиню и вызову. Завтра не поздно? К концу дня. Договорились?

— Договорились… Спасибо, граж… Извините, спасибо, товарищ директор!

— Забывайте, Одинцов, прошлое поскорее. Слово «гражданин» гордое, гордый смысл в нем заложен. А «товарищ» все же лучше, ближе нам… Идите.

Одинцов вышел.

Дорофеев соединился с редакцией многотиражной газеты.

— Кудреватый? Добрый день. Газета на завтра готова? Уже сверстана? А можно одну статейку небольшую тиснуть?.. Ничего, что переверстка. Зайдите, напишем вместе… Сейчас и зайдите. — Он положил трубку и нажал кнопку звонка в приемную.

В дверях показалась Ниночка.

— Возьмите блокнот, пожалуйста.

Ниночка вернулась с блокнотом, присела к краю длинного стола заседаний, положила блокнот, остро отточенный карандаш, приготовилась слушать шефа.

— Я готова, Сергей Петрович!

— Пишите… Приказ… Номер, дату… Сварщик ремонтно-механического цеха Одинцов Иван… Иван… отчество узнайте у Стародумова… в неприспособленных условиях для сложной работы, проявив высокую рабочую сознательность и смекалку, успешно справился… Успеваете?.. Успешно справился с ответственным заказом… тире… восстановил венцовую шестерню. В течение суток тов. Одинцов не покидал участка сварки, ведя наблюдение за температурным режимом и соблюдением правил противопожарной безопасности… точка… С красной строки… Приказываю… Пункт первый. За творческое отношение к делу и высокую рабочую сознательность объявить слесарю ремонтно-механического цеха тов. Одинцову благодарность. Пункт второй. Премировать Одинцова из фонда предприятия пятьюдесятью рублями… Написали?.. Пункт третий. Слесарю Зайцеву Петру, выполнявшему обязанности подручного сварщика при выполнении срочного и ответственного заказа, объявить благодарность. Все! Подпись.

— Все, Сергей Петрович?

— Отпечатайте и занесите… Если Кудреватый в приемной, пусть зайдет.

Вошел Кудреватый. В своем неизменно коричневом костюме с лоснящимися от типографской краски локтями. Еще издали он протянул для пожатия руку со следами краски на пальцах.

— Надо дать в рубрику соревнования статейку об Одинцове, — произнес директор, когда редактор сел в кресло. — Сейчас Нина занесет приказ. Подробности расскажет Зайцев. Он с ним работал. Только ни слова о прошлом Одинцова. Понимаете, о чем я говорю? Ни намека!.. Может, даже так сделайте. Дайте приказ в газете, а под приказом — заметку. Небольшую. Без обилия света и воздуха.

— Может, зарисовочку? — предложил Кудреватый.